На Чеховском фестивале показывают постапокалиптическую версию песенки про кузнечика

Представьте себе, представьте себе, и съела кузнеца! Такую лягушку Тьере и представил – огромную, потустороннюю, белую лягушку-призрака, лягушку-смерть. А самого себя – в-траве-сидел-кузнечиком.

Действие спектакля «Лягушка была права» происходит в диковинной экосистеме, механическом пруду с винтовой лестницей, пианолой, стенами, словно бы покрытыми ржавыми водорослями, и огромной люстрой-кувшинкой, которая раскрывается, схлопывается, распадается на части. В начале представления красный бархатный занавес не поднимается, а падает на сцену – все в этом мире наоборот, наизнанку и кувырком.

Отношения шести персонажей (трех женщин и трех мужчин) крайне запутаны – в буквальном, пластическом смысле. В одном из дуэтов Тьере с партнершей, взявшись за руки крест-накрест, долго пытаются выбраться из этой позиции, ныряют в петлю рук, перешагивают через нее, вертятся, как будто распутывая цепочку. В другом этюде партнер Тьере стоит как памятник, Тьере пытается сдвинуть его с места, ничего не получается, «памятник» не выдерживает, обходит его сзади и начинает помогать, но и вдвоем они не справляются, тщетно упираясь теперь уже в пустое место.

Абсурдистская клоунада Джеймса Тьере – почтенная, наследственная. Ее корни – в эксцентрике деда Тьере Чарли Чаплина, а продолжение – в спектаклях его родителей Виктории Чаплин и Жана-Батиста Тьере, придумавших «Воображаемый цирк», в котором выступает невидимый кролик Жан-Луи. В представлениях Джеймса Тьере и его «Компании майского жука» цирк соединяется с хореографией и пантомимой, сюжет может угадываться смутно или не угадываться совсем, а персонажи говорят на тарабарском языке друг с другом и с предметами. А те им, разумеется, отвечают – как механическое пианино, с которым в «Лягушке» долго ругаются, а оно упорно бренчит то, что хочет. Своей жизнью живут и большой аквариум, и соединенная с ним пуповиной люстра-кувшинка, в которой обитает одна из танцовщиц-насекомых.

День сменяется ночью, пианола и участвующая в спектакле певица в красном балахоне умолкают, обитатели пруда ложатся спать. Потом начинается новый день и новые причудливые метаморфозы. В отличие от предыдущего спектакля Тьере «Красный табак», пластического парафраза на тему «Короля Лира», в «Лягушке» аттракционы самодостаточны. Джеймсу Тьере не лень собрать настоящую кинетическую скульптуру ради единственного номера – ближе к финалу на сцену выкатывают что-то вроде огромного домкрата-карусели, и Тьере кувыркается на этой вертящейся штуке как на турнике. Все это бесконечно изобретательно и очень эффектно, но «Красный табак», показанный на Чеховском фестивале в 2015 г., производил более сильное, драматическое впечатление. В нем мощно дышал шекспировский сюжет, на который нанизывались все трюки и превращения, а образность и пластика были гнетущими – танцовщики ломались пополам и ползали по сцене каракатицами, а центром декорации была гигантская ржавая конструкция с мутными зеркалами: Шекспир отражался в Кэрролле, и постапокалиптический антураж становился еще страшнее. «Лягушка была права» – зрелище более легкое, необязательное и жизнерадостное, несмотря на мрачную атмосферу и финальный приход смешного и пугающего лягушачьего монстра, сделанного, кажется, из белого тюля и пожирающего всех обитателей пруда.

Почему лягушка была права, Тьере не знает сам. И мы не знаем. Как и то, когда за кем она придет. Никто не ожидает такого вот конца.

30 июня в Театре им. Моссовета