Анна Нетребко триумфально выступила в опере «Аида» на Зальцбургском фестивале

«Аида» Джузеппе Верди с участием Анны Нетребко привлекла в Зальцбург массу фанатов оперы со всего мира, в том числе из России. По общему мнению Нетребко сегодня – примадонна ассолюта. И российская певица выступила без преувеличения как правящая королева, на которой держался спектакль, хоть по роли она – эфиопская рабыня. Блестящий дебют Нетребко в сложнейшей партии трудно переоценить. Это было что-то выдающееся – мощное, необъятного объема и витальной силы сопрано насквозь пробивало полновесное, яркое tutti оркестра и хора Венских филармоников в финале второго акта. А ведь сцена триумфального шествия – это как раз тот оселок, на котором проверяются голоса всех Аид мира: будет их слышно или нет.

Но даже это не главное: у Анны Нетребко есть в арсенале еще и потрясающее, тончайшее пиано. В финальном дуэте с Радамесом – звонким, гибким как благородный клинок тенором Франческо Мели – на пороге смерти, когда влюбленным открываются небеса и слышится пение ангелов, Нетребко выдает такой нежности и чистоты звук, что это кажется невероятным.

Спектакль с самого начала позиционировался руководством фестиваля как главная сенсация оперной программы. Подогревало интерес к предстоящей премьере и то обстоятельство, что в качестве постановщика была приглашена Ширин Нешат.

Легендарная иранская женщина с европейским бэкграундом перепробовала себя почти во всех видах и жанрах визуальных искусств, от фотографии до видеоинсталляций и полноценного художественного кино. Главная тема творчества Нешат – рефлексия на тему женского, шире – на тему ментальных и культурных различий Запада и Востока. Тема эта поистине безгранична и необъятна – она не исчерпается никогда.

Понятно, что в сложившемся на сегодня культурно-политическом ландшафте Европы Ширин Нешат более чем востребованная фигура. Она живое свидетельство европейской толерантности, открытости художественным интенциям, которые весьма существенно корректируют европейскую картину мира. В этом смысле выбор Нешат на постановку «Аиды» – ориентальной оперы, некогда написанной Верди по заказу специально для торжеств в честь открытия Суэцкого канала, – на первый взгляд может показаться прицельно точным. Индикаторы отношений «свой – чужой», положение женщины и ее зависимость от семьи и окружения, свобода и несвобода, войны на Востоке, противостояние цивилизаций – обо всем этом Нешат постаралась высказаться.

И что же? При ближайшем рассмотрении спектакль Ширин Нешат и ее команды – сценографа Кристиана Шмидта и художницы по костюмам Татьяны ван Вальсум – оказался типичным «концертом в костюмах». Оговоримся, что костюмы были очень красивые: серо-синее одеяние Анны Нетребко спорило своим неброским изяществом с яркими платьями Екатерины Семенчук – Амнерис: дочь фараона в каждой сцене появлялась в новом (по цвету, но не по фасону) наряде: желтый цвет сменялся на глубокий синий и звенящий красный в сцене проводов Радамеса на войну. Ночью в храм, чтобы помолиться перед свадьбой, Амнерис пришла уже в белом одеянии невесты – и сменила свадебный наряд на траурный в сцене судилища и казни Радамеса.

Что же касается собственно спектакля, то каждая сцена была решена подчеркнуто статуарно и статично; самыми беспомощными в смысле режиссуры выглядели массовые сцены, которые именно в «Аиде» – так называемой большой опере с обязательным балетом и эффектными шествиями – так важны.

История, в общем-то, обычная: режиссер-дебютант, никогда ранее не сталкивавшийся с оперой, Нешат не совладала с процессуальностью в музыке. Великолепный драматизм, который бурлит в противостоянии соперниц – Аиды и Амнерис, оказался проартикулирован вяло. Живее прошла сцена Аиды с Амонасро: жовиальный и темпераментный Люка Салси в роли эфиопского царя-инкогнито оказался достойным партнером Нетребко в ее неистовой драматической игре: накал конфликта в этой сцене зашкаливал – но исключительно благодаря умению самой Нетребко придумывать и разрабатывать абрис роли и рельефно подавать характер своей героини. Сама же Нешат, похоже, не чувствует природу театрального: сценическое движение, понимаемое как череда взаимосвязанных импульсов, ей чуждо. Поэтому спектакль выстроился как серия моментальных стоп-кадров; каждая картинка хороша и красива сама по себе – по пропорциям, по цветам, по композиции. Но живых характеров в этой картинке не предусмотрено: актеры-певцы для нее – цветовые пятна, которые издают звуки. Фирменные видеоинсталляции Нешат – толпа сумрачных восточных женщин, священники с пышными бородами добавляют некий смысловой контрапункт к происходящему на сцене, но оживить спектакль не могут.

Контаминация европейских и ближневосточных мотивов в костюмах Татьяны ван Вальсум, по мысли Ширин Нешат, должна подчеркнуть разделение: по одну сторону – рафинированные египтяне, в спектакле – европейцы. По другую – униженные враги-эфиопы, которые выглядят как беженцы с Ближнего Востока. Режиссерское решение всемерно поддержано сценографией Кристиана Шмидта: две симметричные белые конструкции годятся для того, чтобы красиво рассадить или расставить на ступенях хор: справа – духовная власть во главе с Рамфисом (глубочайший и мягчайший бас Дмитрия Белосельского), слева – фараон (Роберто Тальявини) в золотой короне и мантии совершенно европейского кроя и его гвардия – вся поголовно в фесках и белых восточных сюртуках.

Пожалуй, единственным участником спектакля, который выиграл от режиссерского решения Нешат, оказался дирижер Риккардо Мути. Как на его взгляд – так все хорошо: солисты стоят на авансцене и не отвлекаются на всякие глупые режиссерские придумки; хор хорошо видит жест дирижера – потому что стоит высоко. Мути трактовал знаменитую оперу Верди абсолютно канонично: где надо – подбавлял жару и чисто итальянской бойкости. Бодро взвивались кульминации, гремел ликующим маршем оркестр. Однако впечатление создавалось такое, будто Мути читает партитуру как бы вполглаза, чересчур уверенно, слишком полагаясь на свой опыт и мастерство, – а это всегда грозит рутиной. Интерпретационных открытий в «Аиде» не случилось, и это ставит под сомнение грандиозный оперный проект Зальцбургского фестиваля. В таком сценическом контексте певцы растерялись – и потерялись; исключение составила только Анна Нетребко. Спев Аиду, она утвердила свое место в истории оперы.

Зальцбург