На Римском фестивале неожиданно много американского мейнстрима
Сюжетами для многих кассовых фильмов стали реальные истории обычных людей
В этом году Римский кинофестиваль продемонстрировал давнюю завороженность старушки Европы молодой и энергичной Америкой. Отчасти это ностальгия по славной эпохе 1950–1960-х, когда голливудских звезд чаще можно было встретить на Via Veneto, чем на Sunset boulevard, и «Чинечитта» работала на износ. Но также и следствие слепой веры нового программного директора Антонио Монды, сменившего Марко Мюллера, в волшебную силу капитала: он убежден, что только крупнобюджетные картины и громкие имена способны вернуть Риму статус киностолицы.
Ascot Elite
В конкурсе фигурировало сразу несколько американских фильмов, которым обеспечен зрительский успех: «Я – Тоня» Крэйга Гиллеспи, «Сильнее» Дэвида Гордона Грина, «Детройт» Кэтрин Бигелоу, в каждом из них формула голливудского мейнстрима соблюдена со всей строгостью, вплоть до тысячных долей. Как теперь водится, за основу сюжета взяты true story реальных людей, прихотью слепого случая ставших для остального, прозябающего в безвестности человечества примером того, как надо или не надо прожить жизнь.
Их нравы
На Римском кинофестивале показали документальный фильм «Скотти и тайная история Голливуда», неожиданно аукнувшийся с сексуальными скандалами последних месяцев. Красавец Скотти Бауэрс, бывший морской пехотинец, работал на заправочной станции в 1940-е гг. Он быстро приглянулся многим голливудским звездам и вскоре из любовника Кэри Гранта и Чарльза Лоутона превратился в успешного сутенера, державшего дом свиданий на Голливудских холмах. Слово harassment в то время было не в ходу, а иначе сколько бы карьер оборвалось, так и не начавшись, сколько шедевров не увидел бы мир.
Взлеты и падения фигуристки Тони Хардинг (Марго Робби), отлученной от спорта после трагического инцидента 1994 г. – нападения на соперницу, организованного ее мужем, показаны в фильме «Я – Тоня» чуть ли не как миф о Прометее. Известные слова барона Пьера де Кубертена, произнесенные им на открытии четвертых Олимпийских игр в Лондоне («Главное – не победа, а участие»), хоть и цитируются бесконечно в качестве неофициального спортивного девиза, по сути глубоко лицемерны. Священный огонь соревнования, которым горит каждый спортсмен, – неприкрытая жажда победы, утверждения себя над другим и даже где-то акт морального уничтожения. История Хардинг наглядно объясняет, насколько зыбкой является грань между волевым доминированием и физической расправой. Как и Прометей, Хардинг верила до последнего, что заражает публику духом здорового соперничества, а не болезненным желанием уничтожить противника любой ценой. Как и Прометей, на мистическом уровне она знала о рисках и все равно позволила неизбежному случиться.
«Сильнее» рассказывает о Джеффе Баумане (Джейк Гилленхаал), типичном «маленьком человеке», буквально Акакии Акакиевиче, обаятельном в своих слабостях и недостатках, вопреки здравому смыслу вознесенном нацией на пьедестал мученика. Бауман, потерявший обе ноги и волю к жизни после теракта на Бостонском марафоне, куда он пришел всего лишь поддержать возлюбленную, превратился в символ несломленной Америки – Boston strong.
Наконец, «Детройт» железной леди Голливуда Кэтрин Бигелоу, историческая драма о расовых беспорядках в Мичигане в 1967 г., – в первую очередь гражданское высказывание, волюнтаристские комментарии к политической конъюнктуре момента. Бигелоу слишком хочется найти виноватых в социальной несправедливости, параллели с днем сегодняшним ее интересуют гораздо больше, нежели трагический эпизод полувековой давности. Виртуозно снятый Барри Акройдом хоррор-квест по окраинам столицы автомобилестроения, когда-то символизировавшей индустриальную мощь США, а ныне лежащей в руинах, словно намекает нам: пришло время и белой Америке почувствовать себя черной, посткризисная нищета и банкротство среднего класса есть расплата за десятилетия негласного апартеида.
В итоге от показанных на Римском кинофестивале американских картин складывается впечатление, что даже мейнстрим сегодня неуклонно политизируется. Режиссеры, иногда сами того не желая, приоткрывают дверь, через которую в понятный уют жанрового кино задувают холодные ветры неприкаянной реальности, живущей все больше вне любых законов, особенно нравственных.
Рим