«От Пекина до Варшавы нет аккредитованных WADA лабораторий». Важные детали дела Валиевой

Олимпийский Пекин накрыло мощным допинг-скандалом – у 15-летней российской фигуристки Камилы Валиевой обнаружилась положительная проба на запрещенный триметазидин. Злосчастный тест Валиева сдала еще 25 декабря на чемпионате России, но его результаты стали известны только в феврале, после убедительной победы россиян в командном турнире Игр. За исследование пробы отвечала лаборатория в Стокгольме. Задержку там объяснили карантином из-за вспышки коронавируса. 

МОК и WADA настаивали на отстранении россиянки. Но Спортивный арбитражный суд (CAS) допустил Камилу до личных соревнований. Правда, их результаты, как и результаты командного турнира, до окончания расследования будут считаться предварительными. По оценкам спортивных юристов, разбирательство может занять больше года. В деле много нюансов: возраст спортсменки, количество запрещенного вещества в пробе, сроки выдачи результата. «Ведомости. Спорт» обсудил возникшую ситуацию с международным экспертом по антидопинговым вопросам и бывшим заместителем главы РУСАДА Маргаритой Пахноцкой.

– Камила Валиева находится в международном пуле тестирования. Что это значит? И как вышло, что за ее пробу отвечало РУСАДА?

– Есть два пула тестирования: национальный и международный. Национальный пул может быть регистрируемым и расширенным. Между ними есть принципиальное отличие: в регистрируемом пуле спортсмен ежедневно указывает часовое окно доступности для инспектора допинг-контроля, даже во внесоревновательный период. Если жизненное расписание спортсмена меняется, это окно тоже должно меняться.

Международный пул тестирования по сути похож на национальный регистрируемый, но антидопинговую опеку осуществляет международная федерация. Как правило, все спортсмены топ-уровня находятся в международном пуле. В норме за пробы Камилы Валиевой должен был отвечать Международный союз конькобежцев (ISU). Но по решению МОК в предолимпийский период проверками на допинг занимается Международное тестирующее агентство (ITA). Его эксперты проводят оценки рисков и могут распределять тестирование спортсменов, отправляющихся на Игры, между национальными антидопинговыми агентствами и международными федерациями. Так Камила попала в зону ответственности РУСАДА. Для российской антидопинговой системы это был хороший знак – знак доверия.

– Анализ пробы Валиевой проводила стокгольмская лаборатория. Давайте проясним: как получилось, что пробы российских спортсменов проверяют только за рубежом?

– Эта история тянется с 2015 г., когда из-за многочисленных нарушений приостановили аккредитацию Московской антидопинговой лаборатории. С тех пор все пробы российских спортсменов отправляются в одну из аккредитованных WADA лабораторий, обычно – европейскую. Чаще всего это Стокгольм, Кельн, Гент, Лозанна, Барселона или Варшава.

И это большая проблема. Сегодня от Пекина до Варшавы нет ни одной лаборатории, аккредитованной WADA. Знаю, что Украина, Белоруссия и Болгария подавали заявки, но сразу три аккредитации никто не даст. У Болгарии неплохие шансы.

– Как происходит выбор лаборатории для проверки конкретной пробы?

– На это влияет несколько факторов. Один из главных – логистика. Огромное значение имеет, в каком городе была отобрана проба. За доставку отвечает DHL, и в большинстве своем все пробы отправляются через Москву. Санкт-Петербург – исключение, отсюда проба может попасть в Стокгольм через Лейпциг. На практике это один из самых коротких и быстрых маршрутов. Возможно, именно поэтому и выбрали Стокгольм.

Еще один важный момент: средства для оплаты допинг-тестов – это субсидия Минфина. И здесь большое значением имеет документооборот – как скоро лаборатория сможет выставить счет, чтобы его погасить. Если мы говорим про декабрь, то особенно важно потратить деньги до закрытия финансового года.

– Сколько стоит отбор и проверка пробы?

– В районе $600–700. Сюда входят комплект оборудования, работа инспектора допинг-контроля, доставка пробы и сами лабораторные услуги. Ценник может вырасти, если речь идет о городах, в которых нет инспекторов, но это несущественные расходы – командировочные.

Если мы говорим про соревновательный период, то, конечно, отбирается и отправляется не одна проба, а, скажем, 12. Обязательно тестируются все призеры и еще несколько человек рандомно. При таком раскладе стоимость одного исследования снижается.

– Кто занимается отбором проб российских спортсменов? РУСАДА лишено статуса – значит ли это, что его инспекторы тоже поражены в правах?

– Предельно жесткие ограничения были в 2015 г. Тогда агентству не разрешалось планировать и проводить тестирования. При этом РУСАДА могло разрабатывать образовательные программы, проводить расследования и обрабатывать результаты. Но в сентябре 2018 г. агентство было полностью восстановлено в правах. Все работали в штатном режиме.

Да, сейчас РУСАДА снова лишено статуса. Но ситуация отличается от той, что была в 2015 г. Сегодня никаких ограничений по проведению тестирований нет. При этом на территории России работают как инспекторы самого агентства, так и другие. У РУСАДА, например, действующий контракт с International Doping Tests & Management – одним из старейших в мире агентств, которое занимается сбором проб. У него есть представители в нескольких труднодоступных регионах, так что это удобно. Кроме того, международные федерации также могут тестировать спортсменов из своего пула на территории России. 

– Как устроена сама процедура отбора?

– Есть Международный стандарт по тестированию и расследованиям. Там четко прописана вся процедура. Обычно к спортсмену направляются два допинг-инспектора. Нужен человек, который может стать свидетелем в случае возникновения нестандартной ситуации. А бывает всякое: и сбегают, и баночки пытаются опрокинуть.

С момента, когда спортсмена уведомили о тестировании, он не может скрыться от инспекторов, пока ему не скажут, что процедура закончена. Спортсмен может пойти на церемонию награждения – инспектор будет где-то рядом, спортсмен может пойти в столовую – инспектор отправится за ним. До сдачи допинг-пробы спортсмен не может идти только в душ и в туалет. Это категорически запрещено.  

– Есть вероятность, что инспектор может совершать какие-то манипуляции с пробами? 

– Когда мы говорим про процедуру допинг-контроля, то считается, что спортсмен – лицо заинтересованное, а инспектор – нет. У него нет мотивации, основанной на количестве проведенных тестов, выявленных положительных случаев или зафиксированных нарушений. Нет никакой плановой или палочной системы. И это касается всех инспекторов – и российских, и зарубежных.   

У несовершеннолетнего спортсмена есть одна особая опция – он может попросить, чтобы туалетная комната была открыта. Сдающего анализ не видно, а вот инспектора видно из общей комнаты допинг-контроля. Видно, что он никого и ничего не трогает, а просто наблюдает за процедурой. 

Во время сдачи биоматериала уже инспектор должен убедиться, что спортсмен не совершает никаких манипуляций с пробой, его руки и живот должны быть на виду.

– Как проба поступает в лабораторию? Кто знает, кому она принадлежит?

– В лабораторию приезжают две баночки – проба А и проба Б. Они, естественно, закрыты и опечатаны, на каждой есть идентификационный номер. Во время сдачи пробы составляется протокол допинг-контроля. Это пять листов, все – разного цвета. В электронном формате они, естественно, тоже заполняются. Обязательно вносятся личные данные спортсмена – фамилия, имя, дата рождения, указываются национальность и вид спорта, делается отметка о том, соревновательная проба или нет. Это имеет большое значение. Запрещенный список WADA делится на три части: вещества, запрещенные всегда, субстанции, запрещенные только в соревновательный период, и запрещенные в отдельных видах спорта.

Среди других важных отметок – время начала и окончания процедуры и, конечно, идентификационные номера.

Первые два листа остаются у компании, которая инициировала проверку, например, у РУСАДА. Третий отдают спортсмену. Еще два – передают в лабораторию. И на этих экземплярах личные данные полностью забиты черным. В лаборатории не знают, чьи именно пробы проверяют. Результаты вносят в систему АДАМС (онлайн-программа для сбора и хранения данных спортсмена. – «Ведомости. Спорт»), ориентируясь только на идентификационные номера. При этом антидопинговая организация видит и результаты исследования, и данные спортсмена.

– А информация о терапевтических исключениях, например, лаборатории доступна?

– Да, эта информация тоже доступна в АДАМС.

Кроме того, в протоколе есть специальное окно, в котором можно указать все медикаменты, которые спортсмен употреблял за последние семь дней. Был период, когда в качестве оправдания сторона защиты особенно активно ссылалась на загрязненные пищевые добавки и спортивное питание. Как это доказать? Самый простой способ – сослаться на протокол допинг-контроля. В инструкции для спортсменов мы отдельным пунктом прописывали: если используете БАДы, спортивное питание, пищевые добавки, не забывайте вносить это в свой протокол допинг-тестирования. А еще настоятельно рекомендовали сохранять вторую банку этого же препарата, купленную в одно и то же время с той, которую уже употребили. Чтобы можно было ее, закрытую, отправить в лабораторию и доказать свою правоту. Это особенно важно, когда речь заходит о минимальных концентрациях запрещенного вещества.

– В какие сроки лаборатория должна проверить допинг-тест?

– В среднем – 20 дней. Но в реальности получается немного больше – до пяти недель с того момента, как проба была отправлена. Лаборатория анализирует пробу в порядке живой очереди, в зависимости от загрузки. Есть, конечно, специальная опция – fast track. При наличии такой метки проба считается приоритетной. Правда, тогда исследование стоит несколько дороже.

Но давайте не забывать, что мы живем в условиях эпидемии. И в лабораториях работают простые люди, они могут болеть, у них могут быть авралы и задержки. Знаю, что официальных комментариев стокгольмская лаборатория не дала. Наверное, они имеют на это право. Видела релиз WADA, который говорит, что у них нет вопросов к лаборатории – стандарт соблюден.

Претензии к РУСАДА об отсутствии метки о сверхсрочном рассмотрении я бы тоже предъявлять не стала. До Олимпиады оставалось достаточно времени. Никто не предполагал, что случится такая задержка. Не хочу гадать, не знаю, почему так получилось, – какая-то злая ирония судьбы. Понимаю, что хочется назначить виновных. Но я бы сейчас думала о том, что нужно сделать, чтобы такого больше не было.

– Какие последствия дело Валиевой может иметь для России?

– Я бы не стала здесь выделять Россию. То, что произошло, касается всех. Сегодня мы стали живыми свидетелями неэффективности всемирной антидопинговой программы. Давайте без эмоций, только факты: на Олимпиаде выступает спортсмен с положительной допинг-пробой, а с этим никто и ничего не может сделать. Значит, система не работает – вот, что нужно обсуждать.

В перспективе это приведет к очень печальным результатам. Что такое большой спорт и Олимпийские игры сегодня? Это деньги, которые дают спонсоры. Компании очень заботятся о своей репутации – в том числе от нее зависит стоимость их акций. И в какой-то момент они просто перестанут давать деньги, если посчитают, что спортивные организации, которые они хотят поддержать, не разделяют их ценности.

Кроме того, все эти скандалы сильно влияют на зрительский интерес. Если мы хотим видеть большой спорт завтра, выход только один – менять процессы и процедуры таким образом, чтобы они реально работали. На всех уровнях – от спортсменов и тренеров до МОК, федераций, антидопинговых агентств и их дисциплинарных органов.