Три московские выставки не дают забыть о Катастрофе

27 января 1945 г. советская армия освободила Освенцим. В 2005 г. решением Генеральной ассамблеи ООН эта дата обрела место в календаре и нынешний статус. В России в честь этого дня в пятый раз проводится Неделя памяти. В этом году она началась в Музее Москвы выставкой «Спасители», устроенной Российским еврейским конгрессом (РЕК) при поддержке столичного правительства и Фонда Зиминых.

Святые

Выбор для «Спасителей» самого скромного пространства в музее – двух небольших комнат на первом этаже, слева от входа, – оправдан минимальным числом экспонатов. Большей частью это тексты, посвященные праведникам народов мира – тем, кто, рискуя всем, прятал во время войны евреев, кто захотел и смог перешагнуть непреодолимую для большинства границу «свой – чужой». Кто «спас мир от расчеловечивания», как сформулировал Анатолий Голубовский, ставший вместе с куратором Егором Ларичевым автором идеи выставки. В современном человеконенавистническом контексте она представляется актуальной как никогда.

«Праведник – в иудейской традиции, а в христианской – святой», – сказала на открытии Людмила Улицкая. Праведник народов мира – не эпитет, но официальное звание, учрежденное израильским Мемориалом Катастрофы и героизма «Яд ва-Шем». С 1963 г. в список праведников внесено 26 973 имени, и это не окончательная цифра. Кто-то из этих героев, как Рауль Валленберг, сохранил тысячи жизней, кто-то, как живущая в Петербурге Тамара Григорьевна Романова, одну. Или 32, как ростовчанин Михаил Павлович Зирченко. Талмуд учит, что спасший одну жизнь спасет весь мир.

Из России в списке праведников 206 имен. Полтора года назад две московские школьницы решили объехать спасенных и записать их рассказы, которые и стали прологом выставки. Видеорассказы спасенных показывают в «Убежище», вокруг которого архитектор Дмитрий Барьюдин закрутил всю выставку. Стены убежища покрыты ламелями, удерживающими таблички с информацией о праведниках. Некоторые таблички пусты – каждый год в списке героев появляются новые имена.

Эта конструкция может быть внедрена в любое пространство (подобные выставки РЕК планирует устраивать и дальше) и усилена искусством, которое, несмотря на дефицит места, присутствует и здесь. Это снятая на камеру многофигурная инсталляция Андрея Кузькина «Молельщики» – огромная, размером с комнату, она недавно завершена. На ее создание у художника ушло около 10 лет. Вылепленные из соленого теста человечки, замершие в молитве или запертые в бетонных камерах-мешках, отсылают к хлебу как к символу тела, и к русской истории, и к зековской традиции лепить из хлебного мякиша. Все вместе – метафора истории XX в. Сюжет «Молельщиков» шире, чем ГУЛАГ и холокост, это воплощение самой атмосферы, в которой то и другое могло родиться и существовать.

Девочки

«Анна Франк. Дневники холокоста» – проект Еврейского музея и центра толерантности, построенный куратором Моникой Норс на дневниковых записях шести девочек (девушек), из которых только двум удалось пережить войну, и работах художников, рифмующихся с трагедией и так или иначе ей посвященных.

Все эти работы – сами по себе исчерпывающий рассказ о Катастрофе: Kosmos und Demian (2009) родившегося под последними бомбежками войны Ансельма Кифера; «Праздник Пурим» (1988) Кристиана Болтански (загнанные в оловянные коробки и подсвеченные старые детские фотографии, сделанные во время пуримшпилей); видео, снятое в Освенциме поляком Мирославом Балкой; инсталляции венского акциониста Германа Нитча и Гюстава Мецгера, мальчиком вывезенного «киндертранспортом» в Лондон; переведенные Хаимом Соколом через копирку портреты детей, подвергнутых медицинским экспериментам, видео израильтянина Ори Гершта; «Треблинка» Вадима Сидура (1966, оригинальная модель будущего памятника в Берлине). Но искусство выполняет еще и функцию обрамления, поддерживающего истории героинь, тех самых девочек: Рутки Ласкер, Евы Хейман, Элизабет Кауфман, Элен Берр, Мэри Берг и Анны Франк, чей дневник, самый известный из перечисленных, и дал название выставке. Декорации, выстроенные Надей Корбут и Кириллом Ассом, представляют собой комнаты девочек – ход, давно опробованный Еврейским музеем, кажется идеальным для музейного коридора.

В отличие от искусства дневники – не подлинники, и едва ли Мемориальный музей холокоста в Вашингтоне, где хранится оригинал записей Кауфман, вообще выдает на выставки эти листочки, на которых записывала свои свидетельства Элизабет, скрывавшаяся в семье пастора в Шамбон-сюр-Линьоне. К счастью, она давно записала интервью для музея, фрагменты которого видим и мы.

Эти дневники доходили до читателей разными путями. Первым вышел дневник Мэри Берг – это псевдоним Мириам Ваттенберг, 1924 года рождения, из Лодзи, прошедшей через Варшавское гетто. Благодаря матери, имевшей гражданство США, она получила американскую визу. Ее дневник был опубликован в феврале 1945-го – до окончания войны. Последним вышел из печати дневник 14-летней Рутки Ласкер из Бедзина (Польша): жившая по соседству ее подруга-христианка только в XXI в. решилась передать тетрадку журналистам.

И Рутка, и Ева Хейман из Венгрии погибли в Освенциме. Выжившая мама Евы, опубликовав в 1948 г. дневник дочери, переданный ей после войны, покончила с собой.

Отобранные для выставки среди других подобных дневников, эти свидетельства, в которых и авторские рефлексии, и попытки анализа происходящего, и удивительные наблюдения, – литература. Адресованный сероглазому Жану из Латинского квартала дневник Элен Берр, студентки Сорбонны, наполнен литературными ассоциациями, отсылает к «Макбету» и толстовскому «Воскресению», цитирует Поля Валери и заставляет думать об удивительной жизни, остановленной так рано.

Люди в черном

Хаим Сокол, задействованный в проекте про дневники девочек, одновременно открыл собственную выставку в галерее «Роза Азора». «Мессия придет зимой» – это название отсылает и к старым его инсталляциям, показанным в Московском музее современного искусства, и к перформансу в «Гараже». Оттуда его Ангел истории – чудище, переносившее воду на крыльях-тряпках, – словно переместился на бесконечные листы ватмана, в альбомы, на ткань.

Изгнанники, бредущие в поисках тепла и ночлега, – это и есть его персонажи. Люди, укутанные в тряпье, бесформенные шубы, в нечто, чему нет названия, помимо прочего – напоминание о судьбе отца Хаима, чудом выжившего в оккупации.

Ему было 11, вместе с родителями он бежал из гетто под Винницей, скитался, остался один, попал в партизанский отряд. Не помнит, какое было время, – в партизанах оставался долго, но фотография в ватнике и ушанке и, главное, ощущение холода и вечной неприкаянности заставляют его по сей день считать, что была зима. И это то, что мы чувствуем сейчас все чаще. Бесконечный зимний мрак, которому когда-нибудь должен же прийти конец.

«Спасители» – до 4 февраля

«Анна Франк. Дневники холокоста» – до 1 апреля

«Мессия придет зимой» – до 10 февраля