Культ слишком худых моделей ослабевает

На прошлой неделе завершились модные показы сезона осень/зима 2017/18, и профильное издание Business of fashion выделило моделей, собравших максимальный отклик в Instagram. Оказалось, что четыре девушки из пяти – обладательницы, что называется, «нормальных фигур»: Белла и Джиджи Хадид, Карли Клосс, Франческа Саммерс. Они более чем стройные по «обычным» меркам, но не нечеловечески худые. И это не разовое явление. Сестры Хадид уверенно держатся в топе самых востребованных моделей последние два-три года, Клосс — настоящая звезда, чья популярность в США давно вышла за пределы мира моды. Саммерс пока их догоняет, но и у нее в активе громкие показы и рекламные кампании важнейших брендов — Prada, Chloe, Marc Jacobs.

Этот сезон модных показов — первый после того, как в сентябре прошлого года люксовые гиганты LVMH и Kering, владеющие марками Dior, Louis Vuitton, Givenchy, Gucci и Yves Saint Laurent, объединились, чтобы изменить стандарты модельного бизнеса. Компании-конкуренты обязались не нанимать на работу моделей с размером одежды меньше 34-го французского — это XS, или 2 по американской классификации, или 42-й российский. И хотя мировая пресса на инициативу отреагировала довольно сдержанно (во-первых, многие называли шаг вынужденным, потому как обе компании не раз становились объектом критики, когда их обвиняли в пропаганде чрезвычайной худобы и анорексии, во-вторых, это далеко не первая подобная попытка, и предыдущие результаты были довольно скромными), суммарный вес компаний в индустрии моды дает основания полагать, что культ неправдоподобно тонких моделей если не уйдет совсем, то хотя бы ослабнет.

Реалистичный идеал

Запрос на более реалистичный идеал красоты (причем не только женской, но и мужской), который общество адресует индустрии моды, продиктован уже не только здравым смыслом, но и в некотором роде инстинктом самосохранения. Пресс стандартов красоты, диктуемых дизайнерами и СМИ, так или иначе ощущают если не все, то многие. И женщины, и даже мужчины сравнивают себя с моделями, которые позиционируются как идеал, и, как следствие, число людей, неудовлетворенных своим внешним видом в целом и фигурой в частности, неуклонно растет. Как результат, число случаев нервной анорексии за последние 10 лет выросло вдвое. Министерство здравоохранения РФ, ссылаясь на данные ВОЗ за 2015 г., отмечает что хотя бы раз в жизни от проблем, связанных с анорексией, пострадали от 0,9 до 4,3% женщин и от 0,2 до 0,3% мужчин. Больше всего анорексии подвержены подростки: до 90% страдающих этим заболеванием — молодые девушки в возрасте от 12 до 24 лет. В России официальной статистики по анорексии или другим подобным заболеваниям не ведется, но, например, в одном из отчетов приводился пример опроса студенток трех крупных российских вузов, где о случаях проявления расстройств пищевого поведения рассказали 46% девушек.

Мода на худобу

Мода на худобу началась в 60-х гг. прошлого века, ее главными олицетворениями стали модель Твигги («тростинка») и актриса Одри Хепберн: минимальный размер одежды как символ вечной молодости, юношеского задора, здоровья. Но почти сразу излишняя стройность стала темой, полной двойных стандартов и искаженных понятий. В одной из сцен в знаменитом фильме «Завтрак у Тиффани» Холли Голлайтли в исполнении полупрозрачной Хепберн жалуется, что настроение у нее ни к черту — «растолстела», хотя это определение никак неприменимо к актрисе. Другая звезда того времени, немецкая модель Верушка, вспоминала: многие восхищались ее фигурой в фильме «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони, а столь худой она была лишь потому, что до этого серьезно болела.

В 80-е – начале 90-х гг. сверххудых моделей потеснили супермодели – яркие, спортивные, женственные, но главное оставалось незыблемым: хочешь быть модным (модной), надо быть худым (худой).

Вспомнили о клиенте

Меняться эта константа стала совсем недавно, конечно же, в первую очередь по экономическим причинам. Если раньше сила была на стороне люксовых марок и дизайнеров, то сейчас покупатели настроены гораздо критичнее, пишет The Guardian. После кризиса, больше похожего на трансформацию рынка, марки пусть и вынужденно, но стали слушать клиентов. А те хотят видеть в рекламе, на подиуме или в модных съемках моделей, с которыми им будет проще ассоциироваться. Поэтому если раньше владельцы марок предоставляли дизайнерам свободу действий (в выборе моделей в том числе), то сейчас многие шаги просчитывают маркетологи, чья задача – угодить клиентам, а не фантазиям арт-директоров. Также многие марки сейчас ориентированы на миллениалов (например, Gucci в 2017 г. они принесли 69,1% операционной прибыли, пишет Financial Times), которых принято считать склонными к этичному потреблению. Значит, их не привлечет компания, чье имя могут связать с нездоровым образом жизни, ущемлением прав, проявлением нетолерантности и т. д. Ответом на этот запрос стало не только появление на подиумах и в рекламных съемках моделей «человеческих» пропорций, но и моделей пожилого возраста, моделей с нестандартной внешностью или даже просто клиентов марки.

Модели заговорили

Кроме того, изменения инициированы со стороны, которая прежде не имела права голоса, — самих моделей. Завышенные требования, а также высокая конкуренция заставляли девушек терпеть тяжелейшие условия работы, изнурять себя диетами, вредить своему здоровью. Долгое время это особо никого не волновало, но сейчас у моделей появился мощный канал коммуникаций — социальные сети. Один из инициаторов манифеста LVMH и Kering, генеральный директор компании Berluti Антуан Арно, подчеркивал, что его внимание на ситуацию обратила его супруга, модель Наталья Водянова. «Моя жена говорит, что эти проблемы существовали всегда, просто 15 лет назад у моделей не было соцсетей и не было возможности говорить об этом и что-то менять», — цитирует The Guardian Арно.

Теперь модели-звезды в медиапространстве могут быть даже заметнее марки, которую рекламируют. У модели Беллы Хадид почти 18 млн подписчиков в Instagram, а, например, у Max Mara, для которой она снимается, — 1 млн. Нужно ли марке заставлять модель худеть, если завтра об этом могут узнать миллионы потенциальных покупателей?

Рядовых моделей Instagram тоже выручает. В мае прошлого года датская модель Ульрике Хойер опубликовала на своей странице сообщение, что ее не допустили к показу круизной коллекции Louis Vuitton, объяснив это тем, что Хойер «слишком большая» и у нее «раздутый живот». Девушка уточнила, что носит 34-36 размер и на предварительной примерке ей подошла вся предложенная одежда. Louis Vuitton не стала комментировать эту ситуацию, но уже через три месяца появилось соглашение LVMH и Kering.

Критика критиков

Критично настроенные к демократизации модельных стандартов приводят свои аргументы. Главный — лукавство стороны-ответчика: глянцевых СМИ и брендов. Зачем приглашать моделей plus-size, позиционируя себя компанией широких взглядов, если потом их изображения фотошопят, убирая один-два размера? Как объяснить то, что многие модели с нестандартной внешностью работают один-два сезона, а затем исчезают так же внезапно, как появились? Почему модели рано или поздно начинают худеть (даже те, кому особо не надо) и делать пластические операции, подгоняя себя под стандарт? Есть и еще один аргумент: под прессом общественного осуждения из моды уходит искусство. Как быть, если дизайнер задумал шоу, для которого ему нужны модели определенного типажа, ведь часто сама стилистика модного дома или задумка показа диктует определенные ограничения?

Но не исключено, что скоро вопрос выбора моделей станет рассматриваться под совсем другим углом. У традиционных показов появляется все больше конкурентов, рожденных научно-техническим прогрессом, — презентации, видеоклипы, инсталляции и видеопроекции. Moncler на неделе моды в Милане в феврале устроил выставку-инсталляцию, дизайнеры Rag & Bone показали короткометражку с Кейт Марой и Энселом Элгортом, одетыми в вещи из последней коллекции, а последний показ Dolce & Gabbana вообще открыли дроны, к которым прикрепили сумки из новой коллекции. У дронов нет проблем с весом. Только с грузоподъемностью.