Почему в Венеции выиграл «Рим»

Успех Альфонсо Куарона оставил без шансов на награды еще одного мексиканского режиссера – Карлоса Рейгадаса. Зато освободил дорогу яростным женщинам.

Рим, не наше время

Воссозданный город памяти – Мехико начала 1970-х – место действия «Рима», очевидно, главного фильма в карьере Альфонсо Куарона, режиссера картин «И твою маму тоже», «Дитя человеческое» и «Гравитация». Куарон мечтал снять «Рим» много лет, но только сейчас, с помощью стримингового монстра Netflix и со своей теперешней репутацией, смог сделать это так, как история того заслуживает. Абсолютное доверие со стороны продюсеров дало возможность режиссеру не только практически полностью выстроить все главные объекты и смыть современную дорожную разметку на одной из улиц Мехико, но и снимать фильм в хронологическом порядке: не нарушая течения времени, не сбивая с эмоционального пути актеров, позволяя воспоминанию длиною в фильм раскручиваться согласно логике памяти, не упуская мельчайших деталей.

В центре «Рима», названного так в честь одного из районов Мехико, Колония Рома, – интеллигентная обеспеченная семья и две, как теперь принято говорить, помощницы по хозяйству: судьба одной из них, Клео, прошивает фильм насквозь. Все, что мы видим в кадре, – это воспоминания двух людей о событиях 1970–1971 гг.: присутствующей в каждой сцене Клео и самого режиссера, зашифрованного в одном из мальчиков, любящем пофилософствовать младшем в семье ребенке. «Когда я был старым, ну, пока не родился, я был летчиком», – рассказывает он Клео в одной из сцен за некоторое время до того, как они ради игры притворяются мертвыми: если смерть – это лежать голова к голове на мягком утреннем солнце. Память, постоянное, но не паническое предощущение возможной беды, чувство времени и горечь потери (для хозяйки дома – мужа, для Клео – возлюбленного) – только некоторые темы фильма. Но то, как они раскрываются, неразрывно связано с местом действия «Рима» и с мексиканским происхождением его режиссера: и председателю жюри, тоже мексиканскому режиссеру Гильермо дель Торо, не мог не понравиться этот особый, магический латиноамериканский фатализм.

К сожалению для другого мексиканца, Карлоса Рейгадаса. Награждать двух соотечественников было бы слишком даже для Гильермо дель Торо, в главном отлично справившегося с ролью председателя венецианского жюри: в его призовом раскладе был очевиден личный кинематографический вкус и режиссерская воля. Тем не менее «Наше время» Рейгадаса – трехчасовое исследование кризиса отношений двух интеллектуальных, любящих друг друга взрослых людей – один из самых художественно состоятельных фильмов этого венецианского конкурса.

В отличие от предыдущей работы режиссера, загадочного метафизического фильма «После мрака свет», «Наше время» – почти традиционная и почти зрительская (несмотря на трехчасовой хронометраж) драма. Рейгадас сам играет главного героя, поэта Хуана, живущего на идиллического вида ранчо с быками и лошадьми – вполне в хемингуэевском стиле. Жену Хуана, красивую и тоже что-то выстукивающую на компьютере Эстер играет жена Рейгадаса Наталия Лопез. После пятнадцати лет брака чувства героев друг к другу еще живы, но по мере того, как Эстер начинает к мужу остывать, договор, на котором построены их открытые отношения, постепенно становится односторонним. Свободный брак, не предполагающий «измен», но допускающий романы на стороне при условии, что партнер в курсе, становится для обоих участников мучением: Эстер влюбляется в заезжего американца Фила, Хуан мучает ее, требуя подробностей. Одержимость, с которой герой-интеллектуал терзает якобы свободную делать что угодно жену, заставляет фильм раскручиваться по психологической спирали. С каждым витком зрителя все больше укачивает, и единственное, что дает ему немного вздохнуть, – это широкоформатные мексиканские пейзажи с быками, способными или не способными к боям. Сказка про белого бычка в исполнении Рейгадаса обязана была закончиться для людей и животных примерно одинаково: бык оступится и упадет в карьер, уставшие беспрерывно бодаться люди предпочтут поставить на паузу зашедшие в тупик отношения, – какими бы полиаморными они ни были.

Разъяренные женщины

Сразу два приза получила в Венеции «Фаворитка» – англоязычная костюмная трагикомедия греческого режиссера Йоргоса Лантимоса о придворных склоках вокруг английской королевы Анны: Кубок Вольпи за лучшую женскую роль присудили Оливии Коулман за полную сочувствия трактовку образа этой скучающей, одинокой, страдающей от подагры и любви правительницы. Кроме актерского приза «Фаворитке» присудили Гран-при, второй по значению приз фестиваля, отметив треугольник с участием королевы Анны, леди Мальборо (Рэйчел Вайс) и юной карьеристки Абигайль Хилл (Эмма Стоун). Интересно, что «Фаворитка» при фирменных для Лантимоса мизантропии и черном юморе во второй своей части постепенно меняет жанр и оказывается не столько историей о двух манипуляторшах и одной жертве, сколько историей долгой, созависимой любви, в которой карьерные устремления одного из партнеров – лишь одна из составляющих. Отношения королевы и леди Мальборо, вокруг которых и строит Лантимос свою картину, постоянно изменяются, поворачиваются к зрителю то одной, то другой гранью для того, чтобы к финалу оставить его абсолютно растерянным перед болезненной, напряженной связью двух неординарных женщин.

Было понятно, что одна из ключевых карт призового пасьянса достанется «Соловью» Дженнифер Кент (ее первый фильм «Бабадук» – новая классика ужасов). Досталось даже две: спецприз жюри и приз имени Марчелло Мастроянни лучшему молодому актеру – Байкали Ганамбару. «Соловей», исторический хоррор с отскоками в трэш-комедию и эксплуатейшн, – это «Убить Билла» в Тасмании XIX в. (а также в эпоху #Metoo). Главная героиня, эмигрантка из Ирландии, осужденная за кражи в детстве и давно отработавшая срок, фактически попадает в сексуальное рабство к лейтенанту-садисту. Отомстить ему за себя, мужа и грудную дочку становится единственным смыслом ее жизни. «Соловей» вызвал в Венеции бурю еще до оглашения вердикта жюри: фестивалю пришлось отобрать аккредитацию у итальянского журналиста, который после окончания пресс-показа на весь зал начал кричать в адрес режиссера что-то типа «позор шлюхе» – вот тот социальный контекст, о котором не стоит забывать, когда захочется назвать яростную драму о женской мести спекулятивной или чересчур лобовой.

Венеция