Границы эффективной власти
Социолог Антон Олейник об особенностях российской управленческой культурыПри попытках российской властвующей элиты пойти к успеху путем собирания земель вокруг Москвы упускается важный момент. Даже если предположить установление военными средствами контроля над «собранными» землями, элите придется решать задачу управления ими по своим стандартам. А эта задача пока не решена и внутри самой России.
Искусство подчинять
Российская властвующая элита декларирует в качестве одного из своих основных достоинств способность к эффективному управлению. Эффективное управление имеет два измерения – подчинение обладателем власти других людей своей воле и достижение обладателем власти желаемого эффекта (поставленных им целей).
Наличие первого является необходимым, но не достаточным условием для второго. К примеру, беспрекословное согласие подчиненных с начальством не гарантирует достижения ими поставленных начальством задач. С одной стороны, подчиненные могут создавать лишь видимость послушания. Эфиопская пословица гласит: «Когда большой начальник проходит мимо, мудрый крестьянин глубоко кланяется и неслышно пукает». С другой стороны, послушный подчиненный может оказаться просто некомпетентным, а компетентный – непослушным. Наконец, собственно поставленные начальством задачи могут оказаться бессмысленными или слишком сложными.
Дабы подчиненные с огоньком и профессионально бросались выполнять самые замысловатые пожелания начальства, нужен особый подход. Причем этот подход не универсален.
Как показывают многолетние исследования Герта Хофстеде, эффективное управление транснациональной компанией невозможно при применении одинаковых управленческих решений во всех ее филиалах. Управленческие культуры разных стран отличаются, подчас весьма радикально. Демократический, равно как и авторитарный стили руководства дают желаемый начальством результат только в определенной культурной среде. Аналогичное заключение, вероятно, можно сделать и в отношении принципов государственного управления.
Эффективное управление по-российски
В последней версии классификации национальных управленческих культур используется шесть измерений: дистанция власти, степень индивидуализма или коллективизма, степень маскулинности или феминности, отношение к неопределенности, долго- или краткосрочная ориентация и степень гедонизма. Для понимания специфики российской управленческой культуры особенно важна дистанция власти.
Дистанция власти означает социально приемлемую степень неравенства в распределении прав и обязанностей между начальником и подчиненным. В одних культурах что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. В других начальник первый среди равных.
В российской управленческой культуре подчиненный согласен на значительную концентрацию власти в руках начальника, будь то непосредственный руководитель или президент страны. В пределе это означает, что за начальством закрепляются права, а на подчиненного ложатся обязанности.
Согласно данным Хофстеде, значение индекса дистанции власти в России равняется 93 по шкале от 0 до 135, что означает значительно большее, чем в большинстве других стран, неравенство в распределении прав и обязанностей между начальством и подчиненными. Впрочем, оперируемые Хофстеде данные получены не на основе репрезентативных опросов, а посредством сопоставления ответов небольших, но сравнимых по профилю групп работников.
Данный пробел частично восполнен с помощью результатов онлайн-опроса, в котором с конца декабря 2016 г. по середину января 2017 г. участвовало более 11 000 российских респондентов. Из общего числа респондентов была выделена группа из 7825 человек, являющихся активными участниками рынка труда. Для увеличения репрезентативности результатов опроса они были взвешены по полу и возрасту российских трудовых ресурсов на основе данных Федеральной службы государственной статистики.
Если использовать методику 1980 г. для расчета индекса дистанции власти (а находящиеся в открытом доступе результаты Хофстеде получены именно с ее помощью), то его значение для всей выборки составляет 110,7. Это один из наиболее высоких показателей в мире (к примеру, значение индекса высоко и в группе государственных служащих Казахстана – 122,7). В России быку дозволено немного, если что-то дозволено вообще.
Примечательно, что российские женщины согласны на еще более неравное распределение власти, чем мужчины. Значение индекса дистанции власти для первых составляет 115,4, а для вторых – 106.
Тип населенного пункта влияет на восприятие допустимого неравенства в распределении власти. Значение индекса изменяется от 105,7 в Москве до 113 в культурной столице страны, которая одновременно является и родиной ее нынешней властвующей элиты.
Наиболее терпимы к неравенству в распределении властных полномочий лица со средним образованием (значение индекса – 118). Примечательно, что лица с высшим образованием в России отнюдь не относятся к самым демократичным (значение индекса – 110,2). Относительно менее терпимы к власти лица с начальным (105,2), неполным средним (106,6) и неполным высшим (107,2) образованием. Чем не иллюстрация к тезису критических социологов о том, что образование при определенных условиях превращается в систему индоктринации и потому способствует воспроизводству власти?
Можно ли эффективное управление по-российски поставлять на экспорт
На вопрос о возможности перенесения российской модели управления на «собранные» земли можно ответить следующим образом. Интеграция земель в российскую систему власти потенциально возможна лишь в той мере, в какой их национальные управленческие культуры схожи с российской. При отсутствии схожести об эффективности управления по российским рецептам речи быть не может, какими бы эффективными управленцами российские менеджеры или их назначенцы себя ни позиционировали.
В связи с этим последствия собирания земель к западу от российских границ представляются весьма спорными. Дело даже не в батальонах НАТО. Просто стиль российских «эффективных менеджеров» там могут не понять вне зависимости от языка, на котором они будут говорить с подчиненными.
По данным репрезентативного опроса, проведенного по заказу автора Киевским международным институтом социологии в сентябре 2016 г., значение индекса дистанции власти, рассчитанное для активных участников рынка труда на Украине (N = 821), составило 100,9. Это примерно на 10% ниже российского показателя.
Примечательно, что в отличие от России взгляд украинских женщин на власть (значение индекса – 100,9) в этом аспекте практически не отличается от восприятия власти украинскими мужчинами (101). В российском случае речь идет о гендерном неравенстве в восприятии власти, а в украинском – о гендерном равенстве. Значительно ниже среднего по Украине и значение индекса дистанции власти в группе лиц с высшим образованием (95,1).
В региональном разрезе наименее терпимы к неравенству в распределении властных полномочий на западе Украины (значение индекса – 87), относительно более терпимы на востоке (106,3). Однако даже на востоке Украины (опрос проводился исключительно на подконтрольных украинскому правительству территориях) значение индекса ниже, чем в среднем по России.
Если поместить значения индекса дистанции власти на условную ось запад – восток (см. рисунок), то получается интересная картина. Значение индекса растет при движении от западных границ бывшего СССР к центру России, а затем медленно, но неуклонно снижается, достигая локального российского минимума на Дальнем Востоке (105,6).
Означает ли это, что российская модель эффективного управления воспринимается по-разному даже внутри страны с относительно большими шансами на ее отторжение на окраинных, в частности дальневосточных, землях? Более детальные исследования с использованием большего массива данных, вероятно, помогут ответить на этот и ряд других занимательных вопросов о границах российской власти – как культурных, так и географических.
Автор – ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН, профессор университета «Мемориал», Канада