Самые интересные фильмы Венеции – о женщинах

У фестиваля в Венеции наметился лидер – мексиканский режиссер Альфонсо Куарон с автобиографической картиной о Мехико 1970-х и вырастивших его женщинах. Сочувствие, которое испытывает Куарон к своим героиням, оттеняют другие фильмы программы с куда более зловещими фигурантками.

Хорошие девочки

Рим, а точнее, Колония Рома – название района в Мехико, где прошло детство режиссера фильмов «Гравитация», «Дитя человеческое», «И твою маму тоже». Альфонсо Куарон мечтал снять этот личный, испаноязычный фильм много лет, но лишь сейчас, наверное, оказался в полной мере к нему готов.

Не только по уровню владения профессией (даже несколькими: Куарон тут режиссер, оператор, автор сценария, сорежиссер монтажа и сопродюсер), но и по статусу в кинопантеоне – ради того чтобы добавить в портфолио строчку «фильм Альфонсо Куарона», Netflix предоставила режиссеру финансовые и организационные возможности, позволившие воссоздать Мехико начала 1970-х, вернуться в город детства, существующий теперь только в его памяти.

«Рим» – уникальный фильм: камерный, но снятый на широкоформатную пленку в головокружительном, серебрящемся ч/б. Частный, но звучащий симфоническим Dolby Atmos, оркеструющим не взрывы и стыковки космических кораблей, а скребущие по полу собачьи когти, детский смех, гудки машин, застрявших на перекрестке, перешептывания в кинотеатре.

В сердце фильма – воспоминания режиссера о своем детстве. И, рассказывая историю горничной Клео, служащей в доме доктора, «Рим» без усилий поднимается до многофигурного семейного романа, становится эпосом о природе времени, а потом так же легко возвращается к горестям и радостям своих героев – обыкновенным и особенным.

Дети в семье доктора (любящий пофилософствовать младший – альтер эго режиссера) растут под присмотром четырех женщин: мамы-учительницы, бабушки и двух давно ставших родными служанок, одна из них – Клео. Этот мир, как мир «Амаркорда» Феллини и «Фанни и Александра» Бергмана, складывается из застрявших в памяти деталей: огромный Ford Galaxy отца, не проходящий в ворота, книжные полки, которые отец заберет, съезжая из дома, пасхальное яйцо, чуть не попавшее в лоб одному из мальчиков во время очередной драки, собака Боррас, норовящая выскочить за ворота. Но по мере того, как мир «Рима» оживает и становится почти полностью населенным женщинами, на первый план выходит его главная эмоциональная тема – сопереживание. Униженная уходом мужа хозяйка дома сеньора София и доверчивая, сильная Клео, рассудительная бабушка и кокетливая подружка Клео Адела – Куарон не просто уважает своих героинь, но понимает про них что-то неформулируемое и важное, чувствует эту странную смесь уязвимости, зависимости, силы, гнета женского, неразрывно связанного с продолжением жизни начала, которая есть почти в каждой. Именно эта полная горячего, не сентиментального сочувствия интонация делает «Рим» главным пока фильмом венецианского конкурса.

Плохие девочки

После «Рима» и без того ядовитая «Фаворитка» грека Йоргоса Лантимоса кажется замешенной на серной кислоте. В центре первого костюмного и третьего англоязычного фильма Лантимоса – придворный треугольник, любовный и политический. Сара Черчилль, она же герцогиня Мальборо (Рейчел Вайс), пользуется безграничным доверием королевы Анны (Оливия Коулман) до тех пор, пока во дворце не появляется бедная родственница герцогини Абигайль Хилл (Эмма Стоун). Расклад, знакомый отечественному зрителю по советскому телефильму «Стакан воды» с окруженной королевскими воронами Аллой Демидовой, в эпоху #MeToo и в изложении традиционно безжалостного к человечеству Лантимоса приобретает несколько иные очертания. Размявшись на рядовом дворцовом интриганстве и остром stacatto аристократических пикировок, Лантимос постепенно вводит своих героинь в такое токсичное, созависимое пике, выйти из которого без потерь не удастся ни одной из участниц, – и не так уж важно, кому достанется победа.

Болезненные отношения несчастной королевы с ее единственной подругой на протяжении фильма несколько раз трансформируются, кажутся то насквозь манипулятивными, то вдруг подлинно глубокими и в итоге позволяют Лантимосу создать противоречивое и сложное кино о женском мире, абсолютно замкнутом и самодостаточном. В ненависти и любви, в болезни и здравии, в богатстве и бедности героиням Лантимоса вообще не нужно никакого мужского участия: они совершенно не против мужчин и даже довольно доброжелательно задействуют их в своих политических и/или любовных играх, просто в основе этой доброжелательности тотальное равнодушие; друг к другу эти три женщины испытывают гораздо более сильные чувства.

Но если английские аристократки в отчаянной борьбе за власть хотя бы удерживаются от заигрывания со сверхъестественным, то берлинские ведьмы из танцевальной академии «Маркос» в этой области себя не ограничивают. В «Суспирии» итальянца Луки Гуаданьино (это ремейк одноименного хоррора Дарио Ардженто) ведьминская организация испытывает все сложности двухпартийной системы и переизбрания на новый срок ветхого, засидевшегося в своем кресле лидера – Матери Маркос, которой для того, чтобы сохранить власть, нужно по меньшей мере переселиться в новое тело: проблема – не чуждая ни советскому, ни новейшему российскому политическому ландшафту.

Действие разворачивается в 1977 г., в разгар событий, известных как «Немецкая осень» (Гуаданьино полупериферийно включает в фильм линию террористов RAF со всеми известными из истории остановками вроде захвата самолета Lufthansa Народным фронтом освобождения Палестины). В академию «Маркос» поступает талантливая американская танцовщица из Огайо Сьюзи (Дакота Джонсон) – ее зачисляет лично директриса мадам Блан (Тильда Суинтон). С помощью дедушки-психоаналитика, к которому ходила одна из бывших балерин (отдельная мистификация заключается в том, что актера, который значится в титрах напротив этой роли, не существует, а играет его одна из звезд фильма в возрастном гриме), мы постепенно узнаем, что в «Маркос» происходят всякие странности – например, тот, кто возражает руководству, обычно начинает во время танца ломать себе кости.

Гуаданьино, которого уже упрекают в том, что его версия «Суспирии» недостаточно страшная и чересчур кичевая (последнее замечание – просто мимо, Берлин 1970-х воссоздан художниками фильма замечательно), на самом деле снял остроумную и многослойную версию мужского антифеминистского кошмара. Матриархальное устройство мира «Суспирии» – пародия на этот кошмар. Ведьмы терроризируют и унижают случайно попавшихся им на пути мужчин, борются между собой за власть, зловеще хохочут за ужином и просто демонстрируют готовность кастрировать каждого, кто к ним сунется, – изящная шпилька в адрес напуганных издержками #MeToo. А если учесть любовь председателя жюри Гильермо дель Торо к ужасам, у этой шпильки есть все шансы уколоть один из венецианских призов.-

Венеция