Что не так с оперой «Бал-маскарад» в Большом театре

Шедевр Джузеппе Верди ставился в Большом театре трижды, узнаем мы из буклета: в 1880 г. прошел 3 раза, в 1891 – 12 раз, в 1979 – 108 раз. В последнем пели все звезды Большого – Соткилава, Милашкина, Образцова, Ворошило. Он шел вплоть до 2004 г., когда превратился в обветшавший костюмный спектакль и был снят как морально устаревший.

Едва ли новой работе уготована столь же почетная участь, хотя лучше бы ошибаться: всякое бывает, премьера может пройти неудачно, тем более что половина приглашенных артистов в Большом театре раньше не пели. Ни на кого из них жаловаться не хочется: у Джорджо Берруджи приятный тенор и легкое звуковедение, Оксана Дыка не всегда радует красивым тембром, но ее по крайней мере слышно, Владимир Стоянов ведет баритоновую роль уверенно и крепко – т. е. любовный треугольник вроде бы подобран на совесть. Надя Крастева в роли колдуньи Ульрики (она была когда-то в Большом отличной Кармен) хороша на сто процентов. Свои артисты тоже не подвели: чего стоит одна миниатюрная Нина Минасян, прощебетавшая брючную партию пажа Оскара, или трогательный Николай Казанский в проходной роли моряка Сильвано, чей бас стал узнаваемым тембром труппы Большого.

Не было на премьере только музыки Верди, и больше всего вопросов тут к дирижеру Джакомо Сагрипанти. Если ноты пелись в ровном и медленном темпе, всё еще куда ни шло. Но стоило композитору выбрать чуть более подвижный метроном, как начиналось тотальное non insieme (в переводе на русский – нихт цузаммен). Весь смак итальянской оперной музыки заключен в агогике, т. е. в изменениях темпа, частью прописанных в партитуре, частью соблюдающихся в силу традиции. Но каждый такой момент становился проблемой, поскольку певцы и дирижер придерживались разных версий на тот счет, как его преодолеть. Авторитета маэстро хватало на оркестр, игравший чисто, точно и по руке – тогда как певцам эта же рука была не указ. Верди надеялся, что певцы и музыканты будут петь и играть синхронно, но с Джакомо Сагрипанти в оркестровой яме эти надежды пришлось похоронить.

Поставил и оформил спектакль соотечественник дирижера – режиссер Давиде Ливерморе. В буклете он говорит: «Мне повезло: я не гений». Такая искренность могла бы подкупить, если бы постановщик действительно создал продукт, противостоящий индивидуальному авторскому театру, не всегда отличающемуся гениальностью. Но авторский замысел у Ливерморе все-таки был. Он решился убедить нас в том, что опера Верди корреспондирует со стилем нуар 1950-х гг.

Составители буклета развили его идею и начинили страницы портретами Хамфри Богарта и кадрами из Хичкока. Они производят впечатление, особенно в сочетании с изображениями королей (одного из них хотели убить в опере Верди, да цензура не дала), Тулуз-Лотреком и подробной историей костюмированных балов. Читая такой буклет, погружаешься в хитроумно устроенную историю мировой культуры и ощущаешь себя не то в Лувре, не то в Парижской синематеке. Но поднимаешь глаза на Историческую сцену Большого театра – и вспоминаешь, где ты находишься. Птицы, прилетевшие из фильма Хичкока, сидят на проводах и декорациях – компьютерная проекция технически работает безупречно и даже не шумит. Но антураж напоминает московский стиль эпохи мэра Лужкова – золоченые перила и лестницы, по которым расхаживает шикарная бальная публика. Если нуар – это продуманный стиль, то «Бал-маскарад» в Большом театре – его полная противоположность.

Не выручили даже американские флаги. Влюбленный губернатор Бостона объяснился с дамой сердца перед безучастной публикой, потом старый друг разрядил в него ствол. Губернатор лег на сцену и, всех простив, умер. Ни одной слезинки в зале не пролилось.