«Леди Макбет Мценского уезда» в Зальцбурге стала триумфом Мариса Янсонса
Преступную героиню оперы Шостаковича в постановке Андреаса Кригенбурга окружили отбросы обществаУгрюмые бетонные стены и нескончаемые лабиринты лестничных пролетов тянутся до неба, замыкая убогих обитателей двора-колодца в юдоли нищеты и безысходности. Свет солнца не проникает в унылый замусоренный двор, где обитают бесправные отбросы общества. Сказать, что в постановке Андреаса Кригенбурга люди низведены до уровня зверей, будет несправедливо по отношению к зверям. И в сущности, это не противоречит ситуациям оперы Шостаковича. Режиссер Кригенбург и сценограф Харальд Б. Тор лишь заострили и выпятили то, что содержится в самой партитуре.
Второй подход
У Мариса Янсонса ко времени зальцбургского дебюта уже имелся опыт постановки «Леди Макбет Мценского уезда». В 2006 г. он, будучи шеф-дирижером Королевского оркестра Концертгебау, стал музыкальным руководителем спектакля, поставленного Мартином Кушеем на сцене Нидерландской оперы. Тем самым Янсонс исполнял свои контрактные обязательства: ставить с вверенным ему оркестром раз в два года оперный спектакль. Партию Катерины в спектакле Кушея с блеском исполнила Эва-Мария Вестбрук.
Мы видим контору Измайловых, в которой сидит незадачливый муж-рохля Зиновий Борисович (Максим Пастер) и уныло тюкает пальцем в клавиатуру ноутбука. Поодаль – спальня Катерины: теплый свет торшера, евроремонт, широкая мягкая постель, новомодная ванная с прозрачными стенами, в неглубокой нише висит икона. Комфортабельная золотая клетка, в которую попала Катерина после замужества.
Символично, что, обретая свой первый сексуальный опыт с Сергеем, Катерина нечаянно сшибает на пол икону, на которой совсем недавно клялась в верности уезжающему мужу. Бог здесь больше не живет; в этой комнате поселилась страсть, неистовая, неудержимая.
Партию главной героини поручили обладательнице сильного и глубокого сопрано – Нине Стемме. На премьерном спектакле обнаружились неполадки с голосом: певице трудно давались восходящие скачки на высокие ноты, голос срывался на хрип. Тем не менее это была настоящая Катерина – гордая, зрелая женщина, не терпящая унижения ни от кого: ни от похотливого тестя (партию Бориса Тимофеевича великолепно спел Дмитрий Ульянов), ни от любовника Сергея (Брандон Йованович). Кригенбург подчеркивает в Катерине даже не жажду свободы, но страстную жажду жизни, чувственного опыта – причем не только сексуального: Катерина мечтает о ребенке. Эта тоска вкупе с доминантным характером закономерно выносят Катерину по ту сторону добра и зла. Катерина в спектакле Кригенбурга не аморальна, но имморальна. Она ищет партнера, равного себе, но скоро осознает, что и Сергей стал лишь объектом ее желаний, к тому же не всегда способен удовлетворить ее: потому что ее желания беспредельны.
В сцене свадьбы Сергей надевает, впервые в жизни, тройку-костюм – и тут же превращается в облегченный вариант бывшего хозяина: эдакий «Борис Тимофеевич лайт». Соседи выносят козлы, на доски ставят огромные эмалированные кастрюли с оливье и борщом – мы видим быт среднестатистического советского двора, откуда бы Кригенбургу подсмотреть такие точные детали? Не иначе Марис Янсонс подсказал – ведь он честно сидел на всех репетициях.
Это был его дебют в Зальцбурге как оперного дирижера – и дебют не просто удачный, но поистине триумфальный. Яркий, сочный, искрящийся тембровыми красками звук Венских филармоников; фантастически точные, характеристические соло духовых. Умные и правильные темпы, не загоняющие взахлеб тараторящего Задрипанного мужичонку (Андрей Попов). Ясно и точно прочувствован неспешный ритм «темы дороги», под которую Катерина и Сергей волокут труп только что задушенного Зиновия Борисовича в погреб: в последнее время дирижеры взяли обыкновение играть ее вдвое быстрее.
Янсонс провел спектакль захватывающе, не чураясь картинности, предельного заострения динамических контрастов, Янсонс не боится укрупненного высказывания. И он давал полный звук в tutti, чеканил ритм танцевальных эпизодов, вздымал хоровое звучание в сцене свадьбы и заражал горячечно-лихорадочными импульсами в интерлюдиях, живописующих сцены секса и насилия. Пожалуй, именно музыкальная интерпретация Янсонса стала главной причиной безоговорочного успеха постановки: к спектаклю не возникло никаких вопросов – потому что Янсонс дал все ответы на них в музыке.