Российское кино остается самым сильным в каннской программе

Международное название «Тесноты» – Сloseness, и оно более многогранно, чем русское. Closeness – это еще и близость, не только физическая и географическая, но и эмоциональная, семейная, кровная. Речь в фильме именно о последней, о том, как эта близость – к брату, матери, отцу, к роду, клану, племени – перерастает в тесноту, когда объятия близкого хочется и даже необходимо разорвать – иначе задохнутся все, а любовь будет повержена эгоизмом, инстинктом выживания, страхом одиночества, неизбежного в любом случае.

Нальчик, конец девяностых. В еврейской семье Иланы (превосходная Дарья Жовнер в своей дебютной роли) готовятся к свадьбе Давида, ее младшего брата, и еврейки Леи, но в ночь после объявления помолвки их похищают. В милицию идти нельзя, а денег на выкуп нет. Еврейская община совсем не спасает, требуя в обмен на помощь распрощаться с собственностью.

Кто и почему похитил подростков, остается за скобками истории. Само это событие показано как часть обыденности и даже рутины, тесной, неустроенной, и так отнимающей все силы. А эпицентром дальнейшего действия оказывается Илана, пацанка, не вылезающая из автомастерской отца, и бунтарка, у которой любовь с кабардинцем, что совсем не поощряется ее родственниками, бросающими ей: «Он не из нашего племени».

Балагов легко и уверенно обходит жанровые шаблоны и ловушки: условный сюжет о похищении и выкупе нужен ему лишь как каркас для создания более сложного и глубинного мира.

Его, во-первых, волнует универсальная и одновременно в каждом случае отдельная, совершенно частная динамика внутрисемейных отношений, которые он снимает на удивительных и уже редких для современного кино крупных и сверхкрупных планах, усиливающих ощущение близости как тесноты. К тому же фильм еще и снят в узком, «тесном», экранном формате 4:3, благодаря которому герои буквально оказываются загнанными в кадр. Во-вторых, Балагову важно задокументировать конкретное время и конкретное место, которые успешно вытеснены из коллективной и художественной памяти.

«Теснота» – первый фильм о наших девяностых, снятый человеком, рожденным в девяностые (в 1992 г.). Поэтому здесь нет места какой бы то ни было ностальгии, а есть трезвый, лишенный сентиментальности взгляд на то время. Ответственный и при этом стилистически не форсированный, хотя среда фильма убийственно узнаваема – в диапазоне от всех этих первых «сникерсов» и «баунти» из палатки до постеров «Титаника» и проваренных джинсов.

В кульминационной сцене, расположенной аккурат посередине двухчасовой ленты, замотанные герои отрываются в отделении милиции под «Не плачь» Татьяны Булановой, а потом в оцепенении смотрят, отводя глаза, кем-то принесенную кассету с записью казни российских солдат чеченскими боевиками. Это длинное, мучительное VHS-видео плохого качества – картинка размыта, но диалоги и предсмертные крики слышны отчетливо, от чего еще жутче, – является подлинным артефактом, вставленным Балаговым в ткань повествования без всякого позерства, но с настоящей режиссерской смелостью.

Так в один момент частная история распада одной семьи оказывается кровно, фатально неотделимой от большой истории, которая намного ближе, чем кажется, а пространство картины расширяется до сегодняшнего дня. Вплоть до прямой рифмы с «Нелюбовью» Звягинцева, действие которой происходит в современной Москве: там семейная драма в ключевой момент точно так же обостряется телевизионным репортажем о военных событиях на Украине. Еще одна близость – двух совершенно разных фильмов, разных режиссеров и, что самое важное, разных поколений: в крайне разобщенном российском кино, тем более в Каннах, такого неслучайного единения не было очень и очень давно.

Канны