«Лагеря для уйгуров — это не Колыма времен ГУЛАГа». Как живет провинция Китая, из-за которой бойкотировали Игры

На церемонию открытия Олимпиады-2022 в Пекине не приехали политики многих стран. Поводом для дипломатического бойкота стали нарушения прав уйгуров – тюркской народности, проживающей на западе Китая. «Ведомости. Спорт» разбирается в сути конфликта

Меньшинство на 12 млн

Ландшафт Восточного Туркестана (или, как он официально называется, Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР) не очень похож на открыточный Китай. Вместо лотосов – засушливая пустыня, вместо рисовых полей – высокие горы. По многим признакам регион напоминает соседние Казахстан или Монголию. Да и среди местных жителей много тех, кто этнически ближе к народам Средней Азии. Как раз на почве межнациональных от- ношений выстроен один из главных внутренних конфликтов современного Китая.

Уйгуры – это исповедующий ислам тюркский народ, который раньше соседей сменил кочевой образ жизни на оседлый. Много веков назад они поселились в Восточном Туркестане и в разные столетия были данниками соседей – в первую очередь монголов. Собственное государство у них тоже было, но недолго: в VIII в. существовал Уйгурский каганат, но вскоре его разгромили киргизы.

Синьцзян (в переводе с китайского – новая граница) считался бедным регионом, где сложно вести сельское хозяйство. Но его стратегическое значение в Средние века было очень велико. Через земли уйгуров проходил Великий шелковый путь, а Китай стремился расширить влияние на Запад. Еще в I в. н. э. империя Хань впервые подчинила Синьцзян, но местные жители оставались вассалами недолго. Китай погряз во внутренних конфликтах и вновь обратил внимание на западные рубежи много столетий спустя – в конце XVII в. Благодаря разобщенности уйгуров китайская экспансия тогда увенчалась успехом.

Впрочем, совсем мирно поглотить Синьцзян – территорию, сопоставимую с половиной современной Монголии, – не вышло. С середины XVIII в. началась серия восстаний, причем особенно активной была более гористая южная часть региона, из-за чего китайские власти даже переселяли жителей на север. Тем не менее несколько раз уйгуры добивались независимости: так, в 1865 г. мусульманские народы Синьцзяна основали эмират Йеттишар со столицей в Кашгаре. Восстановить контроль Китаю удалось лишь через 12 лет (причем не без помощи российской армии, которая заняла северо-западную часть региона), а сразу после взятия основных городов начались массовые репрессии.

Следующий виток конфликта связан с Синьхайской революцией 1911 г., когда в Китае пала императорская власть. Уйгуры вновь попытались выйти из-под юрисдикции Пекина, но на этот раз крупное восстание было быстро подавлено. Тем не менее в 1920-х китайские власти перестали контролировать Синьцзян, и в это время регион вновь заинтересовал Россию. Сначала туда стянулись проигравшие в Гражданской войне белогвардейцы, а затем с Восточным Туркестаном, не признавая его независимости, наладил торговые связи СССР. Уже во время Второй мировой образовалась Восточно-Туркестанская революционная республика. Название не должно вводить в заблуждение: всем заправлял этнический китаец Шэн Шицай, который сотрудничал с националистами, воевал с коммунистами и добился такой власти, что его прозвали «князем Синьцзяна». После поражения Японии во Второй мировой в Китае возобновилась гражданская война. Победили коммунисты, и вскоре после образования КНР в 1949 г. Восточный Туркестан вернулся под власть Пекина, а в 1955 г. на карте страны появился Синьцзян-Уйгурский автономный район.

Сегодня в регионе проживает 25 млн человек, но китайцев среди них меньше 40%. Остальные причисляют себя либо к уйгурам (их 12 млн), либо к другим тюркским народам. Ситуация парадоксальная: в соседнем Казахстане казахов меньше, чем уйгуров в одном автономном районе КНР, но на фоне почти полуторамиллиардного Китая тюрки в западной части страны остаются скромным меньшинством.

Национальный взрыв

Даже после присоединения Синьцзяна к Китаю борьба уйгуров за независимость не закончилась. В 1960-х появилась Народно-революционная партия Восточного Туркестана, которая симпатизировала Советскому Союзу и использовала натянутые отношения между СССР и КНР в свою пользу. Сепаратистские настроения набрали новую силу к концу XX в., а главным методом борьбы стал терроризм.

В апреле 1990 г. несколько десятков боевиков напали на администрацию села Барин и убили шестерых полицейских. В 2009 г. в Урумчи, административной столице региона, в результате беспорядков погибло почти 200 человек. Все началось с мирной демонстрации: тысячи уйгуров вышли на улицы, протестуя против убийства нескольких тюркоязычных граждан Китая на юго-востоке страны. Митинг перерос в столкновения и был жестоко подавлен. А вскоре власти КНР открыто приравняли сепаратистские организации Синьцзяна к исламским террористам. По данным Пекина, только за пять лет (с 2014 по 2019 г.) спецслужбы ликвидировали более 1500 группировок.

«Обычные китайцы в целом поддерживают жесткие меры властей по наведению порядка в Синьцзяне, – подчеркивает в беседе с «Ведомости. Спортом» старший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований МГИМО Иван Зуенко.

– Этому способствует государственная пропаганда, а также память о былых терактах, ответственность за которые брали уйгурские организации. Хотя в последние годы теракты прекратились».

Известный китаевед, писатель и переводчик Бронислав Виногродский считает, что корни конфликта следует искать в долгой и непростой истории взаимоотношений между жителями разных регионов Китая. По его словам, бытовая ксенофобия накапливалась десятилетиями.

«Эти народы не любят друг друга очень давно. Ситуация похожа на ту, что сложилась между москвичами и кавказцами. То есть многие китайцы могут дружить с отдельными уйгурами, но в целом в обществе у китайцев к жителям Синьцзяна отношение негативное», – объясняет «Ведомости. Спорту» Виногродский.

Культурно между китайцами и уйгурами слишком много различий. Язык, религия и даже бытовое поведение сильно выделяют Синьцзян на фоне остальных регионов КНР. «Уйгуры говорят на одном языке с узбеками, – продолжает Виногродский. – Они знают китайский, но предпочитают разговаривать на родном, а вывески дублируют на двух языках. Кроме того, в этом регионе большое значение имеет ислам, но власти по-разному относятся к уйгурам и китайцам-мусульманам, которые проживают в других частях страны. Мой знакомый ездил в Сиань – центр мусульманской культуры Китая. Там стоит огромная мечеть и нет никаких религиозных ограничений. А в Турфане (это уже Синьцзян) он однажды остановился возле старой мечети, достал коврик, чтобы помолиться, и уже через две минуты приехала полиция. Объясняться ему пришлось очень долго».

Культурные ограничения касаются и школ. Например, исследователь Уйгурского правозащитного проекта Рустем Шир в 2019 г. писал в Hong Kong Free Press, что обучение повсеместно переводят на мандаринский диалект, который стал признаком лояльности.

«Книжные магазины сократили продажу изданий на уйгурском языке. На уличных знаках и университетских указателях исчезли надписи на уйгурском. У пекинской элиты есть параноидальный страх, что уйгуры могут использовать культурные различия для оправдания стремления отделиться от Китая», – объяснял Шир.

В КНР понимают, что одной только силой завоевать лояльность невозможно, и стараются улучшить социально-экономическую обстановку в регионе. Например, в Синьцзяне ввели льготы для иностранных компаний, а в 2011 г. был открыт крупнейший в Китае газопровод. А в 2020 г. власти объявили о планах модернизировать 10 крупных аэропортов округа, для чего выделяют почти $500 млн. «Раньше это был отсталый район, поэтому китайцы вкладывали в него деньги – строили хосписы, школы, дома престарелых, короче говоря, развивали эти территории», – добавляет Виногродский.

В последнее время главным богатством региона стал кремний, который используют в производстве электроники. Сегодня половина мировой добычи этого ресурса – поставки с запада Китая. В 2021 г. США ввели эмбарго на закупки кремния из Синьцзяна – как ответ на притеснения уйгуров, что лишь увеличило кризис на рынке микросхем. Ответ Пекина, как всегда, был весьма лаконичным: ситуация в Восточном Туркестане вас не касается.

«Китай верен принципу невмешательства в суверенные дела других стран, – комментирует Зуенко. – И ждет того же в отношении своих внутренних проблем Ситуация в Синьцзяне, исходя из китайской логики, исключительно дело Китая, вмешательство в которое извне невозможно». 

Эту позицию разделяют и рядовые китайцы. Весной 2021 г. компании H&M и Nike в знак солидарности с уйгурами отказались от закупки хлопка и пряжи из Синьцзяна. В ответ граждане КНР, подогреваемые местными СМИ, объявили бойкот магазинам этих брендов. 

Воспитай и властвуй

Главный символ жесткой политики Китая в Синьцзяне – так называемые лагеря перевоспитания. Они появились не позже 2014 г., хотя поначалу Пекин отрицал сам факт их существования. Сейчас многие правозащитные организации убеждены, что речь идет о настоящих концлагерях. Автор исследования о ситуации в регионе немецкий антрополог Адриан Ценц в 2019 г. утверждал, что в лагерях содержится 1,5 млн человек. Люди, побывавшие там (и как заключенные, и в качестве надзирателей), подтверждают факты пыток, насилия и тяжелых условий труда. Впрочем, составить объективную картину происходящего в лагерях практически невозможно, считает Зуенко.

«Поездки туда для журналистов и исследователей до пандемии были возможны только под жестким патронатом властей, а последние два года регион и вовсе закрыт, – говорит он. – Связи из числа экспатов, через которых можно было получать информацию еще в 2016–2017 гг., исчезли – люди просто уехали из региона. Данные от китайских властей, очевидно, подвергаются жесткой цензуре. Но и информация от правозащитных организаций тоже ангажирована, поскольку сегодня вопрос о правах человека в Синьцзяне – это рычаг давления на Китай в руках Вашингтона».

Власти КНР настаивают, что в лагерях содержатся заключенные, получившие сроки за мелкие правонарушения. Впрочем, такая трактовка не вяжется с тем, что рассказывает Виногродский.

«Когда в Китае стали закручивать гайки, то начали сажать влиятельных людей, которые могут финансировать уйгурский сепаратизм, – объясняет он. – Моему знакомому (а он весьма богатый человек) дали 25 лет за исламский терроризм. Но посадили его по суду – вся процессуальная история была соблюдена. Да и в целом лагеря для уйгуров – это не Колыма времен ГУЛАГа. Китайская пенитенциарная система строгая, но не жестокая. Я внутри не был, но, по моим данным, в этих лагерях никто людей не унижает».

По словам Виногродского, ему известны случаи, когда после «перевоспитания» человек переезжает в столицу Китая, занимается бизнесом и никто не лишает его гражданских прав.