«Лето» Кирилла Серебренникова неожиданно и счастливо оказалось нашим «Ла-ла лендом»

Сюжетные рамки заданы песнями Майка Науменко – от собственно «Лета» («Я изжарен как котлета, во рту дымится сигарета, газета есть, а пива нету, и скоро прилетит комета») – до «Сладкой N» («Но я не стал тебя будить и устраивать сцен. Я подумал, так ли это важно, с кем и где ты провела эту ночь, моя сладкая N»).

Начало 1980-х, изысканно обшарпанное и черно-белое, иногда со смешными цветными каракулями и почеркушками, приветами «Ассе» и параллельному кино. Наташа (Ирина Старшенбаум) любит своего мужа – звезду Ленинградского рок-клуба Майка (Роман Билык, больше известный как лидер группы «Звери» Рома Зверь). У них растет маленький сын. Но тут приходит молодой Виктор Цой (Тео Ю), поет свои первые песни, и Наташа влюбляется в него. Потому что всем как-то сразу понятно, что он не только красивый, необычный, но и очень талантливый. Майк покровительствует новому другу, знакомит с модной музыкой, дает почитать свои переводы Лу Рида, но скоро замечает взаимное влечение Цоя и жены.

Анекдотический момент: «Витя, пойдем поговорим».

За друзьями-музыкантами закрывается дверь, Наташа мечется в коридоре коммуналки, потом не выдерживает и заходит в комнату. Ну вы же понимаете, что они там делают.

Пластинки слушают.

Высокие отношения

Любовный треугольник в «Лете» даже не сюжет, а недопроявленное фото, акварельная зарисовка, прозрачный этюд о благородстве, написанный сценаристами Михаилом и Лили Идовыми по мотивам воспоминаний Натальи Науменко.

Первая звучащая в фильме песня – знаменитая «Дрянь», за которую сегодня Майка, будь он жив, записали бы в сексисты. Но у поп-звезды Ромы Зверя (который тут, конечно, и сам поет) Майк такой грустный, такой интеллигентный, меланхоличный, рефлексивный, страшно сказать, почти робкий, что какие там сексизм и мачизм. Он не станет будить и устраивать сцен. Хотя и понимает, что такая школьная влюбленность, как у Наташи и Вити, когда только за ручки держатся, может быть опаснее откровенной измены.

А самое неприятное – это когда Наташа признается, что ей не хочется слушать Лу Рида, да и раньше не очень хотелось, просто не говорила. Вот это, конечно, удар в сердце. И Цой Лу Рида тоже как-то не очень, ему ближе Марк Болан. То есть если герои «Лета» и выясняют отношения, то по большей части в области стилистических различий.

И вот тут-то всерьез проговаривается важная тема: хорошо образованный, знающий английский язык Майк страдает от ощущения собственной провинциальности, вторичности по отношению к западным кумирам. А Цою, которого в начале фильма в шутку определяют «пэтэушником», на это наплевать, его талант не нуждается ни в рефлексии, ни в рамках хорошего вкуса. Может, поэтому Цой и станет мифом, а Науменко (и это страшно несправедливо) все-таки останется в ряду других рок-героев 80-х, хотя умрут оба с разницей в год. Вообще-то «Лето» больше про Майка, он выписан подробнее, но понятно же, что публика пойдет на «фильм про Цоя».

Цой вышел, кстати, очень хорошо, даром что над ним работали трое: сыграл немецкий кореец Тео Ю, озвучил Денис Клявер, а песни спел Петр Погодаев. Образ получился почти таким же естественным, как ранние песни Цоя, еще хулиганские, без метафор и героических поз.

Легкий жанр

Целомудренность «Лета» – не только дань уважения авторов к героям. Фильм Серебренникова лишь отчасти байопик, куда больше это романтический мюзикл. Что для истории о ленинградских рок-легендах довольно неожиданно.

Напоминает пластинку популярной в начале нулевых французской группы Nouvelle Vague с каверами самых мрачных хитов постпанка, исполненными сладкоголосыми длинноногими сиренами и аранжированными в ритме босановы.

В конце концов, так ли это важно, с кем и где случились все эти нежности и глупости. Допустим, с Майком, Наташей и Витей. Допустим, в Ленинграде начала 80-х, куске затонувшей советской Атлантиды, которую Кирилл Серебренников не мифологизирует и не демистифицирует, а выдумывает заново.

«На самом деле ничего этого не было» то и дело поднимает табличку персонаж-зануда по имени Скептик (Александр Кузнецов) после какой-нибудь особенно завиральной, фантастической сцены. Возможно, Скептик тут лишний, а вот табличка, конечно, нужна. Как и прочие рамки и рамочки, облегчающие переходы из «на самом деле» к «ничего этого не было» и обратно.

Параллельные реальности

Первая и главная реальность «Лета» – музыкальная. Не только песни самих Науменко и Цоя. «А сейчас вы услышите песню ансамбля «Говорящие головы», – объявляет вдруг персонаж Александра Горчилина, который срисован с легендарного Свина, лидера группы «Автоматические удовлетворители», но здесь зовется просто Панк. И бытовая сценка в пригородной электричке, грозившая обернуться обыкновенным мордобоем, взрывается клипом на хит Talking Heads «Psycho Killer». Таких дивертисментов – в разных тональностях (от Игги Попа до Blondie) – в «Лете» несколько, и помимо остраняющей функции, резкого переключения «реальности» в чистую условность мюзикла, у них есть еще одна важная задача.

Эти клипы рифмуются с постерами и обложками западных пластинок, которые ленинградские рок-энтузиасты перерисовывали вручную. И с переписанными от руки в тетрадку переводами любимых песен. В каком-то смысле это больше, чем «на самом деле». Фантазийное освоение, присвоение западной культуры – это и точный штрих к коллективному портрету талантливых отечественных рок-Самоделкиных, и лучший способ вдохнуть тот самый воздух эпохи, который вечно норовит испариться при попытке дотошного воспроизведения деталей.

Поэтому реальность застойно-советская в «Лете» обезврежена, размазана тонким слоем, местами дырява и уже расползается по швам. Нелепость официальных ритуалов осознают даже их исполнители. Показательна сценка утверждения (литования) текстов Цоя для выступления в рок-клубе: и комсомольско-гэбэшные кураторы, и дама из Главлита (Юлия Ауг) с явным облегчением принимают откровенно издевательские объяснения, что песня «Восьмиклассница» – это критика половой распущенности, «Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков» – критика алкоголизма, а «Я бездельник» – критика тунеядства. Формула найдена, можно выдыхать.

Примерно так же иронично само «Лето» относится к идеологиям и мифологемам, тогдашним и нынешним. Не сталкивает героев со средой. Оставляет за кадром тяжелый быт ленинградских рок-звезд, памятный по суровой и смурной документалке «Рок» Алексея Учителя, снимавшего Цоя по месту работы – в котельной. Даже коммуналки сняты оператором Владиславом Опельянцем как анфилады и галереи, неевклидово пространство, готовое открыться в любую сторону и вместить любое количество людей.

Это кино легкое, слоистое, перистое. И даже рыхлость его, особенно ближе к финалу, – того же неутомительного свойства. Фильм никак не может закончиться, не знает, чем. Ну и не надо, пусть герои еще попоют, еще поживут. А Кирилл Серебренников и его товарищи по «Седьмой студии» будут свободны. Не только внутренне, как сейчас, но и в самом прямом и неотменяемом смысле.

В прокате с 7 июня