В книге «Клеймо. Судьбы советских военнопленных» собраны черные страницы истории

Никто не знает, сколько именно советских военнопленных было в годы Великой Отечественной войны. Источники называют разные цифры, от 3 400 000 до 5 800 000 человек. Известно, что 940 000 освободили в ходе боевых действий, еще 1 836 000 человек после окончания войны были возвращены на родину, порой против собственной воли; около 180 000 остались в Европе.

Книга известного кинодокументалиста и писателя Оксаны Дворниченко посвящена «всем «пропавшим без вести», причем «пропавшие без вести» взяты в кавычки – тем самым автор отделяет судьбу конкретных людей от языка военной бюрократии. Никто не сообщал родным о пленении, всегда – об отсутствии вестей.

В книге собраны материалы более 20 видеоинтервью, взятых у бывших пленных и тех, кто оказался на «оккупированной территории» и был угнан в Германию (вопрос об «оккупированной» еще долго включался в советские анкеты), есть здесь и не публиковавшиеся прежде воспоминания. Подобные тексты не любили советские историки: они разрушали миф о попавших в плен как о слабовольных и струсивших. Вот свидетельство артиллериста Волховского фронта Якова Федоровича Авдеева: «Я участвовал во взятии г. Тихвина и Бологого, а в 1942 г. попали в окружение, разорвали кольцо, после этого опять воевали в жестоких боях, при этом носили снаряды на себе за несколько километров, а 31 мая 1942 г. мы опять оказались в окружении, и зам­кнулось кольцо 25 июня 1942 г. Я в это время был ранен; хотели пробиться к своим, пытались ночью, но прорваться из окружения не удалось – и пошли нескончаемые лагеря военнопленных».

Много места «Клеймо» уделяет жизни в оккупации: одни готовы были отступать вместе с немцами, другие помогали партизанам. Оккупанты же не испытывали жалости, лишь удивлялись добросердечию первых и ненавидели остальных. «В том лесу, откуда мы вырвались, – вспоминает кинооператор Оттилия Рейзман о выходе из окружения, – еще много лет на деревьях виднелись скелеты: мирные жители забрались на деревья и прятались в ветвях, думая, что уберегутся, но утром в лес вошли фашисты и перестреляли всех – тысячи людей...»

Как пишет Дворниченко, «колонизаторская политика немцев, их презре­ние к русскому народу, страшные вести из лагерей военнопленных, вывоз в Германию рабочей силы вызвали ненависть к захватчикам». Те же долго продолжали жить в плену собственной пропаганды – как всякая ангажированная журналистика, немецкая кинохроника создавала свою реальность, продолжая «рисовать ситуацию на Восточном фронте в восторженных тонах под бравурную музы­ку: прифронтовой дом отдыха для немецких солдат <...> солдаты полу­чают подарки из дома <...> поют песни <...> концерт по заявкам...» Автор хорошо понимает силу картинки, воспаляющей воображение зрителя и не оставляющей ему возможности для анализа увиденного.

Мало кто говорил о том, что пришлось пережить попавшим в немецкий плен. В книге есть воспоминания балерины Большого театра, ставшей санинструктором. Когда она была вместе с ранеными в окружении, немцы, найдя группу, облили всех бензином и подожгли, из последних сил солдаты вытолкнули санинструктора из общей кучи, она упала в кювет. В плену продолжала перевязывать раненых; там ее насиловали охранники – «из своих».

Что ждало после освобождения, известно. В «Архипелаге ГУЛАГ» есть объяснение новым лагерям, уже в СССР, которые ждали освобожденных: «Лился поток всех побывавших в Европе <...> Опасался Сталин, чтоб не принесли они из европейского похода европейской свободы».

Осознание того, что было, приходило не сразу. В книге цитируются послевоенные дневники писателя Федора Абрамова, который после ополчения и ранения служил в Смерше. 26 апреля 1975 г. Абрамов «отправился на вечер встречи ветеранов контрразведки в Доме офицеров. Славословили, возносили друг друга, пионеры приветствовали <...> Герои незримого фронта, самые бесстрашные воины. Верно, кое-кто из контрразведчиков ковал победу, обезврежи­вал врага. Но сколько среди них костоломов, тюремщиков, палачей своего брата. Я не мог смотреть на этих старых мерзавцев, обвешанных орденами и медалями, истекающих сентиментальной слезой. Ушел».

Сегодня действия самого Абрамова в годы борьбы с космополитизмом часто подвергают критике, наверняка найдутся люди, готовые предъявить претензии по поводу запоздалого прозрения – дескать, чего оно стоит годы спустя? Но такова природа совести и трагедия совестливого человека – если он что-то не понимает сразу, прозревает позже, он испытывает больше мучений. Совесть не позволяет забыть прошлое, переписать его или согласиться с навязываемой трактовкой. Это ее свойство позволяет увидеть связующие нити событий и поступки людей в новом свете. Не только государство, но и значительная часть страны вели себя бесстыдно по отношению к брошенным на произвол судьбы соотечественникам. Яркая книга Оксаны Дворниченко – не первая попытка загладить вину перед людьми, в большинстве своем попавшими в плен или оказавшимися в оккупации не по своей воле, – и, хочется верить, не последняя.

Оксана Дворниченко. Клеймо. Судьбы советских военнопленных. М.: Культурная революция, 2016. 776 с.