«Ледокол» получился теплым

Одна из самых смешных шуток в недавно стартовавшем 20-м сезоне американского мультсериала «Южный парк» – ягоды-вспоминашки. Ты их ешь, а они попискивают: «А помнишь 80-е? А помнишь 90-е? А помнишь «Назад в будущее»? А по-о-омнишь Чубакку?»

Отечественный полнометражный фильм-катастрофа «Ледокол» – гигантский контейнер вспоминашек. Слово «вкусный» – запрещенное в критическом словаре, но раз уж мы про ягодки, то у режиссера Николая Хомерики, оператора Федора Лясса и художников Дениса Бауэра и Татьяны Долматовской все детали, простите, не то что вкусные, а прямо, совсем извините, вкусняшки. Ты смотришь кино про драму во льдах, а они пищат: «А помнишь 80-е? А помнишь кубик Рубика? А помнишь настенные календари с Пугачевой? А помнишь «Бриллиантовую руку»? А помнишь домики из спичек? А помнишь плетенки из капельниц? А помнишь Цоя? А по-о-омнишь социалистический реализм?»

Как нас учили в школе, в основе соцреалистического сюжета лежит конфликт хорошего с лучшим. В «Ледоколе» он отражен прежде всего в образах двух капитанов, Петрова и Севченко. Первого играет Петр Федоров, второго – Сергей Пускепалис. Первый – бунтарь, второй – сторонник жесткой дисциплины и закручивания гаек. Но если вы видели лицо Сергея Пускепалиса, то понимаете, что его герой не может быть отрицательным.

Дома у обоих капитанов, конечно, личные драмы: Петров разводится с женой (Ольга Филимонова), а жене Севченко (Анна Михалкова) предстоят трудные роды. И если вы видели хоть один фильм-катастрофу, то представляете, как эти факты будут использованы при монтаже кульминационных сцен.

В начале фильма попытка увернуться от айсберга и спасти человека за бортом оборачивается тем, что ледокол «Михаил Громов» застревает во льдах Антарктики. Приказом из Москвы капитана Петрова отстраняют от командования, на судно присылают капитана Севченко, а доносчика Еремеева (Алексей Барабаш) повышают до старпома. Но вертолет при посадке на палубу загорается и улететь капитану Петрову не на чем.

Долговязый пилот Кукушкин (Александр Паль), поклонник Цоя, романтик и графоман, тоже остается на «Михаиле Громове», становясь одним из главных комических персонажей «Ледокола». Два других – тихий (в буквальном смысле: потерявший голос) выпивоха Цимбалистый (Александр Яценко) и брутальный лысый хохол Банник (Виталий Хаев); вместе с поэтом-авиатором Кукушкиным они составляют подобие хрестоматийной (а помнишь Гайдая?) троицы Трус – Балбес – Бывалый. Хотя Хаев подмигивает не столько Моргунову, сколько Папанову из «Бриллиантовой руки», отсылки к которой в «Ледоколе» чем абсурднее, тем уместнее. Из-за того что это единственная лента на борту (больше на рейс не положено) и команда пересматривает ее бессчетное число раз, «Бриллиантовая рука» становится главным источником цитат: опасный айсберг получает имя Семен Семеныч, а сцена пересечения экватора ледоколом «Михаил Громов» выстроена с явной оглядкой на эпизод знакомства Горбункова и Геши Козодоева на борту круизного лайнера «Михаил Светлов».

Комическое в картине Хомерики – самое живое и теплое, но «Ледокол» все-таки фильм-катастрофа, и драматические кирпичи уложены в нем ровно, с соблюдением всех жанровых ГОСТов.

Время действия – весна 1985-го: «Михаил Громов» застрял во льдах как раз когда на Большой земле, в СССР, лед тронулся. В министерских кабинетах переполох, решения принимаются сложно и спускаются медленно, поэтому капитану Севченко велено ложиться в дрейф и ждать, а капитан Севченко привык исполнять приказы безоговорочно. В отличие от капитана Петрова, который знает, что дрейф губителен, потому что Семен Семеныч неумолимо ползет на ледокол. Команда на стороне опального Петрова, но боится ослушаться нового начальства. Доносчик-старпом переживает драму отчуждения от коллектива, остальные бодрятся как могут. Авиатор, как Цой в котельной, исполняет в машинном отделении песню «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти». Шпроты на исходе. Все ждут перемен.

Режим ожидания в «Ледоколе», как ни странно, захватывает больше, чем финальный катаклизм, выстроенный ладно и со знанием дела, но занимающий не так уж много экранного времени. Во-первых, ледяная красота пейзажей располагает к медитативности, а внимание к деталям быта и отношениям персонажей позволяет не подгонять сюжет. Куда спешить, если и так уютно: как после прогулки на морозе, когда вернулся в тепло и пьешь чай.

А во-вторых, Николая Хомерики интересует не столько катастрофа, сколько перелом. Трещина в ностальгическом мифе об СССР, который воссоздается в «Ледоколе» с такой любовью, но в итоге расползается, образуя полынью, выводящую к ценностям сотрудничества и взаимопомощи как альтернативе идеологической вертикали (единственный по-настоящему омерзительный персонаж «Ледокола» не стукач-старпом, а человек из органов). А называть эти ценности голливудскими или общечеловеческими – всего лишь вопрос выбора синонимов. Вспоминашек из американской киноклассики в «Ледоколе» тоже полный трюм.

В прокате с 20 октября