«Паяцы» Леонкавалло в «Геликон-опере» идут с немалым эмоциональным напором

«Паяцы» – едва ли не титульная для «Геликона» опера: театр, многие годы игравший спектакли в малоприспособленных местах, находил собственное сходство с труппой бродячих комедиантов, выведенных в сюжете. В прошлом веке оперу давали под открытым небом, во дворе, на месте которого теперь находится высокотехнологичная новая сцена, чуть позже ставили еще раз, и очень авангардно. Тогда автор этих строк спрашивал молодого тенора Вадима Заплечного, почему он нарушает традицию, согласно которой в начале ариозо Канио принято хохотать, а в конце – рыдать. «Надо бороться с оперными штампами», – отвечал подготовленный артист.

Сегодня Канио поет все тот же Вадим Заплечный, и эта партия все так же идет его сильному голосу и открытому сценическому темпераменту. Но сегодня певец хохочет и, если не рыдает, то всхлипывает. Если не штампы, то традиции берут свое – и дирижер Евгений Бражник умело ими распоряжается. Вулканическому Канио противопоставлен лиричный Арлекин, он же Беппо, наделенный нежной кантиленой Игоря Морозова. Так же выразительно оппонируют друг другу два баритона – сардонический Александр Миминошвили в партии уродца Тонио и пылкий Алексей Исаев в роли героя-любовника Сильвио, соперничающие за не очень яркую Недду в исполнении Анны Пеговой, которой характерная Коломбина удалась лучше, чем сама героиня.

В первом акте темп немного вялый, во втором на помощь приходят контрасты, хор и оркестр откровенно радуют слаженностью и звуком. Та же картина наблюдается и на сцене. В первом акте режиссер Дмитрий Белянушкин оригинальничает, во втором следует либретто. Действие оперы перенесено в репетиционный зал. В нем всю дорогу, не покладая рук, трудится концертмейстер Наталия Арутюнова, а один из артистов хора изображает режиссера, который по ходу исполнения арий и дуэтов разводит персонажей по сцене – так, вероятно, это делал сам Белянушкин, когда ему довелось победить на конкурсе режиссеров «Нано-опера». Такое решение можно было бы назвать забавным, если бы оно не нарушало задуманный автором контраст между первым и вторым актом, между жизнью как она есть и театром в театре. У Белянушкина оба акта оказываются театром в театре, отчего первый начинает грешить надуманностью, тогда как второй убеждает ясностью интриги и мастеровитой выделкой сцен.