Выставка «Щукин. Биография коллекции» – огромная, но почти домашняя

При всей своей беспрецедентности экспозиция, занявшая почти все главное здание Пушкинского музея, покажется москвичам почти домашней: многие шедевры как будто вернулись на летние каникулы домой.

На прежних местах

Попав сюда, каждый, кто застал старую, еще в главном здании ГМИИ, развеску импрессионистов и постимпрессионистов, заметит, что на том же месте висел, например, Сезанн. Здесь автопортрет 1882 г., названный Малевичем лучшей работой художника в Щукинском собрании, и картина «Пьеро и Арлекин», о которой Серов писал: «Черт знает что: вот не люблю Сезанна – противный, а от этого карнавала, с Пьеро и Арлекином, у Щукина, не отвяжешься». В 1932 г., когда СССР массово продавал на Запад сокровища, «Пьеро и Арлекина» не удалось сбыть с рук – Альберт Барнс, чье собрание чуть ли не единственное сопоставимо по масштабу с щукинским, пожалел 450 немецких марок. Так щукинская коллекция в отличие от морозовской осталась цела.

Теперь же рядом с Сезанном из ГМИИ висят его «Фрукты» из Эрмитажа. На одной стене соединились собрания, разделенные в 1948-м, после закрытия Государственного музея нового западного искусства (ГМНЗИ). В последний раз такое можно было наблюдать в Париже, где выставку щукинского собрания показывали в 2016-м в здании Fondation Louis Vuitton.

Можно было ожидать, что московский проект станет версией французского, но мы получили новую историю – и не просто больше картин, но больше героев. Если в Париже экспонировали коллекцию одного Сергея Ивановича Щукина (1854–1936), то в Москве она разбавлена и дополнена коллекциями братьев – Петра, Дмитрия и Ивана. Страсть к собирательству они унаследовали от Михаила Боткина, дяди по матери, и погружены были в процесс задолго до Сергея. Сергей же, талантливый и удачливый коммерсант – директор торгового дома «И. В. Щукин и сыновья» и страхового общества «Якорь», член совета Московского учетного банка и правления товарищества ситценабивной фабрики «Эмиль Циндель», гласный Московской городской думы etc, – стал покупать живопись только после 40 лет.

Музей всего

Коллекция Петра Ивановича Щукина (1853–1912), ставшая частью собрания Государственного исторического музея, когда-то демонстрировалась в созданном им в 1891-м и подаренном городу Музее русской старины на Малой Грузинской (теперь Биологический музей им. К. А. Тимирязева). Петр собирал все, что радовало глаз, от китайской бронзы до русской старины, от затейливых ключей до «Обнаженной» Ренуара, которую впоследствии купил у брата Сергей. Но прежде картина Ренуара, как и «Площадь Французского театра» Писсарро, висела в этом «музее всего», отчасти воспроизведенном на выставке.

В витринах разложены старинные индийские и персидские ткани, с которых вышитые узоры перекочевали на ситцы мануфактуры Щукиных. И теперь полотнища с «ситцевым» рисунком архитекторы Надя Корбут и Кирилл Асс, авторы дизайна выставки, использовали как главный элемент оформления. Зал Петра переходит в зал Дмитрия Ивановича Щукина (1855–1932), рафинированного эстета и собирателя старых мастеров – Ван Дейка, Кранаха. И дальше, в залы Ивана Ивановича Щукина (1869–1908), смягченные почти театральными декорациями, отвлекающими от его трагической судьбы. «Интеллектуал, писатель и искусствовед, свой в парижских кругах, он был ключом, который открывал парижские двери, – говорит об Иване Щукине сокуратор выставки, заведующая отделом искусства XIX–XX вв. ГМИИ Александра Данилова. – Его статьи охотно публиковал Бенуа. Иван приятельствовал с Дюран-Рюэлем, и именно он привел братьев к галеристам». Именно Иван навел старшего брата на Ренуара. Охладев к современному искусству, Иван начал составлять коллекцию старых мастеров, которая его разорила и довела до самоубийства. Каталог берлинского аукциона 1907 г., на котором она была за бесценок продана – и какие-то лоты оказались подделками, – свидетельство трагедии. Лучшие вещи ушли за гроши – парижские маршаны сбивали цены. Один лот – Эль-Греко, попавший после тех торгов в Будапешт, теперь на время приехал в Москву.

Ивану Щукину принадлежала и «Сирень на солнце» Клода Моне, купленная в 1899-м и впоследствии попавшая к Сергею. Картина, о которой Мандельштам напишет знаменитое: «Художник нам изобразил / Глубокий обморок сирени / И красок звучные ступени / На холст как струпья положил».

История влюбленностей

Влюбляясь в художника, Щукин покупал у него все главное и лучшее – и выставка, которая начинается с первоисточников коллекционерской страсти, в частности с Курбе, построена в логике этих влюбленностей: в Гогена, Сезанна, Матисса, Дерена, Руссо. Ранний кубизм Пикассо был слишком радикален даже для Щукина, но он чувствовал, что вещь, вызывающую шок, надо купить, а дома завешивал работы тканью и по чуть-чуть открывал. У Щукина была 51 работа Пикассо. Лучшие из них выставили, не убрав из залов слепки, и стало видно, насколько Пикассо работал в логике классического искусства.

Жаль, что нет тут Марке, который был важен для отечественных живописцев – вспомним хотя бы ленинградских маркистов. Но кураторы рассудили, что Марке – в большей степени художник Морозова, и мы его еще увидим, когда собрание Ивана и Михаила Морозовых соберется в будущем сезоне в Москве.

«Вот Моне, вы посмотрите, живой!» – цитирует Наталья Семенова, исследователь собраний Щукина и Морозова и автор вышедшей к выставке книги «Щукин. Биография коллекции», воспоминания очевидца, присутствовавшего при демонстрации Сергеем Щукиным работ Клода Моне. В том, что он старался покупать прямо у художников, был и прагматизм коммерсанта (точно не подделка), но и желание понять, что двигало автором. Купив «Скалы в Бель-Иль» и пару этюдов Моне, он отправился в Живерни к нему самому и приобрел еще несколько вещей. Через год получил его «Руанский собор вечером», а через два – «Руанский собор в полдень».

Щукин собрал и «иконостас» Гогена, как назвал 16 работ художника составитель каталога коллекции Щукина Яков Тугенхольд. В шпалерной развеске эти картины казались фреской, которую почти полностью восстановили – за исключением работ, которые из-за плохого состояния не подлежат транспортировке. А всего из Петербурга в Москву привезли сейчас 60 вещей.

Из 37 работ Матисса – так много было только у Щукина – из Петербурга приехало тоже не все, но есть и «Красная комната», и «Танец», для которого освободили Белый зал. Хотя очень не хватает парной к «Танцу» «Музыки» – панно в плохом состоянии, говорят, что его больше не возят. В Париж, наоборот, возили «Музыку», а вместе их можно увидеть только на стене Главного штаба в Петербурге. В этом разделении есть большая несправедливость – по отношению к зрителям, Щукину и Матиссу, писавшему эти панно для лестницы щукинского особняка. «Танец» Щукин опасался вешать, но в конце концов решился и написал Матиссу: «Сударь, я нахожу в вашем панно «Танец» столько благородства, что решил пренебречь нашим буржуазным мнением и поместить у себя на лестнице сюжет с обнаженными. В то же время нужно будет второе панно, сюжетом которого могла бы быть музыка».

Многих удивляет, что гогеновский «иконостас» венчает портрет Гогена работы Ван Гога – но ровно так все висело и у Щукина, а рядом был Ренуар, что невозможно себе представить, если бы не фотографии. Беглое их изучение заставляет понять, что сегодня так невозможно не только показывать, но и смотреть. И сколько бы экс-директор, а теперь президент ГМИИ Ирина Антонова ни требовала воссоздать ГМНЗИ, а нынешний директор Пушкинского музея Марина Лошак – она же руководитель кураторской группы, готовившей выставку, – ни обращалась к президенту России с просьбой передать музею особняк Щукина, принадлежащий Министерству обороны РФ, чтобы устроить там музей коллекционера, повторно в эту воду не войти.

Некоторые посетители выставки сетуют, что неудобно читать экспликацию – информация размещена не под каждой работой, а собрана в залах в одном месте. Но в отсутствии табличек на каждом шагу, в цифрах, которыми картины подписаны будто от руки, читается желание показать именно домашнюю коллекцию, какой и было собрание Щукина. Оставшееся без хозяина, который мог бы о нем рассказать.

До 15 сентября