Вышла книга мемуаров фронтового разведчика «Пишу только правду...»

Может быть, самое неожиданное в этой книге – что написал ее человек, биография которого выглядит совершенно советской. Да, деда раскулачили, дядю сослали, но сам Коваленко с 1940 г. учился в Таллинском военном пехотном училище, во время Великой Отечественной служил офицером в разведке, в отставку вышел подполковником. После работал в Карелии, заведовал светокопировальной мастерской, был завхозом землеустроительной экспедиции и замдиректора стадиона.

Факты биографии не передают умонастроения. Коваленко рос в крестьянской семье, где все трудились от зари до зари. Разрушение привычного уклада – ключевая драма всей его жизни.

В книге много писем Коваленко от семьи Рыбок, жившей в том же Новохопёрске Воронежской губернии, где прошло детство автора. В них – воспоминания о раскулачивании (активистами выступали в основном местные бездельники и голодранцы) и насильственном переселении на Север, где погибли многие высланные.

«30 марта 1930 г. ссыльных загнали в вагоны, в которых имелись двухъярусные нары, чугунная печка и ведро для отправления естественных надобностей... Проверяли наличие высылаемых в вагонах. И тут оказалось, что в списках высылаемых нет дочери Николая Кузьмича, 15-летней Ани. Ей было предложено остаться на месте. Она отказалась и поехала вместе со всеми».

Книга свидетельствует, насколько неоднозначными были отношения крестьян с церковью: в семье рассказчика мать и бабушка верили в Бога, отец и дед – нет. Но последний был в хороших отношениях с местным священником и в сложных ситуациях принимал его сторону. Коваленко рассказывает случай конца 20-х. Крестьяне просили священника «провести молебен, прося у Бога дождя». Но когда дождь обернулся градом, землю усеяли сбитые яблоки, груши и сливы, а вокруг дома ползали грачи с перебитыми крыльями, односельчане заворчали, дескать, поп виноват! Дед не соглашался: «Батюшка не виноват, а виновата сама природа, она человеку не подчиняется и что хочет, то и делает, она неуправляема человеком. А Бога нет». Тогда крестьяне спрашивали, откуда же берутся попы и зачем они нужны. Дед отвечал, что имеется религия, попов готовят в духовных училищах и семинариях, а нужны они для того, чтобы своими проповедями удерживать людей от всякой дури и воспитывать их в духе уважительного отношения друг к другу, особенно к женщинам».

Сам мемуарист увидел такое отношение к женщинам в Таллине в 1940-м. Эстонская столица произвела впечатление – не столько обилием иностранных товаров, сколько другой культурой быта, где склонность к порядку и чистоте была инстинктивной. Так заграница, как и в эпоху декабристов, сеяла сомнения в правдоподобности передовиц отечественных газет: «Пропагандисты коммунистической идеологии и сталинского крепостнического режима на весь мир горлопанили, что в СССР построен социализм, обеспечены свобода человека и высокий жизненный уровень. Но это была беспардонная ложь коммунистов. Советский Союз был в то время рабским, крепостническим государством. Крестьяне не имели ни земли, ни паспортов, ни возможности выехать из деревни на работу в город. Рабочие были закреплены за заводом или предприятием... Население страны жило бедно, сводя еле-еле концы с концами. А вот в буржуазно-демократической Эстонии был построен социализм в полном понимании содержания этого слова. Присоединив Эстонию к СССР, коммунисты-сталинисты уничтожили эстонский социализм».

Вряд ли с кем автор мог бы обсудить увиденное в Таллине. Конечно, критические голоса вокруг раздавались, но в основном горлопанов-мальчишек. Стоя перед неожиданно открывшимся в Новохопёрске Торгсином, те кричали на всю улицу: «Торгсин, Торгсин! Товарищи, оглянитесь! Россия голодает, Сталин истребляет нас!» Магазин предназначался для торговли не с иностранцами (откуда им там взяться?), а с местным населением – все продавалось, фактически менялось на сдаваемые изделия из золота, серебра и платины.

В книге постоянно возникает мотив страха – то из-за писем, которые автор ребенком посылал дяде-белогвардейцу в Париж (их перехватывали органы), то в ожидании, что из родного Новохопёрска пришлют личное дело, где укажут на родственников за границей, отметят, что сам Коваленко – из семьи репрессированных.

Страх поддерживался ощущением постоянной слежки, давящей атмосферой стукачества: сексоты были повсюду. В главе «ОГПУ» Коваленко признается, как и его завербовали явочным порядком – он ждал разговора, аргументов, а ему просто сообщили, что теперь он завербован. К счастью, он смог не замарать своего имени, но долгие годы искал информаторов в своем ближайшем окружении.

Большинство доносило не от хорошей жизни. Но это слабое утешение для наделенного умом и совестью человека, которому довелось жить в советской России. Книга Коваленко – в ряду воспоминаний, альтернативных официальной советской, а во многом и нынешней российской историографии. «Доходяга» Александра Аппеля (М., 2009), «Трагически ужасная история ХХ века. Второе пришествие Христа» Александра Перепеченых (2013) – голос народа далек от хмеля и патоки дурно понятого патриотизма. Скептический взгляд тех, кто строил другую Россию, но потерпел историческое поражение в борьбе с люмпенами, – то немногое, что оставляет в наследство цивилизация, ушедшая не по своей воле.

Николай Коваленко. Пишу только правду... Воспоминания. Подготовка к печати

Н. Н. Ченковой и Ф. М. Ченкова. М.: Новое литературное обозрение, 2016. 200 с., илл.