Историческая роль этатизма
Экономист Олег Вьюгин о том, почему Россия всегда возвращается от рынка к гегемонии государстваРазговоры о перезапуске экономического роста в стране длятся уже не один год и ведутся на фоне затянувшейся стагнации. Статистические отчеты, которые мы читаем, то вселяют надежды о прохождении пресловутого «дна», то приносят разочарование – рост не возобновляется. Эти качели наблюдаются два последних года, при этом реальные доходы населения за этот период заметно сократились. В среднем же отечественная экономика не демонстрировала заметного роста в течение пяти последних лет. Благодаря росту цены барреля нефти в нынешнем году курс рубля укрепился и ожидания в производственном секторе несколько улучшились, оставаясь, однако, весьма скромными. Актуальные прогнозы экспертного сообщества и официальных властей в лучшем случае сулят отечественной экономике рост не выше 2% годовых.
Получается, что эффект скачка в рынок, принесший в первой декаде нулевых ощутимый рост экономической активности в стране, сегодня выдохся. Тем не менее в некоторых высказываниях официальных лиц слышны надежды, что, после того как бизнес приспособится к новой реальности, экономика вновь выйдет на траекторию устойчивого роста. На этот счет пока остаются большие сомнения. За практически пятилетней стагнацией экономического развития в нашей стране просматриваются проблемы системного характера, связанные с воссозданием неэффективной ролевой модели государства в экономических и общественных отношениях. Модель характеризуется слабостью государства как стратегического органа по выработке и реализации принятой обществом политики долгосрочного экономического развития. Она не обеспечивает устойчивую и продуктивную институциональную среду для предпринимательства. В рамках этой модели экономическая политика государства подвержена влиянию частных и корпоративных интересов, а само государство через свои институты и корпорации участвует в деформации конкурентных рынков. В результате рыночные свободы начинают преимущественно работать в интересах узких групп игроков, имеющих возможность извлекать коммерческую выгоду из «насилия» над справедливой конкуренцией.
В рамках таких отношений исполнительная бюрократия по разным объективным и субъективным мотивам получает возможность оказывать сильнейшее влияние на хозяйствующие субъекты конкурентного рынка, ставит бизнес отдельных компаний выше необходимости конкурировать и повышать эффективность. Реальная рыночная конкуренция остается уделом для малых форм предпринимательства. Самыми неприятными последствиями такой практики являются сокращение горизонта планирования, недоинвестирование в основные фонды и низкая производительность труда – ровно то, чем характеризовалась отечественная экономика в последние годы.
Исторически сложилось так, что после фундаментальных преобразований начала 1990-х рынок с его атрибутами свободы цен, контракта, труда, движения капитала и др. в стране появился, а полноценная рыночная экономика с ее экономически эффективно работающими правовыми институтами регулирования оказалась недостроена. Довольно долго державшиеся на высоком уровне цены на нефть способствовали экономической экспансии государства, но в виде побочного эффекта привели к долгосрочной дестабилизации бюджета – обязательства непроизводительного характера существенно выросли и стали чрезмерно зависеть от этих цен. Поэтому недавняя смена тренда на этом рынке усугубила непростую экономическую ситуацию в стране. Наконец, крутой поворот во внешней политике не просто радикально, с плюса на минус, поменял сложившиеся торговые и капитальные потоки и дестабилизировал макроэкономическую среду, но по совокупности перечисленных факторов создал высочайший уровень экономической неопределенности и негативные экономические потребительские и деловые ожидания. Последствия выразились в снижении инвестиционной активности и низких показателях производительности труда. В ответ на эти вызовы никакой долгосрочной стратегии экономического роста не появилось.
В связи со сказанным полезно коснуться некоторых аспектов экономической истории страны. В самодержавной России крупный частный капитал зарождался на базе казенной собственности. Активы распределялись по сословному признаку, передавались в собственность в виде вознаграждения за службу и другие достижения в интересах монархии. После отмены крепостного права и образования рынка труда в стране стал формироваться независимый торговый и промышленный капитал, который и стал движущей силой развития хозяйства страны. Россия тогда получила приток частного капитала из-за рубежа в виде прямых иностранных инвестиций и технологий. Хозяйство страны устойчиво росло приличными темпами, и Россия заняла заметное место в мировой экономической системе. Однако из-за промедления с политическими реформами, которые были необходимы для дальнейшего развития производственных отношений, благополучный период в развитии экономики страны постепенно сошел на нет. Вовлечение страны в Первую мировую войну только усугубило эти вызовы и привело к революционным событиям.
Модель развития советской экономики была отчасти похожа на модель, сложившуюся в начальный период развития капитализма в России, и, если отвлечься от идеологического флера, была серьезным шагом назад по сравнению с теми производственными отношениями, которые сложились в период расцвета промышленности и сельского хозяйства царской России. В СССР вернулись ограничения свободы передвижения граждан и, по сути, обязательная трудовая повинность (за редким исключением для женщин в статусе домохозяек), ликвидирована частная собственность на средства производства. Руководители крупных предприятий были продолжением бюрократической министерской номенклатуры и подобно владельцам несли всю полноту ответственности за деятельность предприятия. Только рыночную материальную ответственность заменили административной и уголовной, а конкуренцию – административным ресурсом директоров. После хрущевской оттепели и прекращения сталинских репрессий советская экономика оживилась – к началу 1960-х темпы роста национального продукта в СССР достигали 10% годовых, хотя по уровню производительности труда и эффективности использования природных ресурсов экономика страны продолжала отставать от развитых стран. Последовавший за этим период политологи назвали периодом застоя, так как он не характеризовался особыми реформаторскими усилиями руководства страны, которая к тому же в рамках холодной войны с западными странами оказалась вовлечена в изнуряющую гонку вооружений. В итоге к концу 1980-х СССР прекратил свое существование как экономическое и политическое образование.
В результате снятия нерыночных ограничений в 1990-е гг. процесс приватизации в большинстве отраслей экономики новой России опять привел к формированию крупного частного капитала. Произошло обновление основных фондов, выросла производительность. Но в следующем десятилетии вектор вновь поменялся – роль государства в экономике и общественных отношениях стала увеличиваться. Смещение пропорций в структуре контроля собственности происходило как в результате увеличения прямого контроля государства, так и посредством аффилированного участия в капитале предприятий лиц, связанных с высшей и местной бюрократией. В общественной жизни усиление роли государства осуществлялось по информационным и бюрократическим каналам.
Разумеется, исторические параллели в объяснении экономических процессов следует использовать с большой осторожностью – конкретные общественно-политические и информационно-технологические особенности каждого исторического периода никогда не позволят повторить пройденные модели. Но, что интересно, наше общество в разные исторические периоды после вынужденных попыток развивать конкурентное рыночное хозяйство всякий раз возвращается к гегемонии государства в экономических и общественных отношениях, щедро направляя ресурсы на разного рода внутренние и внешние непроизводительные проекты.
В чем причина такого стремления общества к воссозданию этой гегемонии? Ведь такой выбор, как уже подтвердила история, не предлагает экономически слабым и малообеспеченным группам населения страны каких-либо значимых жизненных преференций и не способствует созданию в стране действительно сильной конкурентоспособной экономики.
Не имея однозначного ответа на этот вопрос, отмечу, что во многом этот выбор инициируется сверху, актуальной политической элитой, при поддержке снизу сторонниками этатического мышления – идеологии, утверждающей подчинение частных интересов интересам государства, включая вмешательство во все сферы общественной и частной жизни. Психологические и поведенческие истоки поддержки понятны. По крайней мере, два последних поколения граждан нашей страны, находящихся сегодня в экономически активном возрасте, не жили в других условиях и не знали другой роли государства в общественной и экономической жизни. Если сложная работа по построению полноценной рыночной экономики несет серьезные вызовы и риски для ее архитекторов, да и для рядовых граждан тоже, предъявляя им новые, непривычные этические и профессиональные требования, то почему бы одним из них не минимизировать эти риски и довольствоваться малым, а другим – не использовать монопольные полномочия государства для реализации своих частных или групповых интересов? Вспомним, выбор начала 2000-х ведь только и заключался в том, кто воспользуется этим монопольным правом – так называемые олигархи 1990-х или унаследованная от СССР профессиональная гражданская и силовая бюрократия.
Безусловно, рыночная экономика сама по себе не способна решить эту общественно-политическую проблему. Создание разумной дистанции между властью и бизнесом – задача, лежащая за пределами чисто экономической политики, требует времени и ответственных элит, ведь именно на них лежит весь груз и риск имплементации назревших преобразований, которые смогли бы задействовать интеллектуальный и предпринимательский потенциал общества. Попытки же использовать остатки этатического мироощущения нашего общества в реальной политике, а еще хуже – в частных интересах, плохо сочетаются с этими целями и с идеей построения конкурентного рыночного хозяйства, так как тормозят создание базовых основ функционирования эффективной рыночной экономики. Опора на эту идеологию вряд ли сможет когда-нибудь обеспечить серьезный экономический прогресс из-за эффекта вытеснения общественно полезной инициативы и творчески настроенных людей из многих критически важных для будущего развития сфер созидательной деятельности. Логика такого развития будет неизбежно ставить перед обществом и политиками вопрос о выборе приоритетов: или действовать решительно, укрепляя институты рыночной экономики, или окончательно дискредитировать их, что нанесет трудно поправимый ущерб будущему экономическому прогрессу страны.
Автор – профессор НИУ ВШЭ