Интернет, математика, любовь: в пьесах современных драматургов – то же, что и в жизни

Это зафиксировал фестиваль «Любимовка» в Театре.doc
Читка стала самостоятельным театральным жанром
Читка стала самостоятельным театральным жанром / Шамиль Хасянзанов / Фестиваль «Любимовка»

«Любимовке», которая ставит задачей поиск и отбор талантливых текстов для театра, написанных молодыми авторами, исполнилось 27 лет, но фестиваль-конкурс сохраняет тягу к новизне и острое чувство сегодняшнего дня. Скажем, шорт-лист 2017 г. недвусмысленно сигнализировал о возрастающей роли интернета. Появились пьесы, действие которых целиком происходит во всемирной паутине. «Гриша» Инги Воск состоит из разговоров главной героини в «Скайпе» и «Вотсапе». Анна проходит обучение в США, а интернет использует для общения с семьей и друзьями, оставшимися на родине. Инге Воск удается неплохо оттенить смену социальных масок, подобающих разговору с высокопоставленным ура-патриотом, другом-геем или оставленным в России маленьким сынишкой Гришей, который в знак протеста против отъезда матери осваивает обсценную лексику. Пьеса обладает двойным дном: к финалу понимаешь, что у Анны в Америке есть тайная миссия, попросту говоря, она русская шпионка.

«Карась» Марины Дадыченко посвящен иным – метафизическим – материям. Катя купила живого карася и не знает, как правильно умертвить рыбу, поэтому звонит по «Скайпу» маме, а та путешествует по Индии и находится на берегу Ганга, в «городе мертвых» Варанаси. «Скайп»-сессия у Дадыченко вырастает до аллегории диалога поколений, а то и двух миров – мира живых и мира мертвых. Сетевые видеоблоги становятся местом действия в пьесах Игоря Яковлева «На Луне» и Маши Конторович «Мама, мне оторвало руку», посвященных превратностям подростковой инициации. Если Конторович избегает открытого драматизма, пряча внутренние метания своей героини в подтексте, то Яковлев поражает градусом эмоционального напряжения, доходящего до истерики. А вместе все эти непохожие пьесы взыскуют новых типов театра, способных отразить тотальную роль электронных средств общения в жизни современного человека.

Пьесам, представляющим собой открытый вызов для театра, написанным вопреки драматургическим канонам, был посвящен фестивальный «фриндж». В «Элсбет» Гульнары Голиковой свободно используются крупные фрагменты из статей журнала «Вопросы философии». Дарья Горновитова сконструировала свой текст «Страх и ненависть в Ласт-Вегасе» как коллаж цитат из фильма Терри Гиллиама с почти идентичным названием. Режиссерам, делавшим читки по пьесам «фринджа», пришлось нелегко. Больше всех запомнился показ Екатерины Бондаренко и Татьяны Гордеевой, решивших пьесу Андрея Киселева «Индивиды и атомарные предложения» (в ней нет ничего, кроме математических формул) в русле социальной хореографии. Формулы были переведены на язык пластики и под чутким руководством хореографа Гордеевой протанцованы публикой.

Лидеры

Арт-директорами «Любимовки» с 2013 г. и по сей день являются драматурги Михаил Дурненков и Евгений Казачков и театральный критик Анна Банасюкевич.

Было немало сильных текстов. «Всё спокойно» ведущего театрального критика Казахстана Ольги Малышевой – точная фиксация политического разочарования и предощущения катастрофы, царящих на постсоветском пространстве. «Пилорама плюс» Натальи Милантьевой, прозвучавшая в великолепной читке режиссера Данила Чащина, – трагедия пролетария, спивающегося от безответной любви; в алкогольном делириуме он разговаривает с фабричными станками, и те дают ему всевозможные дельные советы. Жестокая мелодрама Андрея Иванова «С училища» не один раз обескураживает неожиданными фабульными поворотами. Маститый Олег Михайлов во внеконкурсной программе представил пьесу «Красная комната», ловко деконструирующую навязшую в зубах поэтику «деревенской комедии». Деревенские чудаки оборачиваются отпетыми злодеями, нелюдями, а колоритные сценки из сельской жизни – кровавым гиньолем. «Сережа очень тупой» Дмитрия Данилова начинается как политический абсурд в духе Мрожека, но в финале эффектно трансформируется в оду женщине – охранительнице домашнего очага.

Состояние русскоязычной драматургии не вызывает беспокойства, вот только жаль, что многим из прочитанных на «Любимовке» пьес не светит скорое репертуарное будущее: если не помешает цензура, запрещающая на сцене мат или откровенный разговор о подростковом суициде, то может вмешаться самоцензура театров, которые – от греха подальше – предпочтут в стотысячный раз помучить «Вишневый сад».