Маргарита Симоньян: «Никакой объективности никогда не было»

В сентябре США наложили санкции на RT за попытку повлиять на выборы. Главный редактор RT Маргарита Симоньян считает это наказанием за журналистскую деятельность, влияющую на мнение электората: «Ведь если она не влияет ни на чье мнение, то это хреновая журналистская деятельность, правда?». Она настаивает, что не влияет на политические процессы и готова «дать расписку», что сама никогда не пойдет в политику. Аргументы – трое детей и необходимость подстраиваться под электорат. А еще она интроверт и считает себя скорее «будущим писателем». В интервью «Ведомостям» Симоньян порассуждала об американских санкциях, политических предпочтениях аудитории RT в США и влиянии искусственного интеллекта на работу журналистов, а также рассказала о своем новом романе про конец света и страшный суд.

– Вот скажите, пожалуйста, ваша газета вмешивается в выборы?

– Формулировка «вмешательство в выборы» звучит так, будто бы мы наняли бригаду хакеров, которые взломали систему подсчета голосов или провели какие-нибудь манипуляции с бюллетенями. Понятно же, что ничем подобным мы не занимались. Мы просто осуществляли нормальную журналистскую деятельность, которая может повлиять на чье-то мнение, – как и любая журналистская деятельность. Ведь если она не влияет ни на чье мнение, то это хреновая журналистская деятельность, правда? Мы не желтая пресса, не рассказываем о жизни Бритни Спирс или фильме «Барби». Мы рассказываем о политике. Любая заметка про политику может повлиять на чье-то мнение, и люди могут проголосовать определенным образом. Из этого они делают вывод, что мы влияем на электорат, а следовательно, на возможный исход выборов – значит, таким образом мы вмешиваемся в выборы. Ничего другого они нам не предъявляли все эти годы – только это.

– Сначала они вынудили нас зарегистрироваться иностранным агентом и решили, что этого достаточно, потому что мы не сможем больше нормально работать. Регистрация иностранным агентом влечет за собой кучу последствий, безумно усложняющих работу. Вдобавок к этому уже действовали многочисленные санкции, которые страшно ограничили возможности оплачивать что бы то ни было – в первую очередь труд работников, преимущественно американцев. Мы ведь не можем перевезти журналистов, блогеров, редакторов в Москву и отсюда вещать в Америке. Они (американские власти. – «Ведомости») думали, что на этом мы и скукожимся. А мы не скукожились, а, наоборот, выросли. Только за 2023 г. наши проекты набрали почти 14 млрд просмотров.

Еще они наивно полагали, что если они везде протрубят, что мы иноагенты, и мы будем вещать с иноагентской плашкой, то аудитория скажет: «Да это же иноагенты, мы это читать не будем». Это и у них так не работает, и у нас так не работает. Можно подумать, что в России от того, что кого-то назвали иноагентом, аудитория разочаровалась и перестала его читать. Ведь аудитория и раньше знала взгляды этого иноагента. Все люди разные, не все поддерживают государство. Я страшную вещь скажу: даже СВО поддерживают не все. Понятно, что поддерживает подавляющее большинство, но не 100%. Бывают ли вообще страны, где 100% населения поддерживает что бы то ни было? Природа человеческая такова, что какая-нибудь баба-яга всегда будет против.

Так вот история с иноагентством не сработала, и это их (американские власти. – «Ведомости»), очевидно, удивило. Мы придумали много разных других ходов, чтобы дальше работать. Нам дверь закрыли – мы в окно. Окно закрыли – мы в форточку. Форточку закрыли – мы в дымоход, и оказалось, что из дымохода работается еще эффективнее. Когда они все это обнаружили, то ужаснулись и что могли, то прикрыли.

– Да, речь идет про весь нарратив. Заметьте, что нас никто не обвиняет в фейках, – мы этим не занимаемся. Есть множество медийных организаций – особенно тех, кто занимается международным вещанием и геополитикой, – которые считают, что все средства хороши: пусть будут и фейки – лишь бы был эффект. Я все-таки в этом смысле человек старомодный: я против фейков – это моя принципиальная позиция. Но бывают, конечно, ошибки, как и у вас, как и у всех, которые мы исправляем, извиняемся и т. д. У нас же круглосуточный эфир на многих языках – английском, испанском, арабском, французском, немецком. Есть вещание документальных каналов и онлайн-проекты. Было бы безумием и утопией думать, что в такой ситуации не бывает ошибок. Одно время мы вели статистику ошибок. Так вот у нас в эфире их гораздо меньше, чем у остальных. Мы находимся под пристальным вниманием, нас разглядывают под лупой, поэтому мы внимательнее за этим следим. По сути, нас обвиняют в том, что мы работаем.

– Ну какая шпионская сеть? Вы понимаете, что такое шпионская сеть? Какая у нее может быть цель? Например, выведать ядерные секреты и передать КГБ? Если, по их логике, я шпион, то вы тоже шпионы, раз задаете мне вопросы. Журналисты отличаются от шпионов тем, что информацию, которую узнали, они передают в общественный доступ. Мы ничего не скрываем и не передаем спецслужбам. Провели расследование или просто нашли какую-то человеческую историю – и тут же выдаем в эфир. Ну что мне вам-то объяснять? Это абсолютно нормальная работа. Или вот они два года копали, что мы помогаем армии. А чего копать? Можно было просто почитать мой Telegram-канал. Мы это не скрывали.

– Мы же очень давно уже работаем – 20 лет будет в мае. Поначалу была такая ассоциация: вот, какой-то русский канал, зачем это вообще нужно... Но сейчас аудитории уже все равно, что мы из России. Они нас воспринимают как канал, который дает альтернативную точку зрения. Мы ведь не делаем канал о России. Да и бессмысленно это: ну, сколько людей в мире хочет смотреть новости из России? Мы делаем в Америке канал про Америку.

Был такой случай. В апреле 2015 г. у Барака Обамы, который был тогда президентом, проходил ужин с журналистами – это такая традиция. Каким-то волшебным образом меня пригласили на этот ужин. С самого утра CNN вещает про предстоящий ужин – подготовка, кулуары и прочее. После ужина возвращаюсь в гостиницу. По CNN заканчивается прямой эфир с президентского ужина. А в это время в Балтиморе происходят неистовые беспорядки. Я переключаю на RT, и там показывают события в Балтиморе. Как вы думаете, что интереснее смотреть той части аудитории, которая настроена серьезно разобраться в ситуации? Тогда же в Балтиморе, кстати, толпа увидела телевизионную тарелку и побежала ее громить, а потом поняла, что это RT, и прекратила. Люди говорили: «Ой, вы что, вы с нами, вы с нами». На видео все это есть. То же самое во Франции, когда были протесты желтых жилетов. По Парижу шла большая демонстрация с плакатами «Merci RT». Их мейнстримовские СМИ не пропускают это вообще.

– По сути да. Только чуточку более успешный. (Смеется.)

«Американская система – это же вообще иллюзия демократии»

– Аудитория RT в США голосовала бы за кого-то третьего, если бы его когда-нибудь допускали хотя бы до дебатов. Почему дебаты могут проводиться только между республиканцами и демократами? Все уже так привыкли, что кажется, как будто это нормально. Такая устоявшаяся система. Но это вообще ненормально, и к истинной демократии, к выражению своего мнения она имеет очень малое отношение.

Американская система – это же вообще иллюзия демократии. Есть республиканцы, и есть демократы, которые почти ничем друг от друга не отличаются. Дональд Трамп отличается, но в личном качестве – он такой, как наш Жириновский (царство небесное). Конечно, республиканцы и демократы заявляют о каких-то отличиях, но потом в середине срока могут резко менять мнение по ключевым вопросам. Есть силы, которые действительно отличаются, например социалисты. Они в свое время, в конце XIX в., были популярны не меньше, чем в царской России. И в конце XIX в. в Америке были те же самые забастовки, жестокие их разгоны и проч. Просто они удержали свою революцию, а мы нет. Сейчас таким силам в США просто никуда не дают пробиться.

– Если вы им предъявите удивление о том, как может свободная и независимая пресса поддерживать одного из кандидатов, они, поверьте мне, даже не поймут, о чем вы говорите. У нас есть воспитанное Голливудом и либеральными педагогами на журфаках совершенно неверное представление о том, что собой представляет Америка. И в первую очередь свобода слова и свобода СМИ. У меня было точно такое представление, пока я не уехала в Америку учиться. Оказалось, что нам все это время пудрили мозги.

– Никакой объективности никогда не было. Объективность – это то, о чем они рассказывают российским журналистам на своих курсах и во время практики в организациях, так или иначе связанных с западными фондами. Это экспортная упаковка, понимаете? Что-то вроде бус, которые привозили испанские завоеватели туземцам, а те бежали за ними и отдавали взамен кукурузу и все остальное.

У британцев все то же самое. Они говорят, что BBC – это такое объективное СМИ, ведь за этим следит Ofcom – аналог нашего Роскомнадзора. Но если посмотреть, как они освещают нынешние события в России и на Украине, то не найдешь там даже подделки под объективность. Когда мы еще вещали в Великобритании, у нас были постоянные замечания от Ofcom, приходили штрафы. Были и судебные дела. Например, вот такая абсолютно типичная история. У нас вышел сюжет о том, как на западе Украины в детских садах и в школах преподают нацистскую идеологию как правильную. Ofcom присылает нам документ. В нем английским языком написано, что этот сюжет нарушает их правила беспристрастности и обязательного цитирования двух мнений, потому что – внимание – в этом сюжете недостаточно представлено мнение нацистов.

– А что такое «объективная журналистика»? Каждая страна отстаивает свои интересы в государственных медиа, а негосударственные медиа учитывают определенные ценности владельца. Объективность невозможна – ведь то, что ты видишь, зависит от того, где ты стоишь. Автор материала пропускает информацию через себя, и в каждом его материале видно и слышно его отношение. При этом необязательно же прямо писать: «Я считаю, что...» Есть интонация, мелочи и детали, по которым понятна позиция автора.

– Мы помогаем, всем, чем можем. Каждый раз, когда наши ребята попадают под санкции, под такой жесткий прессинг, все, что я могу сделать, – это поднять им зарплату. Я даже публично это писала: чем больше будут «мочить» наших сотрудников, тем лучше они будут жить. У одной нашей сотрудницы Даши были обыски, допросы с рукоприкладством и с залезанием, как это было сформулировано, в пазухи тела – утром ее подняли и не давали одеться. У них был ордер на обыск, но еще не было ордера на арест. Мы воспользовались этим и успели ее эвакуировать из Америки. Я хочу поблагодарить МИД РФ за помощь в ситуации с Дашей, а также сказать огромное спасибо лично Марии Захаровой, консульству в Нью-Йорке и вообще всему миру.

– Это классика жанра: сначала тебя игнорируют, потом над тобой смеются, затем с тобой сражаются и, наконец, ты побеждаешь. Именно так все и было. Они не сразу нас заметили. Когда заметили, решили, что никто не будет нас смотреть, и, конечно, посмеялись. Пока мы только налаживали вещание, пока аудитория нас только узнавала, мы не представляли для американских властей никакой угрозы. У нас не было каких-то космических инвестиций, которыми, например, оперирует Al Jazeera. Как пример – в США она купила маленький, никому не нужный канал за $500 млн – просто чтобы открыть вещание в Америке, чтобы была частота. Меня это так потрясло: это намного больше, чем весь наш годовой бюджет вообще на все вещание, – кстати, у них в итоге ничего не получилось.

Мы же развивались постепенно, органически. И когда наша аудитория стала, скажем так, электорально значима, начался этот прессинг. В итоге госдеп заявляет: «Одна из причин, по которой большая часть мира не так полностью поддерживает Украину, как вы могли бы подумать, учитывая, что Россия вторглась на Украину, заключается в широком масштабе и охвате RT». Мы, конечно, люди, привыкшие к такой похвале от госдепов и ЦРУ, но тут даже мы замерли от удовольствия. Это главное, ради чего я и большинство наших ребят работали все эти годы: они признали, что именно благодаря RT Украина лишилась той международной поддержки, на которую рассчитывала.

– С юмором. А как еще?

– А что нам санкции? В Европу мы и так не ездили лет восемь уже, в Америку – и подавно. Мы вот проехали по земле в этом году до Благовещенска, через всю страну почти – и еще хотим.

А по миру я так наездилась в свое время. Училась в Америке еще в школе по программе обмена, потом работала в кремлевском пуле – как раз в тот период, когда наш президент пытался с ними наладить отношения, это было примерно в первые его два срока. Он тогда все время куда-то летал – ну и мы с ним, конечно. В общем, наелась. Разумеется, никаких счетов у меня за границей нет и не было. Точнее, был один, когда я училась в США в 15 лет, для начисления стипендии в размере $100 в месяц – перед отъездом я его закрыла. Вот единственный компромат, который можно на меня в этом плане нарыть. И никакой недвижимости на Западе ни у меня, ни у мужа, ни у наших родителей тоже нет. Мы из другого мира люди.

А вот если говорить про физические угрозы в мой адрес, то это другая история. Это серьезно. Сейчас я вынуждена ходить с охраной, чего не было никогда в жизни. До первого покушения мне такое в голову вообще не приходило. А когда это все случилось, государство сказало: давай-ка теперь вот так. Я очень благодарна, конечно.

«Я предлагаю обезопасить наше информационное пространство»

– Давайте определим понятия и согласимся, что СМИ сейчас – это любая организация, которая занимается информированием общественности со всеми вытекающими из этого последствиями в виде формирования мнения той самой общественности. С этой точки зрения западными средствами массовой информации в России давным-давно являются никакие не CNN, которые в России никто не смотрит, – они же не вещают на русском. Что действительно имеет колоссальное влияние на российскую аудиторию, так это те структуры, которые не было принято называть СМИ, хотя на самом деле это, конечно, именно СМИ. Я имею в виду YouTube и вообще Google как таковой, «Википедию» и проч. Это их оружие, причем мощнейшее. Я говорю об этом лет 15 – во всех эфирах, во всех кабинетах. Вроде уже нет таких, кто этого не понимал бы. Но получается, что мы сделать с ними толком ничего не можем. Они с нами могут – просто в один день берут и блокируют сотни наших каналов, и так регулярно. А мы – нет.

– Я предлагаю обезопасить наше информационное пространство. Причем предлагаю давным-давно и публично. Информационное пространство мало чем отличается от пространства безопасности с военной точки зрения. Мы когда-то, десятилетия уже назад, запустили сюда, по сути, их военные базы, много баз.

У нас всегда должны быть рычаги охраны, обороны нашего информационного пространства от вредоносной информации. Допустим, на YouTube есть какой-нибудь канал, который пропагандирует детские самоубийства. Мы считаем, что это вредно для нашей страны. У нас должна быть возможность такой канал отключить, но ее нет. Это же ненормально! То есть, по сути, в нашу сторону могут запустить любую «бомбу», а у нас нет возможности ее «сбить». Сегодня мы с какой-то страной дружим, завтра – не дружим, а послезавтра – вообще война. Взять к примеру ту же Украину: мы же не всегда с ней воевали. Поэтому у нас должна быть возможность в зависимости от геополитической ситуации ограничивать прием вредоносных сообщений, исходящих из этой страны, из какой-то другой страны или, как в данном случае, – от всего коллективного Запада, который сейчас весь воюет с нами.

А мы еще и позволяем им воспитывать наших детей. Сколько у нас детей растет, воспитанных YouTube. Разве нет?

– Над созданием альтернативы идет громадная работа. И «ВК-видео», и Rutube, и другие есть проекты. Шлю им всем лучи самой отчаянной поддержки и жду не дождусь, когда они полноценно смогут заменить вражеские, так сказать, голоса.

У Китая, например, больше технических возможностей по ограничению, а еще свои собственные ресурсы – причем такие крутые, что никому не надо больше ничего. Например, WeChat, который покрывает все потребности пользователя, от оплаты каких-то доставок и перевода денег до заказа такси. Очень мощная штука, без которой вообще невозможно существовать в Китае. Я давным-давно предлагала нам пойти по такому же пути. Но у нас «наверху» лет 20 назад сначала очень многие поддерживали мнение, что «мы свободная страна и не хотим, как в Китае, мы развиваемся и двигаемся по европейскому типу». Наивными были. Можно подумать, Европа не контролирует свое информационное пространство. Вы посмотрите, что сейчас происходит с тем же [основателем Telegram Павлом] Дуровым. Все то же самое, что произошло там с нами: пока его Telegram был маленьким – никому был не нужен, а как только стал заметным – сразу к нему пришла полиция. Что они делают? Они защищают свое информационное пространство. Мы тоже предпринимаем определенные действия, чтобы его защищать. Но слишком много было ошибок сделано изначально, много лет назад. Или, может, не ошибок, может, сознательно какие-то люди сливали наше информационное пространство – я не следователь. Теперь вот другим людям с большим трудом приходится это разгребать.

– Он-то как раз вообще никому не нужен. Вы знаете хоть одного живого человека, который пользовался LinkedIn?

«Я не коммерсант и не специалист в финансах»

– Курсовая разница, и больше ничего. Мы получаем деньги из бюджета в рублях, а большая часть трат – в валюте. Вы, как представители делового издания, лучше меня знаете, что, как правило, прогноз по курсам валют один, а итог – другой. Например, на 2024 г. бюджет верстали по официальному прогнозному курсу Минэкономразвития России – 90,1 руб./$, в реальности же в начале года курс был 88 руб., а сейчас, к концу года, стал 98 руб.

Все эти колебания приводят к курсовым потерям. А мы некоммерческая организация и денег не зарабатываем, нам эти деньги надо где-то взять. Вот почему приходится запрашивать корректировку бюджета на курсовую разницу.

– Это не рост бюджета. Это сохранение того, что было. Другое дело, что у нас и без дополнительных бюджетов всегда грандиозные планы. Мы давным-давно выросли из просто телеканала, на который изначально и выделялись бюджеты. Выкручиваемся.

– Как раз наоборот! Там, где нам запретили работать как RТ и Sputnik, т. е. под этими брендами, мы запустили тысячи (в буквальном смысле слова!) партизанских проектов не под брендом, и аудитория только выросла! Причем в некоторых странах выросла кратно. При этом мир не ограничивается странами, введшими санкции. В конце года мы открываем телеканал в Сербии – большой, полноценный, на сербском языке. Мы многократно увеличили свое присутствие в Африке и в целом на Глобальном Юге. Колоссально увеличили распространение в Индии. Раньше до нее просто не доходили бюджеты, потому что очень много шло на Америку и Европу. А теперь мы перераспределили эти бюджеты туда. И такие решения об открытии новых проектов по мере закрытия предыдущих мы принимаем практически в ежедневном режиме. Раньше вообще не было бюджетов на проекты в Малайзии, Индонезии или, скажем, Мали, а теперь туда направляется часть того, что было определено изначально на Америку. В Латинской Америке вообще счастье. Там у нас, помимо прочего, процветает классическое телевидение под брендом RТ. В некоторых странах там вещаем на эфирной кнопке, т. е. как в России «Первый канал» или НТВ. Поэтому если в целом говорить про нашу сеть и влияние, то они кратно выросли.

– Они и мешают. Нас TikTok заблокировал после санкций, причем не в Америке, а везде, и всё, что выходило под брендом RT, а также кое-что не под брендом RT, но было нашим партизанским. Telegram нас заблокировал в Европе. Это сделал Дуров, который рассказывает про свободу слова. Просто смешно! Telegram сделал это даже раньше, чем Facebook (принадлежит Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России), – мгновенно.

Последние 2,5 года наша главная рабочая проблема – это поиск возможностей перевода денег: на оплату труда людей, аренду студий, покупку камер и т. д. Это затрагивает и дружественные страны. Мы были бы счастливы, если бы наши проблемы ограничивались географией, чтобы мы понимали: в Америке и Европе все плохо с переводами, а на Глобальном Юге, например, все нормально. Но нет. На Глобальном Юге все с нами готовы сотрудничать – от заявок на проведение образовательных курсов до обмена сюжетами и организации полноценного вещания. Но когда дело доходит до денег, например на оплату частоты, которую нам разрешили арендовать, возникают проблемы на уровне банков – они не могут принять платеж из-за санкций. Я не коммерсант и не специалист в финансах, но приходится становиться специалистом и в этом, что, конечно, не украшает нашу жизнь. Если бы мне было интересно заниматься деньгами и проводками, я стала бы банкиром и, наверное, сильно больше зарабатывала бы.

«Я продолжаю считать себя будущим писателем»

– Вузы не готовят людей, способных работать на телевидении и вообще в современных медиа. Телевидение в отличие от газет колоссально зависит от технологий, которые меняются каждые полгода: постоянно появляется новая техника. И мы создали школу, чтобы обучать людей, которых мы хотим взять на работу. Ведь наш главный критерий был – знание языка: он должен быть родным или близким к родному, иначе человек не может работать в эфире. А носитель того или иного языка ничего не знает о телевидении, поэтому он проходил пятинедельные курсы, после чего шел работать. Потом люди стали подавать заявки в эту школу, чтобы поучиться и остаться у нас на стажировку. Дальше к школе проявился интерес у других стран, и мы начали проводить занятия в СНГ, Вьетнаме и т. д. Теперь, когда у нас высвободились средства на Африку, мы запустили там грандиозный образовательный проект, который пользуется большим успехом. RT уже давно гораздо больше, чем телеканал: это такая медийная структура, которая помимо телеканала, интернета, каких-то публикаций, приложений занимается обменом опытом и знаниями. Что, конечно, создает более дружественную России среду в этих странах. Американцы, кстати, тоже занимаются этим много лет. И нам пора.

– Да. И мягкой силы много не бывает. Мы проводим фестивали и привозим их в разные страны. Например, фестиваль документального кино мы умудрились провести в Турции, стране НАТО. Если страны русскоязычные, то мы зовем на фестиваль и фронтовых поэтов. Я очень люблю поэзию, и мне очень обидно, что у нас она... Знаете, у нас есть поэты уровня Симонова, но к ним нет и толики того внимания, которое получал Симонов: за одну Великую Отечественную войну ему вручили аж две Сталинские премии – а это 100 000 руб., т. е. несметные миллионы по нынешним временам. Вот это была оценка государством личных успехов своих граждан. Поразительно: в коммунистическом государстве считали, что лучшего конструктора, лучшего поэта, лучшего врача нужно сделать очень богатым человеком, а в капиталистической России так не считают.

– У нас просто нет таких премий. Но, мне кажется, они стали более заметны. Я вижу, что их зовем уже не только мы, так что не хочу приписывать лавры себе. Но вот такие сборники стихов о СВО, по-моему, никто не издавал, кроме нас. Я буду очень счастлива узнать, что ошибаюсь.

– Ой, нет, я не политик. И могу сейчас дать расписку, что никогда не пойду в политику – по многим причинам. Первая – это наличие трех детей и связанных с этим обязанностей. Вторая – политика все-таки подразумевает некое приспособление к тому, что хочет слышать электорат, правда же? А я так не умею. Я говорю, что думаю, независимо от того, понравится это аудитории или не понравится. Или я промолчу. Многие политики, чтобы пробиться, начинают с какого-то популизма, а это не мое. Мне кажется, это очень тяжелая и неприятная работа. В моей должностной инструкции написано, что я главный редактор: это значит, что я менеджер и журналист. Но сама я считаю себя писателем, у которого нет времени на то, чтобы стать писателем. Я никогда в жизни не хотела быть никаким менеджером. Мне не нравится командовать людьми – это просто не подходит мне по характеру. Мне неприятно, что я должна говорить взрослым людям: «Делай так, а это не делай». Но я вынуждена это делать, потому что руководитель должен раздавать задания, следить за исполнением, ругать, делать замечания, увольнять, принимать на работу.

Я, вообще-то, как ни смешно, интроверт. Сидела бы в своей спальне со своими книжками и ноутбуком и выходила, только чтобы общаться с семьей и близкими. Журналистикой я планировала заниматься исключительно для того, чтобы сделать какие-то первые шаги в писательстве. Я планировала работать в толстых журналах, писать очерки. Думала, хорошие редакторы меня будут поправлять и у меня сформируется стиль, а потом буду писать книги. Но хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Совершенно точно я не собиралась ни работать на телевидении, ни быть там менеджером – просто так сложилась жизнь. Поэтому я продолжаю считать себя будущим писателем. Никаких других амбиций у меня в жизни никогда не было и нет. Недавно закончила писать роман, и я считаю, что это самое главное, что я когда-либо сделала и когда-либо сделаю в жизни. Я уже отдала его на редактуру в издательство.

– О том, как будет происходить в реальности конец времен, конец света, страшный суд, воскрешение мертвых и последующая жизнь одних в раю, а других – в аду. Такая эсхатологическая утопия.

– Главный герой – молодой ученый Альфа-Омега, который строит район – невероятное место для жизни, где можно включить рассвет, перелистывать созвездия, подружиться с австралопитеком или поболтать с белухой. Биоинженерия, нанотехнологии, искусственный интеллект. Район строят потому, что грядет конец света в прямом смысле слова. После ядерной войны и глобального потепления на Земле закончились ресурсы, и свет вырабатывать не на чем – разве что на человеческой тяге. В тот район, который строит молодой ученый, должны переселиться все люди после того, как Земля станет абсолютно окончательно непригодна к жизни, т. е. со дня на день. Всем на Земле управляет Искусственное Я – Ия. С ним общаются через чип, который вшит в руку каждого человека и заменяет ему память, знания и даже способность читать. К тому моменту уже воскрешены практически все люди – человечество придумало, как воскрешать людей из ДНК. Воскрешены Шекспир, Эйнштейн, Сократ, Нерон – все они тоже есть в романе. И Илон Маск. Постепенно молодой ученый ссорится с Ия и начинает понимать, что в реальности происходит, кто этот Ия и кто он сам. Дальше не расскажу, а то будет спойлер.

– Очень быстро, учитывая, что писала в свободное от работы время. Начала в августе прошлого года и закончила к прошлому новому году. Было чувство, как будто мне надиктовывают этот роман, новые строчки появлялись раньше, чем я физически успевала записать предыдущую – а я очень быстро печатаю. Но потом еще весь этот год переделывала и редактировала.

– Надеюсь, к Новому году, чтобы на каникулах люди могли почитать.

«Нас ждет безрадостное профессиональное будущее»

– Многие из наших ведущих – искусственные личности с придуманной внешностью и придуманным голосом. Мы не делаем из этого секрета. Это стоит гораздо дешевле, чем нанять живого человека. Благодаря этому нам и удается запускать такое количество проектов. Таким ведущим не нужно платить зарплату, страховка не нужна. ИИ не нужно уговаривать работать. Они не будут звонить ночью и плакать, что им все надоело. Их не арестуют и обыски не проведут. Все это прекрасно и одновременно ужасно.

– Сначала мы пользовались западными нейросетями, но после начала СВО стали активно работать над собственными. Оказывается, это не так сложно. Точнее, лично для меня сложно, поскольку я в этом ничего не понимаю, но для наших айтишников несложно. Вообще, мы очень любим в это играться. Я интересуюсь историей Великой Отечественной войны и решила к 80-летию Победы снять фильм. Там Сталин и другие ключевые люди сами будут давать интервью, Симонов будет сам читать свои стихи. И не отличишь: все они будут как настоящие. Еще мы сделали проект, в котором Путин говорит свои знаменитые речи, в том числе мюнхенскую, своим голосом на английском языке. И тоже не отличишь: один в один. Таких знаковых выступлений около 100.

– Я про это не докладывала.

– Сейчас очень сложно отличить фейковое фото или видео от настоящего. А в ближайшие год-два мы столкнемся с тем, что совершенно никак не сможем отличить. Причем фейки будут генерироваться в огромном количестве про всех публичных людей. И это будет влиять на карьеры, будут рушиться репутации и даже возбуждаться уголовные дела. Например, появится видео, как условный депутат Кузькин сбил ребенка и уехал. И никогда не узнаешь, было такое или нет. И депутат не сможет ничего доказать. Точнее, доказывать будет крайне сложно. Пока еще легко, но скоро будет сложно.

– Да ничего с этим не сделать. Этой гонке человечества, которая называется прогресс, противостоять невозможно. К счастью и к несчастью. В какой-то момент это приведет к тому, что люди вернутся к старому доброму личному общению – вот как мы сейчас с вами сидим и разговариваем. Хотя бы из соображений безопасности. Потому что ни голосу по телефону, ни изображению по видеосвязи доверять будет нельзя.

– Журналистика в первую очередь в силу технологий – это такая флюидная штука, которая меняется гораздо быстрее, чем ты успеешь заметить, закончить свой курс и получить свой диплом. Но вообще хороший вопрос. Мне кажется, что профессия журналиста пострадает от искусственного интеллекта в первых рядах так же, как, например, врача-диагноста. Вот, к примеру, у нас на ленте новостей фотографии подбирает нейросеть, ориентируясь на содержание текста. А если не может подобрать, то рисует. Если обращали внимание, мы часто указываем, что картинка сгенерирована нейросетью.

– Ну почему же не может? Еще как может. Сформулирует вопросы, задаст их по ВКС или письменно. Более того, искусственный интеллект вместо меня может ответить. Я говорю абсолютно серьезно. Это уже сейчас происходит, вы не поверите. Вот смотрите. Обычно я предпочитаю давать интервью, которые будут напечатаны, письменно, и только из большого уважения к газете «Ведомости» согласилась встретиться и поговорить. Но вообще я так давным-давно не делаю. То, что будет напечатано и прочитано напечатанным, и должно быть напечатано изначально. Ведь голосовая речь от речи печатной очень сильно отличается, а при редактуре смыслы искажаются. Искусственный интеллект вполне может на основе моих предыдущих высказываний сформулировать мои ответы на ваши вопросы. Вы когда-нибудь читали диалоги айтишников с созданными ими же самими франкенштейнами? Почитайте. Вы ужаснетесь. Так что всех нас ждет безрадостное профессиональное будущее – это лишь вопрос времени. Вряд ли такое случится через год, но через 10 лет – наверняка.

– Да, и очень давно. Я почувствовала это, еще когда мне было 18 лет, я тогда пришла работать на телевидение. В то время уже появились форумы в интернете. И я вдруг поймала себя на том, что мы, журналисты, заходим на эти форумы, чтобы узнавать новости о моем родном Краснодаре, а вовсе не смотрим те новости, которые сами же и делаем. Это было 25 лет назад. А сейчас вообще традиционные СМИ в том смысле, в каком мы их знали четверть века назад, остались просто для красоты – к вашему и моему сожалению.

Еще 15–20 лет назад на различных международных форумах, когда я еще на них ездила, очень много обсуждали, чем так называемый user generated content, UGC, отличается от контента, произведенного СМИ. У всех издателей была мантра: блогер тупой и обязательно что-нибудь неправильно напишет, а мы проверяем информацию, и вообще читатель привык доверять бренду. Все это неправда. Как СМИ может быть глупым, неряшливым, фейковым, так и блогер может быть умным, невероятно информированным, суперответственным. Я знаю блистательные Telegram-каналы о СВО, например, полностью блогерские. Так что нет между журналистами и блогерами никакой разницы, и хватит нам притворяться, что она есть.

– Тут я с вами согласна, это несправедливо. СМИ и блогеры по сути своей ничем не различаются: и те и другие информируют общество, и те и другие на этом зарабатывают деньги. Поэтому нужно либо с нас снять ограничения, либо распространить их на всех. Иначе ситуация складывается совершенно несправедливая. Решение Роскомнадзора о том, что блогер с аудиторией 10 000 человек и больше должен зарегистрироваться, насколько я понимаю, направлено на то, чтобы поставить всех в равные условия. Жизнеспособная ли это история? Посмотрим. Технологически интернет очень сильно вышел из-под контроля. Честные и послушные Telegram-каналы зарегистрируются. Но есть огромное количество каналов, которые изначально созданы для шантажа и вымогательства, – мы все знаем их названия. Их владельцы давно за рубежом. А при этом у них аудитории, сопоставимые с вашей и нашей. И регистрироваться они не будут. Тут как быть? Вот если бы государство имело в своих руках технологические инструменты для того, чтобы выключить их, то это было бы совсем другое дело. Очень надеюсь, что наша страна, богатая умниками и умницами, как можно скорее придумает, как нам обезопасить себя.