Что такое социальный театр и почему он стал важным

Словосочетание «социальный театр» выглядит понятнее, чем модная «иммерсивность», но путаницы с ним больше. Если с бродилками и спектаклями-променадами наша публика более или менее разобралась и вошла во вкус (иммерсивные проекты стремительно коммерциализируются), то социальным у нас по-прежнему называют любой театр, где участвуют непрофессионалы. Это, конечно, не так: от того, что в спектакле играют бездомные, заключенные или пенсионеры, он не начинает решать социальные проблемы. Английский аналог theatre for social changes точнее и четче, он, собственно, и выражает основную идею социального театра как театра социальных изменений. То есть если для бездомного или пенсионера что-то переменилось после участия в спектакле – значит, это театр социальный, а если нет, то самый обычный.

По направлению к нам

Особенно это чувствуется в театральной работе с людьми с ментальными особенностями. Прежде она велась в основном в области арт-терапии и реабилитации, но в последние несколько лет люди с расстройствами аутистического спектра и синдромом Дауна вышли на сцену. Сначала спектакль «Отдаленная близость» Герда Хартмана и Андрея Афонина, созданный в театральной студии «Круг II» при поддержке Гёте-института, в котором играли люди с проблемами психического здоровья, получил национальную театральную премию «Золотая маска» в номинации «Эксперимент» (2014), затем появились «Прикасаемые» фонда поддержки слепоглухих «Со-единение» и Театра наций (номинация 2016 г.) и «Язык птиц» БДТ им. Товстоногова и Центра абилитации взрослых людей с аутизмом «Антон тут рядом» (номинация 2017 г.).

«Язык птиц» важен и в другом контексте. Во-первых, социальный спектакль вошел в репертуар крупного театра федерального подчинения, а во-вторых, к работе с особенными артистами подключилась целая команда (художник, хореограф, композитор, хормейстер, актеры) во главе с режиссером Борисом Павловичем. Павлович и раньше работал с непрофессионалами. Он создал в Кирове драматическую лабораторию, а в БДТ возглавил социально-просветительский отдел и много занимался театральной педагогикой и работой с подростками. Но никогда прежде известный российский режиссер не ставил спектаклей с людьми с ментальными особенностями.

После «Языка птиц» по пути Павловича пошли и другие востребованные профессионалы: в Екатеринбурге Дмитрий Зимин из местного Театра драмы начал сотрудничество с инклюзивным театральным проектом «#Заживое», а в Петербурге с людьми с ментальной инвалидностью стала работать специалист по визуальному театру Яна Тумина. В 2017 г. ее спектакль «Колино сочинение» выиграл призы национальной театральной премии «Золотая маска» за лучший спектакль и актерские работы в кукольном театре. Спектакль этот, хоть формально и детский, поднимал важнейшую тему полноценного существования в нашем обществе людей с синдромом Дауна. Основанный на книге отца особого ребенка, он был одновременно исповедальным и поэтичным.

В этом году Тумина вновь номинирована на «Золотую маску» с социальным проектом, но довольно хулиганским. В пластическом спектакле «Я – Басё», который она поставила в петербургском Упсала-цирке, кроме профессиональных актеров задействованы дети с синдромом Дауна и подростки, находящиеся в сложной жизненной ситуации. Это те самые хулиганы, которым на протяжении многих лет помогает развиваться Упсала-цирк и его руководитель Лариса Афанасьева. Особые дети в спектакле жонглируют и занимаются эквилибром, работают со сложным реквизитом и многозначительно молчат. Но все же Тумина скорее вписывает их в эстетский, образный мир постановки, чем отталкивается от их особенностей.

По направлению к ним

Дмитрий Зимин в Екатеринбурге делает обратное. Он идет от своих особых артистов, от их возможностей и потребностей. В эскизе спектакля «Краткие истории о времени», показанном в «Ельцин-центре» во Всемирный день информирования об аутизме, артисты с особенностями рассказывают прежде всего личные истории, находясь в постоянном диалоге с тьюторами, сопровождающими их в обучении, театральной работе и социальной адаптации. Это, с одной стороны, помогает ребятам расслабиться и чувствовать себя относительно комфортно даже перед многочисленными зрителями, а с другой – страхует их и даже немного сковывает: зная, что тьютор всегда придет на помощь и в случае необходимости озвучит их мысли, они могут стараться не так сильно, как если бы были на сцене одни.

Такой человечный, очень личный подход (во время подготовки к спектаклю режиссер попросил артистов с особенностями и без поделиться на пары и сходить на свидания – в музей, кафе, кино или в гости друг к другу) имеет преимущества и недостатки. Если рассматривать театр как терапию и инструмент социализации, он, по всей видимости, безупречен, так как артисты с расстройством аутистического спектра и синдромом Дауна в такой благоприятной обстановке не ощущают дополнительного стресса от выхода на сцену. Но при этом предаться радости игры им сложнее, да и некоторые тьюторы больше заняты своими подопечными, чем собственными ролями. Но пока это только эскиз работы про время и отношение к нему. И форма диалога, найденная режиссером, тут идеальна.

По направлению друг к другу

Третий способ взаимодействия – движение навстречу друг другу. Сказать просто, сделать куда сложнее. Но ушедший из БДТ Борис Павлович с помощью фонда поддержки арт-инноваций «Альма матер» строит новую театральную утопию в петербургской «Квартире» именно по этому принципу. В переоборудованной коммуналке на Мойке, 40, в двух шагах от Невского, профессионалы и актеры с ментальными особенностями из центра «Антон тут рядом» ищут новые средства выразительности и коммуникации. Они не играют спектакли в привычном смысле слова, не делят пространство на сцену и зрительный зал (да это и невозможно в стометровой квартире), они просто обживаются, вступают в контакт друг с другом и пришедшими гостями, разговаривают. Спектакли Павловича так и называются – «Разговоры». В обычных, взрослых, участвуют актеры с расстройством аутистического спектра и без, в семейных (они называются «Недетские разговоры»), созданных при поддержке Союза театральных деятелей, играют профессионалы, но среди зрителей и особые, и обычные дети.

Измерить реальную, фактическую пользу от участия людей с ментальными особенностями в театральных проектах пока невозможно: недостаточно научных разработок и инструментов, не хватает экспертов. Но то, что их выход на сцену помогает всем нам, театральным зрителям, – безусловно. Появление таких спектаклей важно и целительно прежде всего для общества, это верный индикатор того, что в нем происходят изменения к лучшему. Это не только вопрос большей толерантности и открытости, это вопрос социальной экологии, желания увидеть другого в себе и себя в другом. И то, что из государственного заказа театральные проекты с особыми людьми превратились в заказ социальный, говорит о серьезных переменах в общественном сознании.