Теодор Курентзис, Пермская опера и Sony Classical выпустили запись «Дон Жуана»

Пермские «Свадьба Фигаро» и «Так поступают все» (2014), сыгранные оркестром musicAeterna и спетые международной командой солистов, стали заметным событием на мировом рынке звукозаписи и важной вехой в истории интерпретации оперной трилогии Моцарта – да Понте. На фоне их успеха смена эстетики, предпринятая Теодором Курентзисом в финальной части цикла, выглядит радикально: «Дон Жуан» концептуально выпадает из общего ансамбля. Непривычно сухой минималистичный звук, сумрачные приглушенные цвета с тревожными всполохами бледного пламени, отсутствие ожидаемых от musicAeterna «американских горок», на которых от динамических контрастов сердце уходит в пятки. Курентзис последовательно отказывается от столь уместных в барочной по драматургии опере широких театральных жестов: его «Дон Жуан» не столько мизантроп, сколько интроверт.

Строя своего «Дон Жуана», Курентзис, конечно, держит в голове обстоятельства неуспеха предыдущей этапной записи оперы, когда девять лет назад за великолепием вокальных работ и каскадом аттракционов со смыслом произведения разминулся не кто-нибудь, а великий Рене Якобс. Замечательно придуманных деталей хватает и в пермской версии – чего стоят одни только высоковольтные скрипичные запилы, имитирующие блеск молний в финальном эпизоде лучше любой сценической машинерии. Но Курентзиса интересуют не частности, а форма целого. Структура партитуры – с двумя трагическими безднами в начале и конце и пестрым лоскутным одеялом между ними – бросает исполнителям серьезный вызов. Принимая его, Курентзис чисто дирижерскими средствами выстраивает драматургически ясное сквозное повествование почти что хичкоковского саспенса. Ради этого в жертву приносится многое, и прежде всего настойчивая привычка «Дон Жуана» нравиться всем и каждому: к гадалке не ходи, у этой балансирующей между меланхолией и аскезой трактовки найдется немало противников из консервативного лагеря.

Об одном прошу: не говори красиво – примерно так, видимо, обращался дирижер к своим протагонистам на предшествовавших записи репетициях. Моцартовские арии легко раскладываются на череду вокальных бенефисов, но при всей безупречности работы певцов во главе с Димитрисом Тилякосом нетрудно расслышать, что виртуозный, концертный элемент если не сведен у Курентзиса на нет, то сознательно нивелирован. Голоса звучат так, будто «Дон Жуана» сыграли в клаустрофобическом, лишенном воздуха и перспективы заброшенном пространстве. Предписываемого традицией выхода в метафизику нет даже в финале – Командор появляется здесь не как античный бог из машины, а как один из прочих обреченных подпирать тяжелое низкое небо в ожидании Годо. Этот беккетовский по духу «Дон Жуан» сыгран и записан Теодором Курентзисом с последней прямотой – когда перед лицом вечности нет смысла размениваться на эффектные мелочи.