Сидни Толедано: «Я испытываю страсть к вещам»

В том, что индустрия моды в последние месяцы погружена в мучительное ожидание, вы можете смело обвинить изящного человека с сединой и хищной улыбкой, который только что вошел в ресторан Le Relais Plaza на парижской авеню Монтень. Как гендиректор Christian Dior Couture, Сидни Толедано отвечает за все, что происходит с одним из крупнейших модных домов мира. А после неожиданного ухода Рафа Симонса с поста креативного директора Dior в октябре прошлого года Толедано занят еще и поиском кандидата на один из самых видных постов в мире моды.

Ресторан с историей

Но человек, здоровающийся со мной в Le Relais Plaza, обезоруживающе очарователен. Он настолько на короткой ноге с метрдотелем, что даже позволяет тому смахнуть со своего пиджака пылинку, пока оба обмениваются приветствиями. Ресторан, который находится напротив штаб-квартиры Dior, одно из любимых мест для обеда Толедано в Париже. Его зал с мебелью нежно-кремовых тонов и тихим шелестом учтивых фраз обладает притягательностью старого доброго заведения. Также он изумительно ложится в образ бренда. «Кристиан Диор ходил в этот ресторан еще до того, как открыл ателье, – рассказывает Толедано. – Мы также устраивали здесь показы коллекций Джона [Гальяно]».

У 64-летнего Толедано есть пара любимых столиков: «Вот этот – когда мы хотим пообщаться без посторонних. А если я хочу, чтобы меня приняли на славу, остаюсь в середине зала и говорю: «Привет!» (на самом деле множество людей и так с ним здороваются, в том числе один джентльмен, представивший Толедано своей знакомой как Monsieur Incroyable (игра слов: incroyable по-французски значит и «щеголь», и лестное «невероятный». – «Ведомости»).

В меню представлено богатое разнообразие типично парижских блюд. Но мы следуем рекомендациям шеф-повара и выбираем как первое блюдо лангустина, подается с зерновым салатом и зеленым соусом. Основным блюдом я заказываю говяжье филе. Толедано, который «вчера уже ел мясо», просит рыбу и томатный сок, «только не очень острый». После короткой дискуссии о выборе вина, мой вклад в которую ограничивается: «Я буду пить все, что угодно», выбор падает на два бокала бургундского. Начало беседы прерывается официантом с подносом различных закусок: грюйер, сельский хлеб (из смеси обычной, цельнозерновой и ржаной муки. – «Ведомости») и небольшой комплимент от шеф-повара – тост, на который, как выясняется при ближайшем рассмотрении, намазан паштет из сардин.

Детство в Касабланке

Я собираюсь немедленно перейти к обсуждению кандидатуры нового креативного директора. Долгое ожидание, что же решит Толедано, разбавлялось в мире моды всплесками безудержных слухов. Переманят ли Сару Бёртон из Alexander McQueen? Вернется ли недавно покинувший YSL Эди Слиман обратно к Толедано – человеку, некогда сделавшему его креативным директором Dior Homme? Найдут ли кого-то внутри компании? Но учитывая, что впереди у нас три перемены блюд и немного вина, я вместо этого расспрашиваю его о детстве в Касабланке и прихоти судьбы, по которой изучавший в Марокко математику и инженерное дело студент стал управляющим ведущего дома моды.

Его отец – марокканец с испанскими корнями, а мать родом из Турции. Толедано вырос в еврейской общине в городе, прославившемся смесью культур. «Я уехал оттуда в 1969 г., – вспоминает он. – Тогда все было несколько иначе. Между общинами французов, итальянцев, евреев, мусульман, католиков были отличные отношения. Пока я рос, никогда не слышал слова «расист». Мое имя, Сидни, дано в честь одного из американских солдат, освобождавших Касабланку от вишистов в 1942 г.».

Его раннее увлечение модой тоже имеет отношение к американцам: «Мой отец покупал у армии США парашюты и шил из них шелковые рубашки. Мой дед по турецкой линии открыл одну из первых фабрик трикотажных изделий в Касабланке». Мода пронизывала всю культуру Марокко. Многие из друзей детства работают в этой индустрии. Создатель бренда Joseph Джозеф Эттедги начинал с того, что стриг свою маму. Он сидел за одной из соседних парт с президентом холдинга Puig Ральфом Толедано. «Я могу назвать много имен выходцев из Касабланки. Мы любим моду», – говорит мой собеседник.

Но после окончания инженерного училища в Париже первой работой Толедано стала стажировка в металлургической компании. Она его не вдохновила. Тогда Толедано нашел объявление о наборе сотрудников в маркетинговую компанию AC Nielsen, благодаря которой получил опыт работы в Бразилии и научился терпимо относиться к выпивкам после окончания работы в Миннеаполисе. Только в 1980-х он пришел в индустрию моды, устроившись на работу к производителю обуви Kickers, а затем к французскому производителю аксессуаров из кожи Lancel.

Успех из сумочки

В 1994 г. он перешел в Dior, где вскоре настал его звездный час – он отвечал за создание сумочки Lady Dior, которая стала таким же символом бренда, как ранее барный пиджак или юбка «нью лук».

«Я испытываю страсть к вещам, – подшучивает Толедано. – Порой я заявляю: «Сумка общается со мной».

Толедано продолжает тщательно следить за ритейлом: известен случай, когда он переставил манекены в магазине, потому что прежний порядок его не устроил.

В 1998 г. он стал президентом и гендиректором дома Dior. Его пребывание в должности совпало с периодом бурного роста, когда открылось две сотни новых магазинов. «Когда я начинал, оборот был 134 млн евро», – говорит он за лангустином, изысканный вкус которого оттеняет пикантный зеленый соус. «У нас уже была культура Dior, но нам нужно было стать более проворными и активными, – объясняет он. – Вот почему я всегда говорю: «Если дела не идут, не нужно рассиживаться в офисе». Кое-кто пытается понять, что же пошло не так, с помощью цифр. Но пока ты остаешься в офисе, ничего не изменится».

Для математика Толедано слишком пренебрежительно относится к финансовому анализу. «Мой отец учил меня, что лучше не иметь объяснений успеху, чем иметь множество объяснений неуспеха. Успех – это интуиция, действие, решение и принятие некоторого риска. Честно скажу о цифрах: я вижу их каждый день, когда получаю сводки о положении дел со всего мира. Я могу просмотреть каждую цифру в каждом документе. Но не трачу на них более 10–15 минут, потому что слежу за ними каждый день».

«Я как хороший доктор. Они быстро просматривают цифры – температуру и т. д., – зато беседуют с пациентом. Никогда не встречал доктора, лечащего по показанию градусника. Точно так же проблему никогда не решишь по цифрам. Не увидишь своими глазами – все упустишь».

Толедано разбавляет свои рассказы шутками и чем-то вроде благодушного патернализма. «Как-то я летел на самолете и сидел рядом с молодым человеком тридцати с чем-то лет», – рассказывает он, когда мы принимаемся за основные блюда. Мое филе огромно, великолепно приготовлено с кровью и покоится на подушке из спаржи с маслом. Его жареный сибас подан с капонатой – традиционным сицилийским овощным рагу.

«Как только мы взлетели, он уткнулся в ноутбук, – продолжает Толедано. – Он даже со мной не поздоровался. Он на меня не посмотрел. Речь не о том, что он должен был узнать меня в лицо. Но он мог бы поговорить со мной. Может быть, это открыло бы ему новые возможности для работы или он бы научился чему-нибудь. Вам нужно понимать, даже если вы руководитель, что происходит в мире, что собой представляют люди и какое у них настроение».

«Важнее всего инвестиции в людей»

Стратегия Толедано, сформулированная им и Арно (Бернар Арно – владелец и президент Christian Dior), проста. Нужно мыслить в долгосрочной перспективе, несмотря на азиатский экономический кризис, brexit (Толедано против выхода Великобритании из ЕС) или расистские выходки прославленного, но подверженного алкоголизму дизайнера, который оскорбляет посетителей местного бара.

«Dior обязан быть одним из ведущих мировых модных брендов в следующие 10 лет; может быть, и все 50. Нельзя допускать ничего, что может поставить под угрозу имя Dior. Защищайте бренд, репутацию бренда. В индустрии принято говорить: «Местоположение, местоположение, местоположение». Я же говорю: «Люди, люди, люди. Вы инвестируете в магазины, мероприятия, но важнее всего инвестиции в людей».

Такой поворот беседы аккуратно подводит нас к вопросу о новом дизайнере женской одежды Dior. На проблему его подбора он тоже смотрит в долгосрочной перспективе? «Всего шесть месяцев прошло, – улыбается Толедано. – В прошлый раз на это ушел год. Помните? В случае с заменой Джона [Гальяно] понадобился год с лишним... Знающие люди не беспокоятся. Нетерпение выказывает только пресса. Бутики получают коллекции, и никто не спрашивает, кто их дизайнер. Никто!»

И в самом деле. Несмотря на отсутствие креативного директора, Dior продолжает вести бизнес в своем типичном помпезном духе. Например, показывает свою круизную коллекцию в Бленхеймском дворце – родовом имении герцогов Мальборо в графстве Оксфордшир. Или перерезает ленточку в просторном магазине на Нью-Бонд-стрит в Лондоне. Шоу продолжается. Но даже учитывая это...

Я предлагаю что буду перечислять имена, а он подмигнет, когда будет произнесено нужное. Эди Слимана можно нанять, например. Или Альбера Эльбаза, бывшего дизайнера Lanvin, у которого такая же ультраженственная эстетика и манера держаться, как у отца-основателя Dior.

Опасная профессия

«Я буду есть рыбу и не смотреть вам в глаза», – отвечает Толедано, а потом меняет тему, расспрашивая меня о моей карьере и жалуясь на нынешние стандарты пишущих о моде. «Если позволите – вам следовало бы говорить больше о самой моде, – советует он. – Об одежде. Слишком много разговоров о просмотре, о происходящем, о знаменитости, о месте проведения шоу, о политике...» О творческих метаниях, перехватываю я инициативу. Всех этих уходах и наймах дизайнеров... «Вы продолжаете возвращаться к теме, – говорит он. – Знаете, у этого ресторана тоже много выходов и входов».

Он признается: «Нужен ли нам дизайнер? Да. Больше, чем кто либо, я хочу дизайнера, потому что знаю, как устроен механизм, я знаю организацию. Но компания подобна спутнику, – продолжает он. – На запуске нужно много энергии, а потом он вечно будет двигаться сам. Когда вам хочется измениться, вам нужна энергия и дизайнер, который даст новое видение. Но это не значит, что, когда прежний дизайнер ушел, возникла чрезвычайная ситуация. Полученный от него импульс позволит компании двигаться дальше – и это дает нам время определить, кто идеально совместим с нами».

Наши тарелки чисты, и нам предлагают меню десертов, полное вызывающе вредных для здоровья искушений. Мы решаем разделить на двоих традиционное французское двойное заварное пирожное под названием religieuse (дословно: «монахиня». – «Ведомости») – нечестивое кондитерское изделие из заварного теста, глазированное снаружи и наполненное крем-брюле внутри.

Я интересуюсь – не являются ли некоторые ограничения творческой автономии в Dior преградой в поиске кандидатов? Толедано вздыхает: «В первую очередь обязанность дизайнера – давать свое видение в максимальных масштабах. Если компания маленькая, могут быть еще мысли, чем его загрузить. Но когда компания большая...» Он качает головой: «Думаете, Карл Лагерфельд занимается открытием магазинов Chanel? Нет, это [архитектор] Питер Марино проектирует магазины для Chanel точно так же, как и для Dior».

«Нельзя требовать от дизайнера быть в курсе всего, что происходит в крупной компании, – добавляет он. – Они не хотят этого. И так жалуются на чрезмерный объем работы. Они не могут ныть и просить больше времени для творчества, а затем требовать полной власти».

Парадоксально, что уход Рафа Симонса объясняли слишком большим количеством коллекций, которые он должен был создавать каждый год (фактически восемь: шесть под брендом Dior и две сезонные коллекции для его собственного мужского бренда Raf Simons. – «Ведомости»), и тем, что у него не было полного контроля над творческим процессом. Но Толедано не испытывает никакого сострадания к современным дизайнерам, работающим под огромным давлением: «Во времена Кристиана Диора у нас проходило множество показов. [Дизайнеры] много путешествовали. Шоу в Москве, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айресе, Мехико – вы даже представить себе не можете. Они работал на износ. Люди не представляли, насколько это тяжело. Когда Диору нужно было встретиться в Техасе с Neiman Marcus, он отправился туда на корабле».

Нелишне напомнить, что Диор скончался во время отдыха в Италии в 1957 г. – 10 лет спустя после того, как основал свой дом моды. Хотя точная причина смерти до сих пор неизвестна (кто-то уверяет, что это был сердечный приступ во время полового акта, кто-то считает, что он подавился рыбной костью), похоже, его одержимость работой и страсть к еде оказались более губительной привычкой, нежели зависимость Гальяно 60 лет спустя. Профессия дизайнера всегда была опасной.

Мы не узнали, кто станет креативным директором

Что до Толедано, то у него достаточно опыта, чтобы овладеть искусством менять обстановку. У него богатая семейная жизнь, которая позволяет отвлечься от дел. Он женат с 1981 г. С Катей у них трое детей, которым сейчас 33, 29 и 23 года. По его словам, он довольно снисходительный отец, дающий отпрыскам много свободы. Но есть ряд правил, которые вполне подойдут и для книги по менеджменту: «Бережно относиться к вещам, не баловаться, не сорить деньгами и вести себя хорошо. Именно так. Нужно вести себя хорошо».

Что значит вести себя хорошо в кризисные времена, интересуюсь я. «У нас были проблемы, когда Джон ушел, – вспоминает он. – Но это было время, когда мне нужно было быть спокойным, поддерживающим людей. Я говорил с ними, говорил с моей командой. Когда дела и впрямь плохи, думаю, я очень спокоен. Но если кто-нибудь ленится в мелочах… – Он показывает на наш десерт, мастерски разрезанный надвое и истекающий карамелью на тарелку. – Допустим, нам нужно было разрезать это пирожное, а вы этого не сделали, потому что не особо прислушиваетесь к моим словам, понятное дело, я буду не очень ласков. Но я не унижаю, ненавижу это делать».

Он в том возрасте, когда вполне можно задумываться об уходе на пенсию. Несколько его близких друзей недавно скончались. Мама умерла, еще когда он был студентом. Но отец, Борис, до сих пор живет в Марокко. Ему 96 лет. Чувствует ли Толедано себя таким же здоровым? «Пока что неплохо, – пожимает он плечами. – Хотя порой...» Он машет рукой в направлении последней ложки пирожного: «Я люблю жизнь».

Он говорит, что его аппетит характерен для «средиземноморской крови». Каждый день он читает книги, «все газеты», увлекается кино. Когда-то Толедано мечтал стать режиссером и 12 раз пересматривал фильм 1959 г. «Хиросима, моя любовь» Алена Рене, потому что хотел «понять его». Еще ему нравится путешествовать. Разве что Air France он не очень любит летать. Пару лет назад он с женой и актрисой Марион Котийяр отправились на мероприятие Dior в Нью-Йорк. Но самолет внезапно рухнул на 700 м в воздушную яму.

Несколько пассажиров получили легкие травмы, а пилот сломал запястье. Пришлось разворачиваться и возвращаться в Париж. Толедано предположил, что Dior может задуматься о продолжении крайне плодотворных отношений с авиакомпанией, если ее президент не предоставит вразумительных объяснений причиненному неудобству. Президент дал их в телефонном разговоре. Трудно представить, что человек, обладающий таким влиянием, как Толедано, может в ближайшем будущем отказаться от роли главы корпоративного семейства.

Мы проговорили более двух часов. Выпили три бокала вина и два кофе. Телефон Толедано звонит. «Да-да, – отвечает он. – Уже иду». Мы прощаемся, и он весьма торопливо направляется к двери. Его собеседнику, кем бы он ни был, придется слегка подождать – как и тем, кто жаждет услышать новости о следующем креативном директоре Dior.

Перевел Антон Осипов