Экономика справилась с шоками, но не справилась с собой
Она осталась в состоянии структурного кризисаВыйдя в прошлом году из самой продолжительной за 20 лет рецессии, в этом российская экономика начала было разгоняться. Во II квартале она совершила неожиданный рывок, увеличившись сразу на 2,5% (после 0,5% в первом). Минэкономразвития стало повышать прогнозы, но ускорение оказалось недолгим – уже в III квартале рост ВВП замедлился до 1,8%. А к концу года восстановление и вовсе выдохлось.
Впрочем, экономистов удивляло не замедление, а, напротив, предшествующий тому рывок, который они объясняли разовыми факторами. Удалась даже погода: аномально холодный май, в котором оказался еще и лишний рабочий день, разогнал рост промышленности до пятилетнего максимума – 5,6%. Еще один временный фактор – мегапроекты. По оценке главного экономиста Альфа-банка Наталии Орловой, 90% прироста инвестиций в январе – сентябре пришлось на крупнейшие стройки – Керченский мост, газопровод «Сила Сибири» и объекты к чемпионату мира по футболу 2018 г.
Без временной поддержки экономика начала тормозить, а в ноябре ситуация в промышленности ухудшилась настолько, что, по мнению некоторых аналитиков, индустрия оказалась на грани рецессии. Экономика сокращается три месяца подряд, в ноябре спад усилился, пишет главный экономист Внешэкономбанка Андрей Клепач. С июня добавленная стоимость промышленного сектора сократилась на 4%, а обрабатывающих производств – почти на 5%, подсчитал он. Если промышленность и ускорится до конца года, то разве что за счет переработки рекордного урожая, указывал осенью Владимир Сальников из ЦМАКПа, других источников роста нет.
Восстановительный рост выдыхается, признавал Центробанк. За год рост экономики вряд ли превысит 1,4% (Минэкономразвития ждет «около 2%», ЦБ – 1,7–2,2%), оценивает Клепач, ВВП, таким образом, будет снижаться два квартала подряд, что иногда трактуют как рецессию, хотя это просто пауза в восстановительном росте. Это стагнация с краткими негативными и позитивными колебаниями, пишет Центр развития НИУ ВШЭ и прогнозирует рост экономики в 2017 г. на 1,8% – во многом благодаря повышению цен на нефть: они добавили 2 п. п. к росту.
Позитивным итогом экономисты называют макроэкономическую стабилизацию. Инфляция последовательно пробивала таргет ЦБ в 4% и исторические минимумы, составив 2,6% в годовом выражении к 25 декабря. Стабилизировался и курс рубля – во многом благодаря тому, что Минфин ввел новое бюджетное правило, покупая валюту на дополнительные нефтегазовые доходы. Зависимость рубля, инфляции и роста экономики от колебаний цен на нефть существенно снизилась, перечисляет Николай Кондрашов из Центра развития. Бюджетное правило и в дальнейшем поможет снижать зависимость российской экономики от нефти, говорит он. Но за это придется платить временной потерей в темпах экономического роста. Бюджетная консолидация в ближайшие годы замедлит рост ВВП на 0,5–1 п. п., говорит Кондрашов, два-три года бюджет будет подстраиваться под постоянное правило и темпы роста экономики будут ниже устойчивых (в России это 1,5% в год при стабильных ценах на нефть).
Экономика России преодолела два негативных шока 2014 г.: приспособилась к падению цен на нефть и экономическим санкциям, отмечается в мониторинге РАНХиГС. А третий шок – замедление структурных темпов роста – лишь усилился. Экономика начала замедляться еще с 2011–2013 гг., когда цены на нефть были выше $100, – уже тогда рост производительности труда отставал от роста реальных зарплат. Тенденцию сломил 2015 год, когда реальные зарплаты упали. Но в 2017 г. ВВП и производительность вновь росли медленнее зарплат. Текущий рост экономики – восстановительный, коррекционный и неустойчивый, резюмируют авторы мониторинга, его факторы уже в следующем году будут исчерпаны.
Все структурные проблемы сохраняются, система государственных институтов не менялась, согласен Кондрашов. За три года ВВП упал на 1,5%, оценил Центр развития, росли лишь добыча, связанный с сырьем грузооборот и сельское хозяйство. Базовые отрасли показали нулевой рост: сырьевые выросли, несырьевые упали, отмечает Кондрашов, перекос в сторону сырьевых отраслей усилился. Стагнация промышленности началась с 2012 г., оценивает Сальников, единственный выстреливший сектор за это время – химический, также росла пищевая промышленность.
Падение ВВП в конце года обнажает неустойчивость экономического оживления, слабость внутреннего спроса и негативный эффект жесткой денежной политики, считает Клепач. У российской экономики есть заметный потенциал для более значительного роста, рассуждает экономист «ВТБ капитала» Александр Исаков, в значительной мере он заключается в перераспределении занятости между передовыми и отстающими секторами и предприятиями, а также в росте конкуренции. Но нужно понять, что удерживает ценные трудовые ресурсы от перехода на места, где они крайне востребованы, и что можно сделать, чтобы ослабить эти сдерживающие силы, указывает он.
Российская экономика в 1990-е гг. пережила трансформационный спад, затем в 2000-е – восстановительный подъем, который сейчас затухает, указывает завлабораторией исследования проблем инфляции и экономического роста НИУ ВШЭ Владимир Бессонов. То, что происходит сейчас, – именно завершение растянувшегося на четверть века переходного процесса, полагает он: экономика перестает быть «переходной» и становится «нормальной». Структурный кризис для российской экономики ключевой, а не внешние шоки, писал ректор РАНХиГС Владимир Мау в «Ведомостях» в 2016 г. Инвестиционная активность стала снижаться еще в 2012 г., при высоких ценах на нефть, а потенциал экономического роста – еще во второй половине 2000-х гг. У российской экономики много общего с советской конца 1980-х гг., перечислял Мау: упали цены на нефть и доходы от экспорта, что вместе с санкциями обеспечило двойной бюджетный шок, темпы роста ушли от комфортного уровня «выше, чем в Германии, и ниже, чем в Китае», геополитическое противостояние. Проблема в эффективности технологий и институтов, указывал Мау, в способности элиты обеспечить адекватный бизнес-климат и качество человеческого капитала.