Почему новый «Пиноккио» – лучшая экранизация старой сказки

В российский прокат «Пиноккио» выходил в марте, аккурат накануне карантина, и тогда его мало кто успел посмотреть. Сейчас есть шанс наверстать это упущение.

Пиноккио против Буратино

Англоязычная «Википедия» в статье про Пиноккио сразу же объявляет его «культурной иконой». Разумеется, в России сияние этой иконы существенно поблекло: в 1930-е гг. у нее обнаружился мощный конкурент в лице Буратино. Алексей Толстой сначала хотел просто перевести сказку Карло Коллоди на русский, потом ему стало скучно, и он пересказал ее своими словами с кучей отсебятины. Теперь приходится долго объяснять читателям различия между аутентичным деревянным человечком и его отечественной версией.

У Пиноккио, например, в отличие от Буратино, изначально не такой патологически длинный нос (он начинает расти, только когда кукла врет).

У Коллоди гораздо больше опасных приключений, чем у Толстого. Например, в какой-то момент герой превращается в осла, потом его топят в море, но рыбы объедают тушу, и под ней обнаруживается деревянный скелет, из которого возрождается Пиноккио. Он пускается в плавание, но через полстраницы его проглатывает огромная акула.

Пиноккио появлялся на свет глупым, по-детски жестоким, и ему приходилось через многое пройти, чтобы повзрослеть и осуществить свою мечту, стать настоящим мальчиком: у Коллоди в обертку сказки упакован целый роман воспитания с изрядным количеством нравоучений.

А толстовский Буратино вообще не собирается становиться  мальчиком – ему и так хорошо, в его мире веселого и доброго хаоса. Да и куда ему с таким именем превращаться – burattino по-итальянски значит «деревянная кукла», и в фильме Маттео Гарроне это слово звучит каждые две минуты.

Знакомый папа Карло

«Пиноккио» экранизировали много раз: самые известные версии – диснеевская 1940 г. и итальянская 2002 г. (обе избежали наших экранов). Если с первой все понятно – очаровательный, многими любимый мультфильм, сделавший Коллоди популярным в англоязычных странах, то со второй все гораздо сложнее. Ее снял Роберто Бениньи на волне триумфа своей сказки про холокост «Жизнь прекрасна», и сам себя назначил на главную роль. В Европе бениньевский «Пиноккио» собрал хорошую кассу и получил шесть номинаций на главную итальянскую кинопремию «Давид Донателло». В США он получил столько же номинаций на «Золотую малину», с грохотом провалился, был оплеван критиками (всех бесило, что сорокалетний лысеющий мужик изображает жизнерадостного мальчика, критик Леонард Малтин написал: «В Италии фильм был огромным хитом – но там хитом был и Муссолини»).

Маттео Гарроне без колебаний пригласил Бениньи в свою картину. Только теперь он играет не Пиноккио, а Джеппетто, то есть, по-русски, папу Карло. Это вполне серьезная, драматическая роль, и игра Бениньи ни у кого не вызовет нареканий. Да и вообще, фильм Гарроне не имеет почти ничего общего ни с диснеевской экранизацией, адаптированной для самых маленьких, ни с диковатой бениньевской феерией. Это довольно меланхоличное, неторопливое и не сильно веселое кино. «Я ждал от этой сказки улыбки, а она вызывает одну грусть и тоску», – жалуется пользователь «Кинопоиска».

Бедные все

Гарроне экранизирует «Пиноккио» так, словно это роман Диккенса или еще какого-нибудь критического реалиста XIX в. Например, Манджафуоко (который в русском варианте стал Карабасом-Барабасом) – это почти Фейгин из «Оливера Твиста», разве что более сентиментальный. Гарроне вводит много деталей, которых не было у Коллоди, но которыми Диккенс бы не побрезговал: например, сцену, в которой Джеппетто умоляет торговца взять у него старую драную куртку в залог за букварь. Акцентирует внимание на том, как мучительно страдают от голода Лис и Кот (в итальянском оригинале они оба мужского пола): вся их жизнь свелась к попыткам добыть деньги и хорошо пожрать, и Гарроне рассматривает эту драму всерьез. Его куклы из театра Манджафуоко благодаря великолепному гриму кажутся действительно сделанными из дерева, жутковатыми и отчетливо несчастными. И да, у него к цирковому ослику прямо реально привязывают камень и топят. 

При этом многое из Коллоди он убирает: например, почти все, что связано с инфантильным эгоизмом новорожденного Пиноккио. В сказке он первым делом отбирал у отца три груши, которые тот припас себе на ужин, еще и заставлял их чистить, а потом капризничал: «не буду есть кожуру», «не буду есть сердцевину». У Гарроне Пиноккио – добрый и довольно тихий мальчик, неразумный, но с чего ему, родившемуся вчера, быть разумным? Это вообще история любви отца и сына, разделенных обстоятельствами и мечтающих воссоединиться. Как проницательно заметил Питер Брэдшоу из The Guardian, «когда у нас появляется ребенок, в нем есть что-то жутковатое и странное, он словно ожившая кукла. И в глубине души мы не можем поверить, что это такой же человек, как мы, что у него появятся свои, независимые от нас мысли и чувства – что он станет «настоящим». Да-да, именно это Гарроне и имел в виду.

Одним из последних фильмов Гарроне была «Сказка сказок», переименованная российскими прокатчиками в «Страшные сказки» – декоративная, очень элегантная штучка по мотивам опубликованного в XVII в. сборника Джамбаттиста Базиле. В ней он вроде бы все очень аккуратно расставил по местам – и ужасы, и красоту, и даже нашел много современного в переживаниях сказочных принцесс и бедняков. Только все равно было не очень понятно, зачем это снималось. К «Пиноккио» ни у кого не возникнет такого вопроса – если, конечно, не «ждать от сказки улыбки», а с самого начала знать, что приготовил режиссер (у него, помимо аллюзий на Диккенса, есть еще и более чем четкие отсылки к Ветхому и даже Новому Завету).

Другой вопрос, что Пиноккио, после того как он в финале станет настоящим мальчиком (а с девятилетнего актера Федерико Иелапи наконец снимут грим), возможно, придется несладко. Будучи куклой, он по крайней мере не чувствовал физической боли. А в дивной новой оболочке, в этом почти неореалистическом мире – бог знает, что его еще ждет.

Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»