Фильм «Сиротский Бруклин» показал злодейства реновации
Актер Эдвард Нортон сам написал сценарий, поставил фильм и сыграл роль сыщика с синдромом Туретта
Синдром Туретта, довольно загадочное заболевание, может проявляться, например, в том, что верующий и благочестивый человек помимо собственной воли начнет выкрикивать богохульства в церкви. Или просто выкрикивать ругательства на улице. Или просто бессвязные, абсурдные фразы. Или что-то нечленораздельное. Или совершать странные, назойливые движения рукой. Или головой. Или передразнивать прохожих. Возможных симптомов множество; совсем грубо говоря, у больных тики, которые иногда выглядят почти как конвульсии, они вопят и/или дергаются. Кроме конвульсий часто возникают компульсии (навязчивости в огромном ассортименте – желание что-нибудь трогать, пересчитывать и т. д.). Люди с синдромом Туретта ведут себя как помешанные, но полностью сохраняют интеллект, критику и, разумеется, способность страдать.
Откуда это берется, науке пока не известно. Соответственно, синдром Туретта, названный в честь французского врача, не так-то просто лечить. Наука вообще считала, что это редчайшее заболевание, один случай на миллион, пока проблемой в 1970-е не занялся невролог и нейропсихолог Оливер Сакс. Начав работать с одним туреттиком (виртуозным нью-йоркским джазовым музыкантом, страдавшим от жесточайших тиков) и выйдя на следующий день на улицу, он, словно прозрев, вдруг поставил диагноз сразу трем прохожим. Во многом именно Сакс, написавший знаменитые книги «Человек, который принял жену за шляпу», «Антрополог на Марсе» и «Пробуждения», «популяризировал» синдром Туретта: люди в обход врачей стали ставить себе диагноз (причем ставить правильно), эту болезнь стали всерьез изучать, пациентам начали кое-как помогать. Обычные люди стали смотреть на больных с сочувствием.
В «Сиротском Бруклине» Эдварда Нортона слово «Туретт» ни разу не звучит. Его действие разворачивается в 1957 г., когда диагноз совсем не был на слуху. Герой, судя по всему, не обращался к врачам – да и они тогда ничем не могли помочь. Собственное имя, Лайонел Эссрог, в его голове мгновенно обрастало уродливыми рифмами (Лайнел, Лай-нер, Лай-негр, Лай, герцог, эстетский рог, рогатый носорог) – и их приходилось выкрикивать. То же самое происходило и с другими услышанными словами. Плюс компульсии: «Для меня трогать и считать предметы, повторять слова – это и значит жить». В детстве, после смерти матери, он воспитывался в католическом приюте, где монашки пытались выбить из него болезнь палками. Потом в приют пришел частный детектив Фрэнк Минна и отнял у воспитательниц палку, а подростка сделал своим подручным – вместе с еще несколькими пареньками-сиротами. Стал для них почти отцом, они выросли у него на глазах. А потом в ходе одного расследования Фрэнк был убит. Теперь расследование надо завершить, а убийц – найти.
«У меня словно в мозгу живет сосед-анархист», – говорит в фильме Лайонел. Внутренняя шутка: все мы помним самую знаменитую роль Эдварда Нортона, где у него в мозгу и впрямь жил сосед-анархист с внешностью Брэда Питта. Как раз перед съемками «Бойцовского клуба» Нортон и наткнулся на роман Джонатана Литэма, а потом 20 лет возился со сценарием и искал финансирование.
В окончательном варианте он перепахал роман почти до неузнаваемости: в центре теперь могущественный Мозес Рэндольф (Алек Болдуин), затеявший перестройку Нью-Йорка, глобальную реновацию, в ходе которой трущоб станет меньше, а эстакад и автомобилей – больше. Правда, у реновации масса противников, считающих, что «трущобы» не так уж разрушены, как утверждает Рэндольф, и вообще многое в его плане продиктовано ненавистью к населяющим их чернокожим. Нортон в упоении переносит в сценарий куски из совсем другой книги – The Power Broker Роберта Каро, посвященной Роберту Мозесу, реально перестроившему в 1950-х Нью-Йорк (именно с ним боролась легендарная журналистка Джейн Джекобс, написавшая в итоге библию современной урбанистики «Смерть и жизнь больших американских городов»). Мало того, Нортон проводит вполне четкие аналогии между своим плохим парнем и Дональдом Трампом. У поклонников романа, а их немало, в этот момент вырвется сдавленный стон: «Зачем?» Молчать! Так Нортону повелело вдохновение.
Трудный характер
То, что Эдвард Нортон – отличный актер, было очевидно с первой же его роли в триллере 1996 г. «Первобытный страх», которая принесла ему «Золотой глобус» и номинацию на «Оскара». При этом он, как никто в Голливуде, оказался склонен влезать в сценарии и поправлять режиссеров. На съемках «Красного дракона» он требовал, чтобы Бретт Ратнер снял и включил в фильм несколько сцен, вписанных им лично. После съемок «Американской истории Икс» добился увольнения режиссера Тони Кэя и сам перемонтировал фильм (Кэй потом хотел снять свое имя с титров). Сценарий «Невероятного Халка» вообще переделал до неузнаваемости, стремясь сделать своего героя сложнее и интереснее (продюсеры Marvel Studios, посмотрев черновую сборку фильма, взвыли и все вернули как было, а потом вообще отказались от услуг Нортона, заменив его в следующих фильмах с участием Халка Марком Руффало). Именно из-за характера он в последние 10 лет снимается нечасто и в основном в ролях второго плана: продюсеры, напуганные его дурной славой, опасаются с ним связываться. Утешением может служить то, что Нортон в своих попытках все улучшить часто оказывался прав – например, «Американская история Икс» в его версии уже 20 лет входит в топ-50 лучших фильмов по версии IMDb.
Зачем действие перенесено из 1990-х в 1957-й? Помимо озарения насчет Мозесов Нортону просто хотелось снять исторический фильм и поиграть в нуар. Почему Нортон вообще взялся за книгу Литэма? Потому что счел героя с синдромом Туретта подарком для себя как для актера – достоверно изобразить все восклицания и передергивания ему показалось интересной творческой задачей. Он прекрасно справляется (еще бы!), но в результате синдром Туретта выглядит просто как орнамент, оживляющий действие. Те, кому герой в лицо неожиданно выплевывает свои абсурдные словосочетания («Две вонючие свиные сосиски!»), не отшатываются, а гладят его по плечу и ласково говорят: «Это ничего!», как будто всю жизнь провели в окружении больных с тиками. Что-то подсказывает, что в 1957 г. люди реагировали более нервно. Да, наверное, эта болезнь в сто раз усугубила одиночество героя, но кажется, что сюжет теперь прекрасно обошелся бы и без нее: мало ли таких невзрачных одиночек в любом большом городе и в любом нуаре? Ну и наконец, за 20 лет препродакшена Нортон успел подрасти и ему сейчас в два раза больше лет, чем герою книги. Но и это его не остановило.
Он не ставит себе ограничений, которые поставило бы большинство режиссеров: например, никуда не спешит (в середине картины Лайонел три или четыре минуты молча танцует с чернокожей красавицей, которая, судя по всему, сыграла в расследуемом деле ключевую роль). А всего фильм идет 2,5 часа. И легко обвинить Нортона, для которого это вторая режиссерская работа и первая сценарная, в дилетантизме. Но делать этого не хочется.
Все-таки он великолепный актер, один из лучших в своем поколении – и без малейших усилий держит картину; на него просто приятно смотреть, тем более что он окружен другими отличными актерами. Болдуин, Уиллем Дефо, Брюс Уиллис согласились играть в фильме бесплатно – и точно не прогадали: похоже, Нортон предоставил им максимально комфортные условия, в которых играть одно удовольствие (и это удовольствие передается зрителю). Точно так же приятно смотреть на воссозданный с маниакальной тщательностью Нью-Йорк 1950-х (дело не только в компьютерной реконструкции пейзажей – Нортон явно аккуратнейшим образом подбирал цвета обоев, ковров, машин, платьев, галстуков, погружая зрителя в ушедшую эпоху). О джазе, волнами льющемся с экрана, и говорить нечего. При всей медлительности «Бруклина» он точно не скучный – ну разве что самую малость. И в конце концов, каждый раз, когда зритель начинает скучать, Нортон знает, какими именно ужимками его взбодрить.
Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»