Почему фотограф Рен Ханг стал героем Кирилла Серебренникова

В Берлине покажут спектакль Серебренникова Outside, ему предшествует ретроспектива покончившего с собой китайского фотографа
Ren Hang Courtesy Estate of Ren Hang und OstLicht, Galerie für Fotografie
Ren Hang Courtesy Estate of Ren Hang und OstLicht, Galerie für Fotografie

К моменту премьеры Outside на Авиньонском фестивале Кирилла Серебренникова уже выпустили из-под домашнего ареста, но выезжать из страны не разрешили: надпись Free Kirill на майках актеров, когда они вышли на сцену, оставалась актуальной. За два года ареста Серебренников сделал несколько проектов, не выходя из дома. Этот из них, возможно, самый личный. Серебренников и Рен Ханг планировали поработать вместе, но сотрудничество не состоялось: 24 февраля 2017 г. 29-летний Ханг шагнул из окна своей пекинской квартиры. Outside – другой проект. Настоянный на чувстве потери, этот спектакль – не просто оммаж китайскому художнику, но и реконструкция неслучившегося диалога. В спектакле он воображаемый, его ведут представляющие режиссера и фотографа актеры Один Байрон и Евгений Сангаджиев.

Тем, кто прорвался на берлинскую премьеру (билеты на три мартовских показа в «Шаубюне» уже раскуплены), повезет вдвойне, если они еще успеют на выставку Love, Ren Hang в фотоцентре C/O Berlin. Во-первых, она поможет лучше понять, кого и почему Серебренников выбрал своим героем. А во-вторых, все, чем напитана рефлексия российского режиссера на тему свободы и изоляции, есть и здесь.

Внутри и снаружи

У фотографий Ханга нет названий. Где и когда они были сделаны – неизвестно. Имена моделей тоже отсутствуют. На 150 снимках, отобранных для берлинской ретроспективы, молодые люди, преимущественно азиаты, позируют полностью или частично обнаженными как внутри помещений – на фоне белой или цветной стены, так и снаружи – на крышах высотных зданий, в лесах, садах, водоемах. Снимки эти – результат почти подпольной работы покончившего с собой фотографа, в мире широко известного, в Китае – персоны нон грата. (Даже имя его – Жэнь Хан – привычней сегодня в европейской транскрипции Ren Hang.) На родине выставки Ханга закрывались сразу же после открытия, его самого не раз арестовывали, страницы в Facebook и Instagram прикрывали как порнографические. В это же самое время мир снаружи печатал альбомы, открывал одну за другой выставки и исследовал работы китайского самородка на предмет их связи не с порнографией, а с коллажами дадаистов, сюрреалистическими фотографиями Ги Бурдена и эротическими – японца Нобуёси Араки.

Можно сказать, из окна своей квартиры в Пекине он шагнул за пять минут до мировой славы. О депрессии, догонявшей Ханга годами, больше расскажут не фотографии, которые он начал делать, когда учился в университете на маркетолога (чтобы не умереть от скуки), а стихи и поэтические перформансы, в центре которых уже его, Ханга, собственное тело. Один такой есть в фильме, смонтированном специально для берлинской ретроспективы, – его сняли два года сопровождавшие Ханга с кинокамерой друзья: растянувшийся на простыне юноша лупит ногами нависающий над ним пластиковый объект, осыпающийся зеркальными осколками, и сыплет таблетки в широко открытый рот без счета и прямо из флакона.

Будьте как дети

Политика его не интересовала – Ханг снимал не для того, чтобы изменить мир. Съемка освобождала, делала счастливым. «Стрельба» из Minolta Riva 115, простой аналоговой камеры (от 10 до 30 евро на Amazon), по обнаженным мишеням доставляла удовольствие – он сравнивал shooting с вечеринкой, и его друзья-модели были рады в них участвовать. Круг друзей расширялся, фотосессии Ханга стали чем-то вроде субкультуры, анонимной социальной сети, клуба по запрещенным в Китае интересам – к самому себе, своему телу, сексуальности, всему тому, о чем хотелось сказать открыто и не стыдясь. Благодаря снимкам Ханга целая генерация вышла на свет из гетто ночных клубов, легализовав запрещенное к показу в общественном пространстве Китая тело – вот тогда-то из приватного оно и превратилось в политическое. Не претендовавшие изменить мир фотографии Ханга внезапно его изменили. Как минимум китайский, об имидже которого сам фотограф однажды высказался тоже вполне идеологически: «Я не хочу, чтобы мир думал, что китайцы – это роботы без членов и вагин».

Мир потянулся в этот новый китайский дом. «О, сколько вас тут набилось!» – восклицает японский репортер, приехавший в Пекин снимать сюжет о Ханге и попавший в тесную комнату, где молодой человек тишайшего и деликатнейшего вида как детали конструктора прилаживает друг к другу тела голых девчонок и мальчишек, чтобы потом водрузить на них еще и живого варана. Всем весело. Сессия Ханга похожа на игру – даже детскую игру. Японец, приехавший снимать опасные будни нарушителя общественного спокойствия, выглядит слегка ошарашенным. Этот 11-минутный ролик, который тоже показывают на выставке, проливает свет на процесс и суть работы Ханга с телом. Это перформанс, инсценировка, игра. Засунуть голову в пальмовые листья, чтобы она выглядела как плод с человеческим лицом. Запутать рыбок в распущенных волосах погруженной под воду девушки – как в водорослях. Посадить на плечи модели голубей, как будто модель – дерево. Представить тело как ландшафт или натюрморт. Соединить фрагменты тел так, чтобы образовалось какое-то новое существо – многорукое, многоногое, третьего пола и наполовину, например, павлин. Не скрывавший своей гомосексуальной ориентации, Ханг конструировал эротическое тело как новое, не табуированное и не отбракованное еще общественной моралью – чистое, фантазийное, свободное от стыда и чувства вины. Даже гениталии, представленные на фотографиях Ханга, как будто это цветы или фрукты, расстаются вдруг с репутацией непристойных объектов и обретают давно утраченную невинность. Теперь это просто части тела.

Выйти из комнаты

Внутренние, комнатные, снимки Ханга безмятежнее тех, что сделаны снаружи. На последних тела часто выглядят так, словно они упали или их уронили. Живые они или мертвые – брошенные в лодку или реку; в траву, которой проросли, или листву, которой засыпаны так, что видно только лицо, сразу и не скажешь. Даже там, где тела еще крепко стоят на ногах, – на крыше высотного дома, например, они, по сути, уже падают. Или вот-вот упадут. В отличие от придуманной японцами и хорошо знакомой генерации Ханга компьютерной игры, «выйти из комнаты» по Хангу – не значит освободиться. На фотографиях Ханга падение, как искушение, подстерегает всякого.

Искушение, с которым сам Ханг боролся долго и от которого никто не смог бы его удержать. Ни друзья, сопровождавшие его повсюду и помогавшие печатать по ночам в закрытых уже магазинах (днем настучат) фотографии. Ни преданные и на все готовые модели («Его снимки превосходны», – восхищается только что поцеловавший варана мальчик в ролике японца). Ни западные кураторы и критики, поддержавшие Ханга, как только его фотографии прорвались в большой мир через китайский кордон. Ни посыпавшиеся на Ханга заказы и предложения. 24 февраля 2017-го, за 48 часов до первой встречи с Кириллом Серебренниковым по поводу их совместного проекта, Ханг выбросился с 28-го этажа. Через несколько месяцев режиссер Серебренников сам оказался под домашним арестом – спектакль о Ханге он сделал, как и многие другие в последующие два года, не выходя из своей комнаты. Премьеру Outside летом 2019 г. показали на фестивале в Авиньоне. В марте 2020-го спектакль повторят на международном фестивале новой драматургии FIND в берлинском театре «Шаубюне». Фотографии Ханга и фильмы о нем еще можно увидеть в американском фотоцентре C/O Berlin.

Берлин