Наука побеждать: повторение пройденного

В 1943 г. Красная армия быстро оправилась от серии неудач в конце зимы. Советские войска впервые в Великой Отечественной войне сумели выиграть летнюю кампанию. Они отразили натиск врага на Курской дуге, перешли в наступление на многих фронтах и заставили его отступить к Днепру – об этом рассказывает четвертая статья из цикла «Война и миф». В третьей говорилось о том, как Красная армия утратила инициативу, а затем отстояла Сталинград (22.05.2015), во второй (30.04.2015) – о том, кто и какой ценой защитил Москву, а в первой (21.04.2015) – о причинах поражений в первые месяцы войны.

Победа под Сталинградом и последовавшее наступление Красной армии на южном крыле советско-германского фронта еще не означали разгрома противника. Неверная оценка замыслов немецкого командования и излишняя самоуверенность нашего командования фронтов привели к еще одному поражению советских войск под Харьковом в марте 1943 г. Летом 1943-го в ожесточенных сражениях под Курском, Орлом и в Донбассе наши войска понесли значительные потери людей и боевой техники. Тем не менее Красная армия тогда опровергла предубеждение в том, что не способна побеждать врага без помощи «генерала Мороза». Танковые и общевойсковые армии при мощной поддержке авиации заставили противника начать масштабный отход за Днепр.

После разгрома немецких армий и войск их сателлитов под Сталинградом, Воронежем, Острогожском и Россошью в обороне противников зияла гигантская дыра, которой стремилось воспользоваться Главное командование Красной армии и руководство Юго-Западного и Воронежского фронтов. В конце января 1943 г. командующий Воронежским фронтом генерал Филипп Голиков и представитель Ставки Александр Василевский предложили Москве план освобождения Харькова и прилегающего промышленного района под кодовым наименованием «Звезда». Соединения должны были наступать в расходящихся направлениях (на Харьков и Курск). Командующий Юго-Западным фронтом генерал Николай Ватутин намеревался использовать охватывающее положение своих армий для решительного удара с целью выхода к побережью Азовского моря. «Армии Юго-Западного фронта <...> отрезают группировку противника, находящуюся на территории Донбасса, в районе Ростова, окружают ее и уничтожают, не допуская выхода ее на запад», – гласила директива Ватутина. После завершения разгрома противника в ходе операции «Скачок» командующий фронтом планировал продолжить наступление и выйти на левый берег Днепра в районе Запорожья и Днепропетровска, заблокировать группировку противника в Крыму (А. Исаев. Битва за Харьков. Февраль – март 1943 г. М., 2004).

Еще один глубокий прорыв планировался на орловском направлении. Наступление Брянского и вновь созданного (из армий, закончивших разгром нацистов под Сталинградом, и резервов) Центрального фронтов намечалось на 15 февраля. По замыслам Ставки имеющие высокий боевой дух «сталинградские» армии и резервные соединения должны были освободить Орел, Брянск, продвинуться на гомельском направлении и создать угрозу охвата и окружения смоленской группировке (Ставка ВГК: Документы и материалы. 1943 год. Т. 16 (5–3). М., 1999; А. Василевский. Дело всей жизни. М., 1978; К. Рокоссовский. Солдатский долг. М., 1988). Однако из-за значительных потерь и плохого состояния железных дорог на освобожденной от противника территории сосредоточить войска для удара на орловском направлении удалось только к 25 февраля.

Рискованный «Скачок»

Идея глубокого прорыва и разгрома не была обеспечена в должной мере резервами, техникой и иными ресурсами. Главная ударная сила Красной армии, ее подвижные соединения были укомплектованы к началу февраля всего примерно наполовину, ненамного лучшей была ситуация в пехоте и коннице. Из-за быстрого продвижения отставали тылы, наступавшие войска неизбежно должны были столкнуться с нехваткой горючего, боеприпасов и продовольствия. Фактор переутомления войск не учитывался. Тем не менее советские военачальники стремились воспользоваться отсутствием сплошного фронта и считали, что даже наступление с ограниченными силами достигнет успеха. В Ставке и особенно в штабах фронтов надеялись на быстрое восстановление и прибытие армий, ликвидировавших окруженную группировку под Сталинградом, и на выделение дополнительных резервов.

Наступление на Харьков и Донбасс началось 29 января; несмотря на подход немногочисленных резервов, соединения фронтов стремительно продвигались вперед. Уже через неделю корпуса и дивизии 3-й танковой армии генерала Павла Рыбалко вышли к юго-восточным подступам первой столицы Советской Украины. Рыбалко и командующие общевойсковыми армиями умело использовали разрывы в боевых порядках противника. 8 февраля Красная армия освободила Курск, 9-го – Белгород. Первые попытки дивизий СС контратаковать и остановить советское наступление не увенчались успехом. Стрелки и кавалеристы отошли на несколько километров, но парировали угрозу окружения, связали танки и мотопехоту противника и позволили пехотинцам и танкистам продолжать наступление на Харьков. Несмотря на приказы фюрера удержать крупнейший политический и промышленный центр, 14 февраля немецкие войска, избегая окружения и уничтожения, начали отход на запад. 16 февраля советские танки и пехота окончательно освободили Харьков.

17 февраля генерал Ватутин расценил частичный отход противника и его перегруппировку как стремление отступить за Днепр. И приказал войскам продолжать наступление с целью упредить противника у переправ через реку. К 18 февраля они заняли Синельниково и находились в 60 км от Днепра и в 100 км от Запорожья. Прилетевший из Берлина Гитлер требовал от генералов немедленно отбить Харьков.

Однако у командующего группой армий «Юг» Эриха фон Манштейна была иная стратегия действий, чем предполагал Ватутин. Из-под Ростова выскользнули подвижные соединения 1-й танковой группы, в районе Павлограда и Синельниково сосредоточился танковый корпус СС, а в район Запорожья и Днепропетровска были переброшены резервы из Европы и с других участков фронта. Манштейн сумел убедить фюрера не вмешиваться в управление войсками, настоял, что Харьков не является главной целью действий и начал контрнаступление. Танковые и моторизованные дивизии, получившие кроме прочего небольшое число новейших танков «Тигр», нанесли удар по ослабленным после длительного наступления соединениям Красной армии. В 3-й танковой армии насчитывалось 69 танков (из 370 по штату), четыре танковых корпуса Юго-Западного фронта не имели даже 10% штатной численноси. Кроме того, советские подвижные соединения испытывали недостаток горючего и боеприпасов (А. Исаев, ук. соч.).

После ожесточенных встречных боев немецким войскам удалось глубоко охватить вырвавшиеся вперед танковые и стрелковые соединения. «Н. Ватутин оттянул назад вырвавшиеся вперед части 3-й танковой армии и 69-й армии и организовал более плотные боевые порядки западнее и юго-западнее Харькова. Воронежский фронт, которым в то время командовал генерал-полковник Ф. Голиков, отвод войск не осуществил», – писал впоследствии Георгий Жуков. Результаты глубокого прорыва были тяжелыми: в ходе прорыва танковых корпусов 3-й танковой армии к главным силам фронта вышли только 8 танков Т-34, но танкисты сумели пробить коридор для выхода мотострелков и артиллеристов. 17 марта немецкие войска вновь заняли Харьков, ставший камнем преткновения для Красной армии.

Чтобы отразить наступление противника, советское командование вынуждено было срочно перебрасывать в район Белгорода и Обояни оставленные ранее в резерве «сталинградские» армии и соединения с других участков фронта. Туда была направлена часть сил, которые первоначально предназначались для прорыва обороны противника и развития успеха на брянском и орловском направлениях. Противник усилил свою группировку под Орлом за счет дивизий, отведенных с оставленного в конце февраля – марте 1943 г. ржевско-вяземского плацдарма. Поэтому операции Центрального и Брянского фронтов не увенчались успехом, в середине марта они перешли к обороне (Ставка ВГК: ук. соч; К. Рокоссовский, ук. соч.).

Попытки Красной армии преследовать отходящие из-под Ржева и Вязьмы немецкие соединения не увенчались успехом: противник оставлял сильные арьергарды, поддерживавшиеся танками и артиллерией, и успешно эвакуировал плацдарм, существенно сократив линию фронта. Красной армии не удалось развить свой успех и под Ленинградом и разгромить демянскую группировку противника – нацисты отвели ее за реку Ловать. (С. Герасимова. Ржев 42. Позиционная бойня. М., 2007).

Февральско-мартовские операции на советско-германском фронте можно назвать сражениями несбывшихся надежд. Красная армия не сумела сокрушить противника на южном крыле фронта, пропустила сосредоточение немецких соединений для контрнаступления под Харьковом. В свою очередь нацисты не сумели реваншироваться за разгром под Сталинградом. Им не удалось окружить и разгромить соединения Юго-Западного и Воронежского фронтов, выйти в тыл Центральному фронту. Советские войска, получив подкрепления с других направлений и из резерва, остановили противника, с наступлением весенней распутицы фронт застыл. Общий итог февраля и марта 1943 г. был в пользу Красной армии, даже без учета капитуляции Паулюса под Сталинградом 2 февраля. В конце марта линия фронта проходила на несколько десятков и даже сотен километров восточнее рубежей конца января 1943 г. Красная армия освободила большую территорию, богатую ресурсами и обширными посевными площадями. Освобождение Северного Кавказа и правого берега Волги устранило угрозу важнейшим нефтяным промыслам и важнейшему каналу поступления военно-технической помощи союзников через Иран и Кавказ.

Перед штормом

Бои еще продолжались, когда лучшие оперативные умы обеих армий приступили к подготовке планов будущей летней кампании. Нацисты намеревались нанести Красной армии решающее поражение и лишить ее шансов на зимний реванш. Советское командование, получив горький и кровавый опыт побед и поражений, стремилось избежать повторения летних катастроф и на третий год войны доказать себе и всему миру, что способно побеждать сильнейшую армию Европы без помощи «генерала Мороза». В 1943 г. Генштаб и Кремль сумели предугадать будущий главный театр военных действий. Они понимали, что выдвинутое положение сложившегося в февральско-мартовских сражениях Курского выступа, несмотря на его большую глубину и ширину по сравнению с Барвенковским выступом (1942 г.), сулит не только перспективу фланговых охватов белгородско-харьковской и орловской группировок, но и вероятность попыток его ликвидации ударами под основание.

Заместитель наркома обороны маршал Георгий Жуков предполагал в апреле 1943 г., что противник попытается окружить войска Юго-Западного, Воронежского и Центрального фронтов и в случае успеха – развить наступление на Воронеж, Лиски и затем – с юго-востока в обход Москвы. «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника» (Г. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 2002). Такой же точки зрения придерживался и Генштаб. Командующий Центральным фронтом Константин Рокоссовский настаивал на необходимости нанести удар по противнику до того, как он завершит свое сосредоточение. Николай Ватутин предпочел ограничиться своей версией будущих планов противника. На совещании в Ставке 12 апреля 1943 г. было принято решение встретить удар противника заблаговременно подготовленной эшелонированной обороной, создать в глубине сильные оперативные и стратегические резервы, способные парировать возможный прорыв противника и нанести ему поражение (А. Василевский, ук. соч.).

В высшем руководстве вермахта также не было единства в плане будущих операций. Некоторые генералы опасались неудачного наступления против усилившейся Красной армии и намеревались использовать резервы для обороны, а часть войск вывести для обороны Франции и других уязвимых участков против возможной высадки союзников. Тем не менее победили сторонники наступления, полагавшие, что уничтожение советской группировки на «курском балконе» позволит не только достичь большого успеха ограниченными силами (12–15 танковых дивизий при поддержке пехоты, артиллерии и авиации), но и сократить фронт и выделить резервы для ударов на других направлениях. По принятому 15 апреля плану операции «Цитадель» предполагалось прорвать оборону Воронежского и Центрального фронтов, соединиться под Курском и продолжать наступление в западном направлении. Первоначально гитлеровцы намеревались перейти в наступление уже 15 мая, но этому воспротивился командующий 9-й армией Вальтер Модель. Он потребовал отложить наступление, чтобы пополнить дивизии, понесшие тяжелые потери в оборонительных сражениях на ржевско-вяземском выступе и на орловском направлении (В. Замулин. Курский излом: Решающая битва Отечественной войны. М., 2007; А. Исаев. Освобождение 1943. «От Курска и Орла война нас довела» М., 2013).

Доводы Моделя были услышаны: наступление отложили сначала на середину июня, затем – на начало июля. За это время обе стороны усиленно готовились к будущим сражениям, перебрасывая на решающее направление дополнительные войска и боевую технику. До конца мая первое наступление противника не состоялось, и командующий Воронежским фронтом Николай Ватутин намеревался нанести упреждающий удар. По свидетельствам Василевского, Генштабу стоило немало труда убедить Сталина не начинать наступление первым.

Готовясь к решающему удару, противник пытался ослабить советский промышленный потенциал: в июне 1943 г. тяжелые бомбардировщики нацистов нанесли мощные удары по Горькому и Ярославлю, не понеся серьезных потерь. Судостроительный и автомобильный заводы в Горьком, шинный и моторостроительный в Ярославле были серьезно разрушены (М. Зефиров, Д. Дегтев, Н. Баженов. Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО. М., 2007). Производство Т-34 в Горьком в июне по сравнению с маем снизилось с 275 до 145 и вернулось на прежний уровень только к октябрю. Однако налеты не создали серьезных проблем в снабжении Красной армии. За II квартал 1943 г. Красная армия получила более 3600 танков Т-34, 150 КВ и 950 легких танков. Танковые и механизированные корпуса усиливались отсутствовавшей ранее самоходной артиллерией, способной сопровождать танки и подавлять противотанковые орудия противника. За период стратегической паузы армия получила также 1,4 млн единиц стрелкового оружия, 31 500 орудий и минометов, 7400 самолетов, 1,4 млрд патронов и 44 млн снарядов (Н. Симонов. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920–1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996; Великая Отечественная война. Юбилейный статистический сборник. М., 2015.; М. Коломиец. Т-34. Первая полная энциклопедия. М., 2009).

К началу июля соединения Воронежского и Центрального фронтов насчитывали 1,3 млн человек, 19 100 орудий, более 3400 танков и самоходных орудий, около 2200 самолетов. Еще 570 000 солдат и офицеров, 7400 орудий и минометов, 1500 танков и 500 самолетов находились в рядах резервного Степного фронта, который должен был парировать возможный прорыв противника и перейти в решительное контрнаступление. Немецкие армии уступали оборонявшимся по численности личного состава и боевой техники: 900 000 солдат и офицеров, 10 000 орудий, 2700 танков и САУ и, по разным оценкам, 1800–2050 самолетов. У нацистов почти не было стратегических резервов: XXIV танковый корпус впоследствии был использован для отражения советского наступления в Донбассе. Соотношение людей было в пользу советских войск: 14/10 (21/10 с учетом Степного фронта). В артиллерии превосходство Красной армии составляло 19/10 (28/10 с учетом Степного фронта), в танках – 12/10 (18/10). Соотношение сил в авиации было равным, но с учетом самолетов Степного фронта и дальних бомбардировщиков превосходство также было на стороне Красной армии (В. Замулин, А. Исаев, ук. соч.).

Впрочем, к третьему лету войны радикально изменилось качественное соотношение советских и немецких танков. Если летом 1941 г. Т-34 и КВ наголову превосходили немецкие боевые машины по мощи орудий и толщине брони, то к июлю 1943 г. противник получил новейшие танки «Тигр» с дальнобойной 88-мм пушкой и «Пантеры» с длинноствольным орудием 75-мм калибра. Новые модификации ветерана Pz-IV благодаря удлиненному стволу превосходили Т-34 и по дальности поражения. Командующий 5-й танковой армией Павел Ротмистров писал Жукову в августе 1943 г.: «Я вынужден доложить Вам, что наши танки на сегодня потеряли свое превосходство перед танками противника в броне и вооружении <...> Наличие мощного вооружения, сильной брони и хороших прицельных приспособлений у немецких танков ставит в явно невыгодное положение наши танки <...> Танки Т-70 (900 танков – около 20% парка боевых машин трех фронтов. – «Ведомости») нельзя стало допускать к танковому бою, так как они более чем легко уничтожаются...» (Л. Лопуховский. Прохоровка без грифа секретности. Битва стальных гигантов. М., 2005). И хотя рапорт Ротмистрова был призван оправдать неудачи его армии под Прохоровкой, командарм во многом прав: единственным, кто мог бороться на равных с новейшими немецкими танками, была самоходка СУ-152, но в 5-й танковой в момент сражения под Прохоровкой их было всего 23. Казалось бы, это немало против 38 боеготовых «Тигров» у противника к 11 июля. Но, утверждает Лопуховский, «зверобои», как прозвали их в армии, к 12 июля оказались почти без снарядов.

Курская страда

Вечером 4 июля и в ночь на 5-е командование фронтов получило достоверные сведения, что утром противник перейдет в наступление. Советские генералы решили нанести по сосредоточившимся войскам нацистов упреждающий артиллерийский удар. По утверждениям Жукова и Рокоссовского, советская контрподготовка нанесла противнику большой урон и заставила его отложить атаку. Однако современные авторы и трофейные документы ставят тезис об эффективности артиллерийско-минометного удара ранним утром 5 июля под сомнение. Противник начал наступление по запланированному графику. Еще более слабым было воздействие удара советских бомбардировщиков и штурмовиков по аэродромам немецкой авиации: самолеты к моменту появления «сталинских соколов» в основном поднялись в воздух и нанесли атакующим значительные потери (В. Замулин, ук. соч.).

Ход ожесточенного сражения под Курском детально описан в мемуарной, советской и современной исторической литературе. Вот несколько его ключевых моментов. Концентрация противником 70% подвижных соединений и 60% авиации на небольшом участке фронта и качественное преимущество немецкой бронетехники привели, несмотря на упорное и неплохо организованное сопротивление Красной армии, к ряду тактических успехов противника. Командование фронтов неправильно спрогнозировало направление главного удара противника. «В первый день сражения на нашем фронте отчетливо определилось направление главного удара противника. Основные усилия он направлял не вдоль железной дороги, как это предусматривалось вторым вариантом (предположение) нашего плана обороны, а несколько западнее, на Ольховатку. Вследствие этого пришлось отказаться от маневра фронтовыми резервами, так как для его проведения не хватало времени», – писал впоследствии командующий Центральным фронтом Рокоссовский.

На участке Центрального фронта соединения 9-й армии нацистов прорвали первую линию обороны и вышли ко второй. Узкий фронт прорыва немецких войск, густая сеть заблаговременно подготовленных оборонительных рубежей и значительные резервы в составе Центрального фронта (2-я танковая армия, 19-й танковый корпус, ряд стрелковых и артиллерийских соединений) позволили сдержать наступление противника. Упорное сопротивление пехоты и артиллерии, контрудары танковых соединений сместили главный удар противника к станции Поныри, которая готовилась к обороне в течение нескольких недель. Неприметная точка на карте страны стала ключевым пунктом сражения на северном фасе Курской дуги. Фотографии чудом уцелевшей водокачки, разрушений и уничтоженной на станции и в ее окрестностях боевой техники стали символом стойкости и самопожертвования солдат и офицеров Красной армии. XXXXI танковый корпус противника начал штурм Понырей утром 7 июля, он продолжался до 10 июля. Немецким танкам и самоходкам удавалось окружить оборонявшие станцию части 307-й стрелковой дивизии и занять часть пристанционного поселка. 9 июля они вышли в тыл обороняющимся, но в свою очередь оказались под сильнейшим фланговым огнем противотанковой и тяжелой артиллерии и вынуждены были отойти. Вечером защитники Понырей были деблокированы ударом 4-й воздушно-десантной дивизии. Не удалось 9-й немецкой армии прорваться у Ольховатки.

В ходе боев 5–11 июля 9-я армия потеряла более 22 000 человек, соединения Центрального фронта – около 34 000. Не самое благополучное соотношение потерь для обороняющихся. Тем не менее ограниченный результат наступления и большие потери в танках и самоходных орудиях заставили противника приостановить активные действия. Командующий 9-й армией Вальтер Модель требовал у командования группы армий «Центр» резервы для развития удара в глубину (А. Исаев. Освобождение 1943. М., 2013).

Более тяжелая обстановка сложилась на южном фланге Курской дуги, где немецкие танковые соединения были лучше укомплектованы. Манштейн располагал 1500 танками и САУ, в том числе более 100 «Тиграми» и около 200 «Пантерами». Местность в полосе Воронежского фронта была более благоприятной для действия большого количества танков. Ватутину было сложнее спрогнозировать направление главного удара противника и его дальнейшие замыслы.

Замыслы противника начали рушиться уже в первый день. По плану операции «Цитадель» соединения 2-го танкового корпуса СС и 48-го танкового должны были уже в первый день прорвать советскую оборону на значительную глубину и выйти к переправе через Псел. В действительности танки с поддерживавшей их мотопехотой пробились на несколько километров и увязли в боях за опорные пункты Черкасское, Коровино и Красный Починок. Даже имевшие наибольший успех эсэсовцы продвинулись на 12 км и существенно отставали от плана.

Тем не менее обеспокоенный глубоким вклиниванием противника командующий Воронежским фронтом Ватутин потребовал нанести контрудар силами танковых корпусов и 1-й танковой армии. Ее командующий генерал Михаил Катуков вспоминал впоследствии: «Скрепя сердце я отдал приказ о нанесении контрудара. И степь, минуту назад казавшаяся безлюдной, пустынной, наполнилась гулом сотен моторов... Уже первые донесения с поля боя под Яковлево показывали, что мы делаем совсем не то, что надо. Как и следовало ожидать, бригады несли серьезные потери. С болью в сердце я видел с НП, как пылают и коптят тридцатьчетверки... Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким-то особенно значительным тоном доложил:

– Из Ставки... Товарищ Сталин.

Не без волнения взял я трубку.

– Здравствуйте, Катуков! – раздался хорошо знакомый голос. – Доложите обстановку!

Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.

– По-моему, – сказал я, – мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

– Что вы предлагаете?

– Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста – четыреста метров и уничтожать их прицельным огнем.

Сталин некоторое время молчал.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Вы наносить контрудар не будете. (М. Катуков. На острие главного удара. М., 1974.)

Отмена контрудара не означала решения проблемы: танки и моторизованная пехота противника прорвали дивизионные и армейскую полосы обороны 6-й гвардейской армии, захватили инициативу и могли выбирать направления, где сосредоточить усилия ударных соединений. К вечеру 6 июля, когда по распоряжению Ватутина в полосу 6-й гвардейской армии были переброшены дивизии с неатакованных участков, стало ясно, что собственными силами Воронежский фронт с ударом противника не справится. Командование фронта направило в Москву просьбы о выдвижении резервов Ставки. Сталин не сразу, но согласился с доводами фронтового командования и Генштаба: на следующий день была отдана директива о выдвижении двух армий (5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой) и двух отдельных танковых корпусов. Обострившееся положение на южном фланге Курской дуги привело, кроме прочего, к изменению названий: резерв Ставки, Степной военный округ, переименовали 9 июля в Степной фронт (Директивы Ставки. 1943 г. М., 1999.; В. Замулин. Засекреченная Курская битва. М., 2007).

Танковые корпуса прибыли к месту назначения уже к вечеру 7 июля, выдвижение других танковых и общевойсковых соединений к Прохоровке продолжалось до 11 июля, к этому моменту немецкие танковые и моторизованные дивизии продвинулись на 35–40 км и заняли часть рубежей, предназначавшихся для развертывания контрударной группировки. Как следствие, многие командиры не имели достаточно времени для разведки и точного выяснения обстановки.

Различной была и готовность танковых соединений к сражению: в 29-м танковом корпусе на марше по техническим причинам выбыли менее 10% танков и самоходок, а в 18-м – 55%. Всего из 721 танка и самоходок 5-й гвардейской ТА выбили из строя 198, или 27,5%. К вечеру 11 июля прибыли еще 24 танка, которые дошли, но были сразу отправлены в ремонт. Таким образом, всего на марше из строя вышло 227 танков и САУ, или треть армии (31,5%). Технические службы работали очень напряженно и восстановили к моменту ввода армии в бой около 50% вышедшей из строя техники. Согласно донесению штаба 5-й гвардейской ТА, на 17.00 11 июля в пути находилась 101 боевая машина(В. Замулин, ук. соч.). Получается, одни корпуса по уровню подготовки экипажей и ремонтных служб выросли до современного уровня, вторые сильно отстали.

Немецкое командование выявило сосредоточение советских резервов (хотя и не предполагало, насколько мощной будет танковая группировка), предугадало возможность контрудара и решило встретить советский бронированный кулак в обороне, выбить танки и продолжить наступление. Красочно описанная в мемуарах командующего 5-й гвардейской танковой армии генерала (впоследствии маршала бронетанковых войск) Павла Ротмистрова и перекочевавшая затем в книги и кинофильмы картина встречного танкового сражения под Прохоровкой, мягко говоря, далека от реальных событий тех тяжелых и трагических дней.

В действительности танки, мотострелки и гвардейская пехота атаковали противника, который в течение ночи готовил оборону. Атакующие танковые бригады наткнулись утром 12 июля на массированный огонь танков и противотанковой артиллерии противника и перешли к обороне. Советские танки и противотанковая артиллерия почти не имели подкалиберных снарядов, способных пробивать броню тяжелых танков на дальней дистанции, а один из самоходных полков, оснащенный СУ-152, способными бороться с «Тиграми» и «Пантерами», из-за недостатка снарядов не принял участия в бою. Впрочем, локальные успехи все же были достигнуты: бригады 18-танкового корпуса потеснили противника на 3–4 км, были также заняты важные опорные пункты – село Васильевка и совхоз «Октябрьский». На следующий день противник пытался контратаковать оставленные позиции, чтобы занять выгодные рубежи для продолжения наступления, но был остановлен. Сражение под Прохоровкой – это не только одна танковая атака. Ожесточенные бои продолжались еще несколько дней.

Контрудар под Прохоровкой не достиг поставленных целей. Потери были велики: 5-я гвардейская танковая армия безвозвратно потеряла в боях 12–14 июля 334 танка и САУ, повреждения получили 420 машин. По расчетам Лопуховского, в ходе Прохоровского сражения советские танковые соединения потеряли в 2,5 раза больше бронетехники, чем немецкие, соотношение безвозвратных потерь техники еще трагичнее: 5/1. Соотношение потерь личного состава – 4/1. Примерно треть бронетехники в советских танковых и механизированных корпусах, сражавшихся под Прохоровкой, составляли Т-70, вооруженные пушкой калибром 45-мм – те самые, которые, по выражению Ротмистрова, нельзя подпускать к полю боя (Лопуховский. ук. соч.; В. Замулин. Курский излом). Однако лишены оснований и утверждения отдельных авторов о минимальных потерях немецких танковых войск под Прохоровкой и их победе над Красной армией. Танкисты и гвардейская пехота удержали занятые позиции и заставили противника отказаться от развития наступления.

Отдельный разговор – роль союзников в событиях лета и начала осени 1943 г. Начавшаяся 10 июля 1943 г. высадка в Сицилии (операция «Хаски») не привела к радикальным изменениям группировки войск на советско-германском фронте в период сражения на Курской дуге. В конце «Цитадели» одна из лучших немецких танкогренадерских дивизий – «Лейбштандарт Адольф Гитлер» была переброшена в Италию, но оставила бронетехнику на Восточном фронте. В августе 1943 г. в Италию были переброшены более 100 боевых самолетов разных типов (Боевые операции люфтваффе. Взлет и падение гитлеровской авиации. М., 2006). Вероятно, высадка в Сицилии и затем на юге Апеннинского полуострова в Италии заставила гитлеровское командование перебросить на Апеннины часть резервов, которые могли быть использованы на Востоке. Но ключевую роль в победе под Курском сыграли мужество советских войск и выросший уровень военного искусства советского командования.

Первое победное лето

Противник вынужден был начать отвод на рубежи, которые занимал до начала «Цитадели». Он был вызван упорным сопротивлением Красной армии под Курском и начавшимся 12 июля наступлением Западного и Брянского фронтов на орловском и брянском направлениях; соединения Южного фронта начали наступление в Донбассе. Чтобы предотвратить прорыв советских танковых и механизированных соединений, немецкое командование вынуждено было дробить свои ударные группировки для выделения подвижных резервов, способных парировать удары Красной армии. Быстрая перегруппировка войск и накопленные за период стратегической паузы резервы позволили Ставке планировать новые масштабные операции. В августе войска Центрального и Воронежского фронтов восполнили понесенные потери и тоже перешли в наступление. 5 августа Красная армия освободила Орел и Белгород, 23 августа – Харьков.

Попытки немецкого командования устроить Красной армии третье окружение под Харьковом и перехватить инициативу не достигли цели: локальные успехи немецких войск не превратились в оперативную и тем более стратегическую победу. Советские генералы и маршалы научились быстро и адекватно реагировать на прорыв немецких танковых соединений выдвижением собственных танков, мотопехоты и противотанковой артиллерии. Наступавший в предвкушении успеха и нового окружения противник теперь регулярно натыкался на своевременно выдвинутые на угрожаемое направление танковые и стрелковые соединения, поглощавшие удар врага, наносившие ему большие потери и заставлявшие отступать. Лето 1943 г. стало первым военным летом, когда Красная армия успешно выдержала натиск врага и перешла в наступление. В сентябре нацисты начали отход к Днепру, надеясь остановить Красную армию и удержать ее перед водной преградой.

Автор – историк, обозреватель «Ведомостей»