Михаил Плетнев прислушался к Рахманинову
В зале «Филармонии-2» сочинения классика обрели прозрачность
Зал «Филармония-2» в Олимпийской деревне вроде бы выстроен для жителей Юго-Запада Москвы (сходного счастья, может быть, дождутся и три остальных угла столицы), но концерты в нем – мирового достоинства. Это подтвердили два вечера, в течение которых Михаил Плетнев при полном аншлаге играл музыку Сергея Рахманинова.
Плетнев никогда не декларирует замыслов, и простое перечисление опусов классика в программке еще не складывалось в художественную программу пианиста. Целое, как всегда у Плетнева, открывалось по ходу игры. И на поверку результат получился содержательным, хотя и лишенным гармонического равновесия.
Программа, одинаковая в оба вечера, сложилась из двух смысловых частей – двух отделений, за которыми последовал приятный довесок – бисы.
Лирический дуэт
В Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко даст концерт звездная пара – сопрано Екатерина Сюрина и тенор Чарльз Кастроново. Московские любители оперы не раз слышали их вместе и врозь, а некоторые помнят времена, когда Екатерина Сюрина еще была начинающей солисткой театра «Новая опера» при Евгении Колобове и потрясла всех, спев Джильду в спектакле «Риголетто» в ансамбле с Дмитрием Хворостовским.
С тех пор ее карьера пошла в гору и распространилась на лучшие мировые сцены: Екатерина Сюрина поет в нью-йоркской Метрополитен-опера и на Зальцбургском фестивале. Ее репертуар – партии лирико-колоратурного сопрано: Моцарт, бельканто, некоторые партии Верди. Недавно она, впрочем, дебютировала в партии Мими в «Богеме» Пуччини на сцене Лондонской королевской оперы, а это означает, что артистка движется в сторону более тяжелых партий.
Американец Чарльз Кастроново – лирический тенор, но тоже начинает смещаться в сторону драматических партий, готовит партию Хозе в опере «Кармен».
В московском концерте супруги споют итальянскую и французскую музыку, хотя начнет Чарльз Кастроново с каватины Владимира Игоревича из оперы Бородина «Князь Игорь». Далее мы услышим арии и дуэты Чилеа, Пуччини и Масканьи, а во втором отделении – Бизе и Гуно. Оркестром театра дирижирует Феликс Коробов.
Московский музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, 31 января, 19 часов
В первом отделении Плетнев сыграл 11 пьес, произвольно выбранных из разных опусов, во втором – всего одно, но крупное сочинение: Первую сонату. В итоге два отделения оказались двумя версиями одного сюжета, которому подошел бы заголовок пьесы современника Рахманинова, писателя Леонида Андреева, – «Жизнь человека».
И действительно, пьесы первого отделения прошли в хронологической последовательности, сообразно с годами их написания, а открывал их хит 19-летнего композитора – Прелюдия до-диез минор опус 3 № 2 (1892), чье мрачное мотто из трех нот не оставляло будущему надежд. Закрывалось отделение вконец уж трагическим Этюдом-картиной до минор опус 39 № 7 (1917), полным вязкого бреда и постукиваний с той стороны. По дороге между стартом и финишем, однако, встретилось немало всякого, в том числе смешного и забавного – Полишинель и Юмореска, цыгански-чувствительного – Элегия, витального, раздольного, соприродного и по-весеннему приподнятого – таковы прелюдии из опусов 23 и 32. Жизнь человека прошла разнообразно и наполненно, не зря.
Так ли это прозвучало в конкретном исполнении Плетнева? Не вполне. С разной степенью увлеченности он играл активные и созерцательные эпизоды. Первым Плетнев отдавал словно полсилы, не стремясь к полнозвучным фортиссимо, не смакуя раскатистых октав. Напротив, в тихих, сокровенных местах пианист раскрывал самую суть своего слышания музыки. Мрачные тона впечатляли не глубиной, а оттенками мрачного. А сокровенное счастье наступало в лирических певучих эпизодах, где Плетнев плел и лил мелодическую фактуру, связанную из мерцающих линий, звучащих на пиано и пианиссимо. Если одновременно звучали басы и облачные надзвучия в верхнем регистре, то лучшее пение издавал средний голос. Эмоциональным центром отделения стала медленная, проникнутая теплом Прелюдия ре мажор опус 23 № 4 с ее бесконечной, тягучей мелодией в среднем регистре. А последовавшая за ней знаменитая Прелюдия соль минор – № 5 из того же опуса – была сыграна никак не ради бравурных ритмов скачки, а только лишь в пользу средней части с ее прелестной восточной темой.
Сыгранная во втором отделении Первая соната ре минор опус 28 (1907) словно суммировала содержание пьес, прозвучавших в первой части концерта, но уже не в хронологическом порядке, а в порядке драматургической логики трехчастного цикла. По наблюдению музыковеда Ярослава Тимофеева, чья содержательная лекция предваряла концерты (полезная новация Московской филармонии!), Первая соната – одно из немногих крупных произведений Рахманинова, не увенчанных апофеозом. Но создалось впечатление, что Плетнев выбрал ее, чтобы насладиться лирикой медленной части, где опять же колыхались, подобно стеблям в аквариуме, средние голоса, а также певучими эпизодами крайних частей. Фаустианские же бури он сыграл в нагрузку.
Смещение звуковой палитры концерта в сторону прозрачных тихих красок – и ранее замеченный признак выступлений Михаила Плетнева именно в «Филармонии-2». Так в акустике этого зала, объективно превосходной, наилучшим образом раскрывается звучание его персонального рояля Shigeru Kawai, который музыкант повсюду возит за собой. Известную компенсацию громкости и веселья принесли бисы: Плетнев сыграл Восточный эскиз Рахманинова, попурри Шульца-Эвлера на темы вальсов Штрауса и «Хоровод гномов» Листа.