Стратегия имитации

Центр стратегических разработок (ЦСР) Алексея Кудрина, эксперты которого трудятся над стратегией развития России на 2018–2024 гг., проанализировал то, как исполнялись прежние большие стратегические документы – «Стратегия 2010», «Стратегия 2020», майские указы и приоритетные нацпроекты. Выводы неутешительные, но предсказуемые – бо́льшая часть предложений так и осталась на бумаге. Какие-то тематические направления отработаны лучше, какие-то хуже, но чем дальше, тем меньше процент выполнения. Если «Стратегия 2010», по мнению опрошенных авторами исследования экспертов, оказалась выполнена на 39%, то более свежая «Стратегия 2020» – уже на 29%.

В целом для реализации стратегических документов характерен «высокий уровень имитации или формальной реализации мер и поручений», отмечают авторы исследования. Причину этого они видят в многоуровневых разногласиях как среди экспертов, так и среди лоббистов, в неофициальном статусе документов, а также в чиновничьей инерции. Чтобы новую стратегию ЦСР не постигла участь предшествующих, авторы исследования предлагают, во-первых, сделать ее более гибкой и адаптирующейся к быстро меняющимся реалиям за счет выделения в документе отдельных эшелонов в зависимости от их приоритетности, а во-вторых, плотнее задействовать в разработке представителей тех ведомств, которым потом предстоит ее реализовывать. Возможно, воплощению новой стратегии помогло бы создание отдельного органа по ее инфорсменту, говорят авторы доклада и некоторые эксперты.

Но появление новой сущности, дополнительного бюрократического органа способно решить только часть проблем, похоронивших прежние стратегии.

Не очевидно, как условное Минпроведениястратегиивжизнь может помочь достижению действительно полноформатного консенсуса о сути стратегии, тех очертаниях будущего, которое она должна приблизить. Противоборство взаимоисключающих идей на самом высоком уровне культивируется не для стимулирования дискуссии, а как механизм аппаратных сдержек и противовесов, причем в конечном итоге выбор все равно остается за одним-единственным человеком.

Не ясно, как долгосрочность стратегии со всей ее гибкостью и адаптивностью будет сочетаться с неглубоким – и все больше и больше мельчающим – горизонтом планирования бюрократии.

Нет вообще никакой уверенности, что сами перемены сколько-нибудь реально востребованы в современной России, причем как властью и бюрократией, так и обществом. Запрос на реформы должен сопровождаться убежденностью тех, кто их будет проводить, в их правильности и неизменности курса. Но власть (единственный вероятный актор реформ сегодня) просто не имеет точки зрения по вопросу реформ. Да, вроде бы они нужны, но предложите нам такие, чтобы нам понравилось, – чтобы недорого, красиво и вот еще бантик сбоку (т. е. чтобы нашей власти при переменах ничто не угрожало).

Простая экстраполяция – вот наша стратегия.