Театр post рассказал, что ел художник в 1555 году

В понедельник поужинал капустой и яичницей. Во вторник вечером съел на ужин полголовы козленка и суп. В среду вечером съел вторую половину, пожарив ее, поел мускатного винограда, хлеба на 5 кватрино и салат с каперсами», – написано на одной из первых страниц «Моей книги», дневника флорентийского художника XVI в. Якопо да Понтормо. В спектакле Дмитрия Волкострелова и Дмитрия Ренанского дневник монотонно читают актеры Алена Старостина и Иван Николаев, первая называет дату записи, второй произносит текст. К середине спектакля, когда 1555 год сменяется 1556-м, а Понтормо все перечисляет, что он ел и как себя чувствовал (обычно плохо), кто-то из озадаченных зрителей довольно громко интересуется датой смерти художника. Слышатся смешки. Уважаемые зрители, потерпите, осталось немного: он умер в 1557-м.

Сцена весь спектакль пуста. Только горящая свеча на высокой подставке. Позади сцены экран, по большей части темный, иногда на него проецируются куски текста или очень условные дневниковые почеркушки Понтормо: сегодня работал над этой фигурой. Соотнести эскиз не с чем – фрески, о которых идет речь, утрачены. По периметру зала на пюпитрах разложены листы с фрагментами жизнеописания Якопо да Понтормо пера его современника Джорджо Вазари, а в начале спектакля невидимый многоголосый хор читает комментарии к ним, сделанные искусствоведом (точнее, как он сам характеризует Вазари, «писателем об искусстве») Аркадием Ипполитовым.

Два подробно откомментированных текста – «Жизнь Якопо из Понтормо, флорентийского живописца» Вазари и «Моя книга» Якопо Карручи да Понтормо – изящно объединены под названием «Художник извне и изнутри». Это издание и стало литературной основой спектакля, придуманного как будто специально или даже по заказу проходящего в Нижнем Новгороде фестиваля текстов об искусстве «Вазари». Но нет, не специально и не по заказу, а просто бывают и такие совпадения.

«Художник извне и изнутри» Аркадия Ипполитова стоял на полке и ждал своего часа, – рассказывает Дмитрий Ренанский. – Минувшей весной я взял его в дорогу, открыл на «Моей книге» Понтормо – и отчетливо услышал голос артиста Ивана Николаева». То есть сначала Ренанский и Волкострелов сочинили спектакль, а потом уже получили приглашение на фестиваль, решивший нащупать контакт с театром как раз тогда, когда театр занялся искусствоведением.

Затея может показаться странной, но не для Дмитрия Волкострелова. Когда он не ставит новые пьесы Павла Пряжко, то исследует средствами театра историю авангарда. В этом смысле «Художник извне и изнутри» – логичное продолжение постановок «Лекции о ничто» и «Лекции о нечто» Джона Кейджа. Возможно, отправной точкой послужило замечание Аркадия Ипполитова, что искусство Понтормо антиклассично по своей сути и художника вполне можно назвать авангардистом XVI в. Но это скорее формальность, оправдывающая переход в любимый волкостреловский контекст середины ХХ в., где авангард понимается как вычитание, отсутствие. Поэтому Якопо да Понтормо в спектакле – художник без картин.

Его болезненная сосредоточенность на теле (что оно ест, как испражняется, какую испытывает хворь) вытесняет искусство на поля, в сумеречную зону, куда едва дотягивается слабый свет свечи. И тут в игру вступает воображение, рисующее не утраченные фрески Понтормо, но следы их буквально недосягаемого, недоступного взгляду величия.

«В понедельник сделал кудрявую голову мальчика; съел на ужин двух цыплят. Во вторник встал за час до рассвета и написал торс того путта, который держит потир; на ужин поел вкусной баранины, но у меня болит горло, и я никак не могу отхаркаться». К концу скупого дневника, прочитанного в спектакле от первой до последней строчки, мы ничего не узнаем о внутренней (в смысле «духовной») жизни художника. Но словно бы откладываем краски и задуваем свечу, чтобы встать на рассвете и продолжить писать того путта, что держит потир.

Нижний Новгород