«Нелюбовь» Андрея Звягинцева похожа уже не на диагноз, а на судебно-медицинскую экспертизу

Трешка в спальном районе, но с хорошим ремонтом. А почему продаете? Разводимся. Администратор косметического салона Женя (Марьяна Спивак) и менеджер по продажам Борис (Алексей Розин), оба хуже. Двенадцатилетний мальчик Алеша не спит, беззвучно плачет за дверью, он слышал разговор об интернате и знает, что не нужен никому. За окном – пейзаж «Охотники на снегу», двойная экспозиция: Звягинцев цитирует Тарковского, который цитирует Брейгеля. Алеша исчезает, растворяется в этом пейзаже. Его пропажу родители, занятые каждый собой, новыми романами, замечают лишь сутки спустя. Весь фильм его ищут. По подъездам, в лесу, в разоренных заброшенных зданиях. Холодает. Серый свет, белый снег, красные куртки волонтеров-спасателей. Лица героев – за стеклом, сквозь стекло (фирменный прием оператора Михаила Кричмана).

У «Нелюбви» две рамки. Первой – полосатой красно-белой лентой – очерчено место (преступления): мы видим ее в начале и финале, с ней мальчик Алеша играет в лесу. Второй – рамкой теленовостей – обозначено время: 2012–2014 гг. Можно сколько угодно говорить об универсальности рассказанной истории или кивать на бергмановские «Сцены из супружеской жизни», но Андрей Звягинцев предельно конкретен.

Он строго и схематично выстраивает типические обстоятельства, характеры, отношения. Интерьеры квартир, модели автомобилей и телефонов моментально маркируют статус персонажей и их движение внутри социальных лифтов. Женя после развода поедет в апартаменты к богатому любовнику постарше (Андрис Кейшс), Борис – к уже беременной от него блондинке помоложе (Марина Васильева), живущей с мамой в панельной многоэтажке. Сатиры совсем немного: Женя бесконечно торчит в «Инстаграме», а Борис больше всего боится потерять из-за развода работу, потому что его директор – православный фундаменталист. Сцены секса практически уравнены со сценой депиляции в косметическом салоне. В диалогах матерные междометия проговариваются беззвучно, но экспрессивно, и любой зритель, для которого русский язык родной, безошибочно восстановит лексему, стертую ради цензурных требований отечественного проката. Из четкой схемы выламывается разве что злобный и страшный монолог живущей в деревне матери героини.

В «Нелюбви» много крупных планов, но в социальном смысле Звягинцева интересует средний. Не конфликт богатых и бедных, как в «Елене», или власти и человека, как в «Левиафане», а именно привычные, обыденные, а значит, всеобщие равнодушие, опустошенность, отсутствие смысла и целей. Тут как будто даже нет главных ролей – и Алексей Розин, и Марьяна Спивак очень точно играют второстепенные: их герои ничего не решают (в новых отношениях, очевидно, все повторится) и почти ни в чем не участвуют. Только понуро выполняют указания энергичных волонтеров, работающих вместо государства (которого, в сущности, тоже нет).

Теоретически волонтеры – единственные (не считая пропавшего мальчика), кто может вызвать в фильме сочувствие, но и в них нет ничего, кроме ощущения миссии и суровой деловитости. Они как солдаты, зачерствевшие на войне (пусть необъявленной или идущей по телевизору). Они привыкли, что все вокруг – зона бедствия, включая семью и школу.

И если «Елена» и «Левиафан» были диагнозами, которые можно принимать или оспаривать, то «Нелюбовь» похожа уже на судебно-медицинскую экспертизу. Андрей Звягинцев предлагает зрителю опознать мертвое, разложившееся социальное тело. Зритель может закрыть лицо руками, заплакать и отказаться от опознания. Но режиссер ничуть не сомневается в результатах вскрытия. У него острый скальпель и острый взгляд, разве что немного ограниченный стенами морга.

В прокате с 1 июня