Мерцающая пенсия

Недавно просочившиеся в СМИ предложения Минфина и Центробанка по очередной реформе пенсионной системы наглядно показывают крайне низкий уровень российского государственного управления. И дело здесь не в самих предложениях – они мне представляются, по крайней мере на первый взгляд, вполне адекватными нынешним экономическим обстоятельствам. Вопрос в другом: почему так и не реализована реформа 2002 г.? Она, напомню, тщательно готовилась в течение нескольких лет, обсуждалась со всеми возможными экспертами, в том числе зарубежными, функционировал специально созданный для этого проекта президентский совет во главе с тогдашним премьер-министром Михаилом Касьяновым.

Любая сколько-нибудь серьезная пенсионная реформа затевается на десятилетия – прежде всего из-за того, что она рассчитана на молодые поколения, для которых правила игры должны быть неизменными хотя бы 20–30 лет. Если же они меняются чаще, то у работников пропадает желание хоть как-то участвовать в планировании собственного пенсионного будущего. По его поводу остаются только четыре архаичные мотивации:

– «не доживу» (что для нынешней России, учитывая аномально высокую смертность 45–55-летних мужчин, актуально);

– «удача повернется ко мне лицом»;

– «дети прокормят»;

– «государство не бросит на произвол судьбы».

С такого рода доминирующими поведенческими чертами человек не может быть ценен для инновационной экономики и общества XXI в., в котором государство – лишь один из институтов.

Российский пример реализации государством пенсионной реформы 2002 г. является выпуклым примером постоянного изменения правил. Первым шагом по ее демонтажу стало отрезание в 2004 г. от участия в обязательной накопительной части людей старше 1967 года рождения. Мотивация была смехотворной: дескать, у этого поколения уже нет шансов скопить сколько-нибудь значимые средства этим способом. Но тогда зачем их включили в обязательную накопительную игру двумя годами раньше? Недовольные пробовали жаловаться, вплоть до Конституционного суда, но фактически ничего не добились.

Следующим шагом стало введение максимального размера заработка, с которого берутся взносы в Пенсионный фонд. Вроде бы весьма либеральный шаг: те, кто побольше получает, могут свободно распорядиться своими деньгами, например вкладывая их в негосударственный пенсионный фонд (НПФ). Но эта мера, в теории действительно привлекательная, была введена спонтанно и преждевременно, без оценки всех ее последствий. Пенсионный фонд тут же стал недополучать сотни миллиардов рублей, которые пришлось компенсировать дотациями из федерального бюджета. Через пару лет государство, спохватившись, ввело на зарплаты, превышающие потолок, фактически 10%-ный целевой налог в пользу Пенсионного фонда. Именно налог, потому что его выплата никак не увеличивает будущие пенсионные права высокооплачиваемых работников.

К этому можно добавить еще одно обстоятельство: система НПФ зарегулирована государством до такой степени, что она весьма мала для масштабов нашей страны и не может предоставить тем, у кого есть «лишние» деньги, комплекс привлекательных услуг по пенсионному страхованию. И еще один момент: попробуйте найти в каком-нибудь среднего размера российском провинциальном городе отделение НПФ, который принимал бы клиентов «с улицы». Думаю, что чаще всего эта попытка закончится неудачей.

Кстати, поспешное введение потолка зарплат, с которых берутся обязательные социальные взносы, возродило старый «добрый» советский институт максимальной трудовой пенсии. Но только тогда ни о каком страховании речь и не шла – всё оплачивал государственный бюджет, а теперь громогласно заявляется, что российская пенсионная система носит страховой характер. Именно поэтому изначальные принципы реформы 2002 г. предусматривали высокую степень эквивалентности объема накопленных прав и размера получаемых выплат. Волюнтаристское разрушение этого принципа еще больше подорвало желание людей хоть немного, но поучаствовать в управлении собственным пенсионным капиталом.

Однако всё перечисленное выше – это легкая боксерская разминка. В настоящий нокаут пенсионная реформа 2002 г. нашим государством была отправлена двумя ударами: введением так называемой балльной системы учета взносов в страховую часть пенсии и замораживанием 6%-ных взносов на обязательные накопительные счета.

Балльная система, несмотря на ее внешнюю запутанность (человек с высшим образованием голову сломает, если начнет вникать во все ее нюансы), на самом деле придумана и введена с одной-единственной целью: сохранить выплаты нынешним поколениям пенсионеров хотя бы в номинальном размере (4%-ные индексации носят символический характер и никак не покрывают рост стоимости жизни) за счет будущих пенсий работников молодых и средних возрастов. Фокус очень прост: за эти поколения в Пенсионный фонд платятся полновесные рубли в размере 22% от фонда оплаты труда (тем более что, как указывалось, уже не первый год в НПФ не поступают 6%-ные взносы). Эти деньги с колес выдаются на руки пожилым, а в пенсионных правах будущих пенсионеров учитывается не полная сумма уплаченных взносов, а некие баллы, получаемые при помощи устанавливаемого каждый год правительством специального понижающего коэффициента. Вот такая «солидарность» поколений.

Расчет тех, кто это правило придумал и ввел, тоже очень прост: зачем заглядывать на 20–30 лет вперед, когда нынешняя молодежь задумается о скорой старости и поймет, что ее пенсионные права мизерны, – у государства тоже работает установка «авось пронесет». А вот сейчас нужно во что бы то ни стало сохранить лояльность почти 40-миллионного пожилого электората: на носу, как известно, и думские, и президентские выборы.

Ну и, конечно, имеет значение полная безысходность макроэкономической ситуации, когда федеральный бюджет всеми силами пытается сбросить с себя социальный «балласт», сосредоточившись на обороне, заведомо неэффективных госинвестициях и поддержке содержания самого государства.

Упомянутое выше замораживание взносов в обязательную накопительную систему логически вытекает из всего вышесказанного. Давайте не лукавить: уже «сэкономленный» на ней чуть ли 1 трлн руб. никогда в виде живых денег на индивидуальные накопительные счета в ВЭБе и НПФ не вернется. Эти деньги, как известно, уже потрачены на Крым и другие подобные неотложные нужды. Обладателям таких счетов в обмен начислены пенсионные права, пересчитанные в баллы, что, конечно, нельзя назвать конфискацией, но на «ловкость рук», как сказано выше, явно тянет. Более того: давайте признаем и тот факт, что важнейшая часть пенсионной реформы 2002 г. – обязательный накопительный элемент – ликвидирована.

Что же впереди?

Предложения Минфина и ЦБ политэкономически всё поставили на свое место. Если эти новации будут реализованы, то через несколько лет вместо запущенной в 2002 г. всеобщей страховой пенсионной системы мы увидим два механизма обеспечения старости: один для тех, у кого ежемесячная зарплата превышает 50 000–60 000 руб., а другой – для всех остальных.

Для первых, условно назовем их «богатыми» (в апреле прошлого года, согласно данным Росстата, лишь 16% занятых получали зарплату свыше 50 000 руб. в месяц), кроме небольшой государственной выплаты открываются, по крайней мере формально, льготные возможности для добровольного накопления в НПФ. А вот вторые, условно назовем их «бедными» (84% занятых), будут в старости жить благодаря уже упомянутой балльной системе учета пенсионных прав на весьма скромное государственное пособие, которое никакого отношения к страхованию не имеет. Чистый «собес». А к этому добавим вполне вероятное ограничение получения даже этой пенсии в случае продолжения работы.

Вот такой итог государственного управления в пенсионной сфере мы очень скоро получим. Именно поэтому я хотел бы присоединиться к словам, сказанным недавно Германом Грефом: «Прежде чем начинать реформировать нечто, нужно сначала создать эффективную систему управления. С существующей сегодня опасно начинать серьезные, широкомасштабные реформы».

И это относится не только к социальной сфере.

Автор – заместитель директора ИМЭМО РАН им. Е. М. Примакова, член Комитета гражданских инициатив