Как вывести из себя зрителя, который привык в театре почти ко всему

Это показывает новая французская звезда Венсан Макень в спектакле «Ломка»
Спектакль-вечеринка то и дело утопает в клубах дыма<br>
Спектакль-вечеринка то и дело утопает в клубах дыма
/ LE FESTIVAL D'AUTOMNE À PARIS

Как вывести из себя зрителя, который привык в театре почти ко всему, показывает новая французская звезда Венсан Макень в спектакле «Ломка».

Макень знаменит в первую очередь как актер. Он стал лицом молодого французского кино 2010-х – российские зрители могли видеть его в фильме Луи Гарреля «Два друга», где Макень выступал в своем фирменном амплуа меланхоличного чудака. Но в театре у него другие интересы – он ставил, например, диковатые слэшеры по мотивам Шекспира и Достоевского.

В «Ломке» тоже много кровавых убийств, но показаны они понарошку – с обильным пролитием черной краски и уничтожением материальных ценностей. Особенно достается репродукциям Караваджо.

Запутанный сюжет про взбалмошную коллекционершу Софию Буррини (bourré по-французски одновременно «богатый» и «пьяный»), которая скупает искусство ради налоговых льгот, разыгрывается сначала в фойе. Измученную толпу ожидающих входа в зал взбадривают методами площадного театра-митинга. Буррини (София Тейе) живет «на горе», но выставляет свою коллекцию «в долине». У нее есть дочь Лиза (Лиза Лапер – персонажам дали имена исполнителей). Лиза влюблена в подружку, хочет разрушить старый мир до основания и убить мать. Или это подружка хочет убить Лизину мать. А может быть, мать сама хочет убить Лизу, потому что до рождения дочери жизнь ее была веселее. Но кто, кого и зачем убивает в общем не важно – это лишь одна из наглядных иллюстраций конфликта поколений, голубоглазого варварства и пресыщенной зрелости.

В «Ломке» перечисляют звезд, умерших в 2017 г.: Дэвид Боуи, Принц, Леонард Коэн, Джонни Холлидей, список очень длинный. Микрофоны и динамики разрываются от кавер-версий Purple Rain и Paint it Black. Речитативом, шепотом, но чаще неистовым криком (чувствительным зрителям заранее раздают беруши) исполняются Satisfaction и Yesterday, в которой, как поясняет режиссер, Маккартни поет о своей ушедшей юности: «Why she had to go / I don’t know / She wouldn’t say».

Сам Макень сидит за звуковым пультом в зале и орет, комментируя все происходящее. Не чуждый клубной культуре, он одновременно актер, персонаж, диджей, виртуозно управляющий на первый взгляд спонтанной драматургией шоу, где все беспрерывно кричат.

И ладно бы только кричали. Помимо Макеня и главных героев в спектакле есть пара десятков беснующихся подростков, обозначенных в программке как «дети». Вот где настоящий ужас! Они лазают по головам зрителей и пляшут на обломках великой культуры, превращая все вокруг в огромную вечеринку. Но все это так заразительно, что большая часть зрителей в какой-то момент оказывается вовлеченной в танцы в грязи прямо на сцене в клубах белого дыма.

И тут наступает самый трогательный момент – испорчен праздник, налетела грусть. Среди поддавшихся коллективному буйству вырастает растрепанная и печальная героиня. И под ее взглядом импульсивные братания незнакомых людей, непонятно откуда взявшиеся банки пива и лужи черной краски под ногами уже кажутся чем-то из вчерашнего дня.

Подростковую энергию приглушают меланхоличные монологи о невозможности найти такую же энергию в себе. О грядущих поколениях, которые точно не будут лучше нас, и о мире, который им достанется. По свидетельствам рецензентов, спектакль, созданный в швейцарском Театре Види-Лозанн, меняется каждый вечер, адаптируется под место, время и настроение публики, но неизменным остается сочетание разрушительного импульса и лирического тона.

ПАРИЖ