Демократия или капитализм: история футбольного «Спартака» глазами американца

Про московский «Спартак» – его историю и героев – написано много книг, но интерес авторов и издателей к теме сохраняется. К старту Международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fictio№26 подоспели две красно-белые премьеры. Книжный сервис «Яндекса» представил электронную и аудиоверсию книги «Спартак»: один за всех», собранную из материалов (в том числе не попавших в кадр) для документального сериала «Время «Спартака» об успехах клуба в 1990-х; печатный вариант подготовила редакция Individuum. А издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге выпустило на русском работу американского историка Роберта Эдельмана «Московский «Спартак»: история рабочей команды в стране рабочих», впервые опубликованную в Штатах еще в 2009 г.

В фокусе внимания исследователя не только и не столько результаты на футбольном поле, но взаимодействие клуба и его руководителей с политическим, экономическим и культурным контекстом эпохи. «Ведомости. Спорт» выбрал для публикации главу о том, как сооснователь «Спартака» Николай Старостин вел дела команды после возвращения из ГУЛАГа.

***

Во времена нэпа с его частичным возвращением к капитализму Николай Старостин вел дела, используя коммерческие знания, почерпнутые из дореволюционного образования. В годы террора он продемонстрировал неплохое (но, разумеется, не безупречное) умение ориентироваться в коридорах высшей власти – там, где нужно было платить другой монетой. Он делал это, стремясь защитить команду, которую помог создать и которая помогла ему разбогатеть, обеспечила положение в обществе. В то время его способы руководства командой были признаны «буржуазными», и он заплатил за это большую цену. Как Старостин и его братья действовали после своего возвращения? Какие уроки они извлекли из случившегося? Использовались ли преданные анафеме буржуазные методы в новой ситуации, при Хрущеве? И какие общие выводы можно сделать о мире массовой культуры времен оттепели?

В 2002 г. Александр Вайнштейн описывал Николая Старостина как «первого президента клуба в западном смысле этого слова». В то же время Владимир Маслаченко, вратарь «Спартака», затем ставший известным спортивным комментатором, называл клуб «частным предприятием». Для Никиты Симоняна Старостин являлся «советским бизнесменом». В былые времена о таком следовало молчать, так что, вероятно, они говорили это в контексте распада коммунистической системы. После возвращения Старостин отказался возглавить спортивное общество «Спартак», включавшее в себя множество неприбыльных видов спорта. Он предпочел управлять самым заметным – футбольным клубом. Еще с 1930-х гг. его сильной стороной была организация зрелища, умение продать тысячи билетов, и понятно, что эти его способности не исчезли и в новую эпоху.

В книге воспоминаний 1986 г. Старостин высказывает сожаление, что в советском обществе не принято было говорить о финансах, однако эти вопросы, утверждает он, имеют большое значение для успеха футбольной команды. Он напоминал читателям, что футбольный клуб «Спартак» после покрытия всех расходов в 1980-е гг. вкладывал по 250 000 руб. в год в развитие всесоюзного спартаковского спортобщества. «Финансовый вопрос, как видите, не никчемный, – писал Старостин, – куда как приятнее считать прибыли, чем изловчаться покрывать недостачи». Главным источником дохода команды оставалась продажа билетов. Строительство стадиона им. Ленина («Лужники») позволяло вместить больше болельщиков, нежели когда-либо раньше, и «Спартак» делал все, чтобы привлечь их на новую арену. Хотя телевидение занималось популяризацией игры, денег напрямую оно не приносило. <...>

Старостин знал основные законы большого спорта: чтобы зарабатывать деньги, нужно создавать хороший игровой продукт, но он должен давать болельщикам повод вновь и вновь возвращаться на трибуны, даже когда дела идут не очень хорошо. Одними деньгами в СССР этого было не добиться. При капитализме деньги позволяют приобрести таланты, однако даже на Западе поиск хороших игроков – очень сложный процесс. Рублем можно поднять зарплаты, но зарплата – только часть общей комбинации из вознаграждений и привилегий, которые могут привлечь сильных футболистов. Многие из них просто нельзя было купить за деньги. На квартиры и машины, например, всегда образовывалась длинная очередь. Но если речь шла о деньгах, Старостин умел их находить и использовать. Так, однажды молодой Геннадий Логофет собирался подписывать контракт с ЦСКА. Старостин позвонил игроку, спросил о предложенной ему зарплате и немедленно удвоил эту сумму. И это лишь один из примеров. 

Если игроков нельзя было просто купить, то публику в СССР купить было вообще невозможно. Не существовало никакой рекламной индустрии, способной создать то, что сегодня мы бы назвали брендом. Даже в капиталистических странах лояльность болельщиков основывалась на целой группе факторов, особенно она зависела от сообществ болельщиков, которые держались далеко не только на деньгах. В 1950-е гг. блат, вторая экономика, серый и черный рынок еще не являлись столь влиятельными, как в более поздние времена, однако Старостин понимал: плавать в этих водах можно, только если действовать не просто с экономической позиции, но также с политической и культурной. К счастью, его таланты не ограничивались умением вести бухгалтерию. Деньги, полученные в псевдорыночных отношениях, могли дать команде независимость, но для защиты этой независимости нужно было действовать и на других фронтах.

Когда Симонян работал со Старостиным, Николай бóльшую часть времени проводил на «других фронтах». Кроме зарплат, квартир и машин существовали еще вопросы, связанные с приобретением мебели, устройством детей в сады и целым рядом других «бытовых» тем. За всеми этими благами выстраивались длинные очереди, и для обхода очередей требовались и деньги, и связи. Старостин брал эту работу на себя, освобождая тренерам и игрокам время для спорта. В других командах эти проблемы лежали на плечах главных тренеров. В некоторых случаях личный авторитет Старостина позволял ему добиваться встреч с нужными людьми. В других ситуациях помогало имя команды. Моссовет, горком, целый ряд профсоюзных организаций: «Для него, – пишет Симонян, – дверь всегда была открыта». Он пользовался огромным авторитетом в этих организациях и чаще всего добивался своего. Впрочем, временами охота за квартирами порождала свои трудности. Когда Валерий Дикарев перешел в «Спартак», они с женой получили большую квартиру на престижном Кутузовском проспекте. Для футболиста это был довольно необычный адрес. К несчастью, пара вскоре развелась и квартира осталась жене Дикарева. Старостин добыл Дикареву еще одну квартиру, в этот раз в менее престижном районе Черемушки.

Работа над такими вещами служила неотъемлемой частью процесса привлечения в команду новых талантов. Переходы игроков регулировались правилами, которые постоянно менялись и соблюдались избирательно. Несомненно, «Спартак» хорошо работал над воспитанием собственных футболистов, однако Старостин без колебаний использовал свои связи для привлечения игроков со всей страны. Чаще всего это были молодые спортсмены, мечтавшие о переезде в большой город. Их местные команды не препятствовали переходу. Платить им живые деньги было запрещено, не практиковался и обмен игроками. При этом попытки переманить звезду из другого клуба высшей лиги не одобрялись и часто запрещались властями. В этой постоянной борьбе за лучших игроков Старостин был далеко не всесилен. Он организовал немало переходов, однако нельзя сказать, что он оказывался успешен всегда и во всем.

Множество вещей, которыми занимался Старостин, – от приглашения новых игроков до поиска квартир и машин – происходили в серой зоне советской жизни. Законы, регулирующие эти области, либо были очень противоречивыми, либо часто менялись, либо вообще отсутствовали. Коррупция и злоупотребления оказывались практически неизбежными. Учитывая яркость его довоенной карьеры и все трудности, которые она ему принесла, примечательно, что более чем за 40 лет руководства командой после возвращения Старостина не преследовали обвинения и слухи, связанные с деятельностью в 1930-е. Наоборот, до самой смерти у него была репутация корректного, честного, порядочного человека, даже аскета. Противники Старостина могли иметь о нем другое мнение, и это явно контрастировало с более ранним образом человека в меховой шубе, выходящего из лимузина. Советский футбол не был настолько коррумпированным, как в Италии, Бразилии или в некоторых регионах Африки и Азии. Но, конечно, речь не шла и о мире, из которого можно было выйти абсолютно чистым. Тем не менее Старостин после 1955 г. сделал именно это.

Изменили ли его долгие и трудные годы в ссылке – так, как они изменили многих других? Характер обвинений 1943 г. остается неясным. Был ли Старостин виновен? Если и был, то теперь он определенно не собирался повторять ошибки и избегал всего, что могло считаться незаконным. И все же руководство футбольной командой в СССР не было работой для праведника. Как Старостин справлялся с этим противоречием? Возможно, апокриф из более позднего времени (между 1969 и 1971 гг.) раскрывает всю сложность позиции Старостина – человека, прочертившего линию, за которую он не заступал, чтобы избежать новых неприятностей. А об этом мне рассказал Евгений Лóвчев, один из лучших игроков за все годы существования команды и капитан в тяжелые для нее 1970-е: большой поклонник Старостина, он не отрицал того, что тот мог сделать нечто недостойное во время войны, заплатить за это и именно поэтому быть готовым на все, чтобы не повторить своих ошибок.

На протяжении всего советского периода в командах существовали так называемые черные кассы. Деньги попадали туда из разных источников – от местных «богачей», партийных боссов, возможно и от местных бандитов. Иногда в них могли вкладываться даже болельщики. Эти средства использовались на самые разные нужды. Одним из давних методов пополнения черных касс служила организация товарищеских матчей в будние дни с небольшими региональными командами в нескольких часах езды от столицы. Игры рекламировались. На них продавались билеты. Местным властям платили, чтобы они закрыли глаза на то, как несколько тысяч болельщиков приходили посмотреть на одну из величайших команд страны. В случае «Спартака» деньги за эти матчи шли на доплаты к окладам игроков. После одного из таких матчей футболистам было сказано, что каждый получит по 80 руб. за игру. Как пересказывает Ловчев, Анзор Кавазашвили (р. 1940), вратарь родом из Грузии, сыгравший за команду три сезона, громко возмутился: «Николай Петрович, что за дела? В киевском «Динамо» игроки получают по 200 руб. за такие матчи, а мы только 80?» Наступила тишина. Старостин спросил: «Анзор, вы сидели? Так вот – я сидел». <...>

Если, как я утверждаю в книге, считать «Спартак» борцом за демократию – в известном смысле натяжка, то все же можно увидеть своего рода демократические (или, возможно, патерналистские) методы в том, как Николай Старостин вел футбольные дела своей команды. Внутренняя атмосфера была довольно расслабленной, что не подразумевало никакой военной дисциплины. Практически все тренеры, нанятые Старостиным, относились к игрокам с уважением и учитывали их мнение. Сам Старостин активно участвовал в разрешении конфликтов. Он глубоко верил в возможность компромисса. Внешне стиль игры «Спартака» оставался более свободным, импровизационным, менее силовым и механистическим – именно этого ждали от команды болельщики, и именно за это они ее любили. Наконец, перед матчем, после того как тренеры проговаривали план, Старостин обращался к игрокам не с приказами или угрозами, а с историями из жизни, шутками и другими духоподъемными речами, чтобы психологически подготовить их к матчу.

Впрочем, Старостин всегда давал понять, что главный здесь – он и только он. Несмотря на кажущуюся современность его роли в качестве «президента клуба», в спартаковской структуре, по словам Вайнштейна, чувствовалось что-то «архаическое». Николай Озеров описывал Старостина как центр и душу команды «Спартак», «грозную фигуру, которую любили и боялись». В организации отсутствовало формальное разделение властей и разграничение обязанностей также не было четко прописано. Если Старостин и являлся начальником, то порядочным начальником: он вызывал уважение и ему не обязательно было во что бы то ни стало всегда настоять на своем. Он мог отдавать приказы, но предпочитал убеждать. В глазах публики это делало «Спартак» более гуманной организацией, чем команды силовых структур, однако едва ли ее можно считать подлинно демократической структурой.