Владимир Васильев: «Мы себе ставим целью импортопредвосхищение»

В России растет спрос на программистов и инженеров, а технологические вузы находят новые варианты поступления для абитуриентов и места для них. Ректор университета ИТМО в Санкт-Петербурге (ранее – Институт точной механики и оптики), одного из ведущих российских вузов, где готовятся инженерные и IT-кадры, Владимир Васильев рассказал «Ведомостям», почему научные публикации университета продолжают принимать на Западе, как вуз будет завоевывать азиатские и африканский рынки и продолжит создание своей технологической долины вопреки санкциям.

«Сейчас многие вузы вдруг стали IT-университетами»

– Сейчас у нас в университете спрос, безусловно, гораздо больше, чем число мест, которые мы можем предложить. Государство действительно прилично помогает IT-отрасли. Но даже если бы такого не было, абитуриенты бы все равно шли учиться на эти специальности, это [им] интересно. И, с одной стороны, конечно, хотелось бы подготовить как можно больше людей, но с другой – мы должны учитывать наличие у нас человеческих ресурсов, преподаватели – это штучный товар, и нужно принимать во внимание их нагрузку, чтобы не снизилось качество.

Ведь мы готовим людей так, чтобы они бесшовно входили в работу, их не надо было бы доучивать и переучивать. А в стране есть такая проблема – сейчас многие вузы вдруг стали IT-университетами. Это как в 1990-е гг., когда все были бухгалтерами, юристами и экономистами. Таких специалистов было хоть косой коси. По Питеру 28 вузов из 42 готовили юристов. Тогда ИТМО этим путем не пошел, хотя денег, может, и хотелось заработать.

Мы недостатка в желающих поступить не испытываем, но и рынок не перенасыщаем. Пытаемся не потерять качество, нарастить количество, сохранить баланс. Тем не менее мы расширяем возможности для поступления. Например, принимаем не только по результатам ЕГЭ или олимпиад. У нас есть особый трек – конкурс «Поступай не как все». Он начался совершенно случайно, а сейчас стал системой.

Пять лет назад к нам поступал парнишка из Мончегорска [Мурманской области]. Он не проходил по баллам, не был олимпиадником, но, учась в 10–11 классах, нашел уязвимость во «В контакте» и ICQ. И тогда мои молодые коллеги придумали: пусть за его учебу по контракту платит университет из собственных средств. Сейчас это выросло в систему, и так поступили уже десятки людей. Поступающие представляют свои достижения, пишут эссе, объясняя, почему им нужен именно ИТМО. Я читаю – мне приятно, настроение повышается. К нам могут поступить талантливые ребята, которые при этом не имеют значительных академических достижений и не участвуют в олимпиадах.

– Поступающие таким образом – это ребята с большой мотивацией. Они почти все доходят до конца обучения, что очень важно. У них голова настроена чуть по-другому, нежели у поступивших традиционным способом. Наша задача – помочь этим ребятам развиться. А эти студенты, в свою очередь, создают атмосферу, тусовку, отдают свою энергию, тянут за собой других студентов. Мы ведь работаем именно на раскрытие потенциала всех обучающихся. Так что этот трек – не благотворительность, а вполне себе корыстный интерес.

– По инженерно-техническим направлениям есть некоторое увеличение интереса, и это связано прежде всего с наращиванием мощностей промышленности, импортозамещением. Раз государству нужны люди, появляется достаточно большой спрос [на образование]. А ИТМО как раз готовит специалистов для быстрорастущих рынков – тех, что связаны с людьми, например это биомед, телекоммуникации, робототехника, химия. Мы не говорим, что охватываем все, но внимательно смотрим на ситуацию. Как это делали и раньше: мы ведь не были IT-вузом, но с 1990-х стали развивать это направление, а 20 лет назад запустили фотонику (работа с оптическими сигналами). Это шло тяжело: тогда спрашивали, зачем нужна фотоника, если есть электроника.

– Инженеров готовили и раньше. Но слово «передовая» предполагает, что надо готовить тех инженеров, которых нет. Я упоминал уже импортозамещение, но мы себе ставим целью еще и импортопредвосхищение. И для этого будут необходимы три типа современных лидеров: это руководители исследовательской группы, руководители инженерной группы и продуктовые руководители.

Говоря об инженерах, мы делаем акцент на том, что помимо их типичных навыков нужны еще и управленческие компетенции и понимание маркетинга. Инженер должен разрабатывать решение, продукт, и понимать, как монетизировать и коммерциализировать его, чтобы оно точно продавалось. И это уже совсем иные, не классические инженерные компетенции. В итоге мы получим руководителей, которые выпустятся уже со своим продуктом. Школа начала работать с сентября, поэтому о финальных результатах говорить рано, а промежуточные мы рассчитываем оценить в декабре после заседания совета директоров «Татнефти» – нашего индустриального партнера, с которым мы запустили один из треков.

– Вы знаете, как решат, так и решат. Но нам в данном случае как раз близка модель «2+2+2». Мы уверены, она более прогрессивная, чем традиционные «4+2» (бакалавриат плюс магистратура) или «5-6» (специалитет), потому что она дает больше вариативности. Хотя эту вариативность можно создавать в любой системе. У нас чуть другая возможная траектория, мы не отказываемся от выборности, у нас действует и «4+2», и, например, «3+1+1», когда мы даем студентам возможность мягко перескочить в магистратуру и они за пять лет могут получить диплом и бакалавра, и магистра. Также у нас есть совмещенные программы аспирантуры и магистратуры, которые позволяют легче перейти к научным исследованиям. Мы считаем, что надо давать многотраекторные возможности, но есть университеты, которые следуют другим образовательным стандартам и программам, это выбор каждого образовательного учреждения. Система «одной трубы», как это было в СССР, нормальна при плановой экономике, когда все знали, кто куда пойдет, что надо будет делать и сколько на это нужно людей.

Есть еще важный момент в образовании, который не привязан к конкретной модели. Мы всегда говорим, что в университете должна быть создана среда, в которой профессор равен студенту и студент равен профессору. Только такая система предполагает продвижение идеи, научные прорывы: более опытные коллеги и молодые должны работать в одной команде, наставник и студент сотрудничают. В ИТМО мы настроены даже не на междисциплинарность, а на интердисциплинарность, так как решение задач охватывает сразу много дисциплин. И в вопросе организации обучения мы пошли по направлению, которое позволяет максимально развивать потенциал каждого человека, который попадает в университет. Здесь у нас стоит амбициозная задача, чтобы через пару лет каждый из наших студентов имел собственную образовательную траекторию. Мы понимаем, что на 100% это недостижимо, ведь в основе необходимость делать самостоятельный выбор. Уже сейчас это во многом реализовано, но пока еще достаточно много людей говорят, что не хотят отвечать и выбирать: «Вы старше, вы лучше знаете. Вы скажите – мы согласимся». Такие люди будут, но хотим, чтобы их число уменьшалось.

– Действительно, есть небольшое недовольство и с одной, и с другой стороны. Бизнес говорит: вы не тех готовите. А со стороны университетов говорят: а вы четко скажите, кого надо. А так как вы не говорите, то мы готовим только по фундаментальным дисциплинам.

И это разговоры в разных плоскостях, в итоге бесшовности входа выпускника в работу не получается, тогда как время адаптации к ней должно быть нулевым, это одна из наших задач. Более того, мы считаем, что выпускники магистратуры ИТМО должны выходить на работу не «джунами» (начальные позиции), а как минимум «миддлами» или даже «сеньорами».

Выход один – бизнес должен приходить в университет. И здесь есть вопрос, насколько та же IT-индустрия способна участвовать в образовательном процессе. С одной стороны, это быстрая, конкурентная отрасль, откуда трудно отвлечь людей, чтобы они преподавали. С другой – не каждый человек, даже если он прекрасный разработчик или ученый, может быть высококлассным преподавателем. И мы делаем так, чтобы у нас были преподаватели с отличной базой, но при этом создаем бизнесу, нашим, как мы их называем, агентам лояльности, дружественные условия для вхождения в университет.

Но и здесь у нас тоже условия: бизнес должен понимать, что он готовит сотрудников не только для себя, но и для конкурентов, т. е. создает экосистему. Нельзя готовить лишь несколько специалистов для конкретной компании, которые выпустятся, а у нас останется «факультет ненужных вещей».

«Выпускников мы ориентировали на Силиконовую долину»

– Так или иначе, мы все равно будем выходить на мировые рынки. Пример продукта, с которым надо выйти в мир: именно наши выпускники сделали профессиональный язык программирования Kotlin, который Google выбрал главным для разработки на Android в 2019 г. Сейчас больше половины всего программного обеспечения для Android пишется на этом языке.

По понятным причинам некоторые связи у нас нарушены. Но не все. И если говорить, например, о количестве научных публикаций, то их стало действительно меньше, но не по качеству, а по количеству. В прошлом году у нас было около 2200 публикаций, в этом году, думаю, будет около 1800. Но отказы мы видим в основном в журналах 3–4-го квартилей, а в высокорейтинговых такого не происходит. Но мы стимулировали наших молодых ученых, аспирантов, магистрантов писать статьи в журналы двух последних квартилей – это тренировка.

При этом для IT-области важны не журнальные статьи, а выступления на конференциях уровня А. И ни в топовых журналах, ни на этих конференциях мы не потеряли ни одной позиции. Я хочу сказать, что, если вы проводите научно-исследовательскую деятельность на высоком уровне, у вас есть репутация. А наука все равно глобальная, она не знает границ. И в редколлегии журналов экспертизу статей проводят топовые ученые. И они это прекрасно понимают. Безусловно, политическая составляющая присутствует, но в меньшей степени. Поэтому серьезного барьера, который отрезает нас от мировой научной повестки, я не наблюдаю. И когда кто-то утверждает, что у него сейчас не приняли статью, это еще ни о чем не говорит. Вполне возможно, что у него и в 2019 г. статьи не принимали, и в 2020 г. И это нормально, когда не принимают, – статья в высокорейтинговом журнале проходит серьезную экспертизу. Никто никогда ничего не завернет, если все по делу написано. Первоначально, в марте, были некие волнения – тогда нам говорили, что мы можем напечатать свои статьи, но без аффилиации, без упоминания университета. Но потом все успокоилось.

– Мы специально собирали ученый совет, обсуждали и решили, что соглашаемся. Я приводил в пример Олимпийские игры, когда Россия выступала без своего флага и гимна, но спортсмены показывали результаты, и все всё равно знали, откуда они и какую страну представляют. Наше решение было принципиально: нам нужно быть в научной повестке, показывать свой научный результат и сравнивать свой уровень.

– Конечно, изначально фокусировка была у нас на североамериканский и европейский рынки. И наших выпускников, которые создавали стартапы, мы ориентировали на Силиконовую долину. Но для науки не важно, Китай, Россия, Америка или Мексика. Главное, чтобы у ученых был достаточно высокий уровень. И когда мы говорим о продукте, который предлагается в высокотехнологичном бизнесе, в «диптехе», то здесь, безусловно, наша деятельность была направлена на Европу. У нас были там представительства, сейчас они приостановили свою деятельность.

У нас работало представительство в Брюсселе, мы вели с Евросоюзом около 50 проектов – это был обмен учеными, студентами, аспирантами. И еще оно технологическое представительство было в Италии, где мы строили завод со своим индустриальным партнером. Но в марте мы эту деятельность приостановили. Работать стало невозможно и из-за нарушения логистических связей, и институционально.

Что касается продуктовой части, понятно, что сейчас надо будет заходить через те рынки, на которых мы не фокусировались ранее. Имеются в виду азиатские и африканский рынки, развивающиеся экономики. Мы, безусловно, уже переориентированы на страны БРИКС или ШОС, которые будут расширяться. Но не только. Нам интересен и южноамериканский рынок, так называемый Иберийский мир. Сейчас мы выстраиваем эту работу, и вроде у нас получается – в Китае, Индии, на североафриканском направлении, на Ближнем Востоке. Но с некоторыми странами мы и раньше работали, например с Бразилией и Мексикой. У нас были научные обмены, а сейчас мы пытаемся расширить все эти границы. Уверен, в 2023 г. мы уже всерьез сможем рассматривать рынки, о которых я сказал.

– Часть отказалась, часть нет. Вот просто по цифрам: если говорить об отправке студентов на обучение в зарубежные вузы, то в первом семестре 2021 г. мы направили почти 120 человек. В этом сентябре – около 80.

– ИТМО действительно единственные в мире семикратные победители этого чемпионата. Думаю, что нас мало кто догонит. Массачусетский технологический институт (MIT), который выиграл в этом году, до этого побеждал только один раз – в 1978 г. И с ICPC мы продолжаем работать. И тут есть очень положительный момент: оргкомитет чемпионата, несмотря на то что на него явно было давление в этом году, не убрал российские команды из финала и полуфинала. То, что игры не могут проводиться без ИТМО, – это абсолютно понятно, потому что техническую часть чемпионата с 2013 г. обеспечивают в основном наши выпускники.

А результат этого года я бы связал как раз с тем, что топ-программисты, конечно, заточены на мировой рынок, поэтому и студенты, и тренеры частично уехали. В результате команды приехали на чемпионат, но не участвовали в очных тренингах и в основном использовали ранее набранную базу знаний, свой интеллектуальный багаж. Да, были тренировки онлайн, но это совсем не то, что очно. Удастся ли улучшить ситуацию в 2023 г., вернуться в нормальную тренировочную обстановку, не знаю. Вернуться к привычному процессу подготовки, безусловно, надо, хотя это крайне тяжело. Но моя личная оценка, что в 2024 г. российская школа программирования восстановится и мы снова будем в топе.

«70% студентов у нас иногородние»

– Мы не выставляем барьеры. Не секрет, что люди могут уезжать. Но у нас в университете давно сложилась такая корпоративная культура, что человек может уехать, но пуповина с университетом не рвется, работа с университетскими проектами, профессиональное взаимодействие с коллегами продолжается. Университет – это прежде всего люди, а не юрлицо и стены.

– На самом деле эти риски постоянно присутствуют. Но у нас точно есть деньги на 2023 г. и начало 2024 г. В октябре премьер-министр Михаил Мишустин подписал распоряжение о выделении 6,8 млрд руб. Это практически полное финансирование первой очереди ИТМО Хайпарка. И за два года мы должны будем построить около 60 000 кв. м – главный корпус, общежития, студенческий клуб. А с точки зрения идеологии ИТМО Хайпарк мы считаем уже построенным. То есть основной капитал, человеческий, у нас уже есть.

Мы Хайпарком называем и второй кампус университета, и инновационный технологический центр, технологическую долину. Это разные, совмещенные институции. Все вместе – комплексный научно-образовательный и инновационный центр. Что важно, мы [при этом] не отказываемся от своих помещений в черте города, никуда не переезжаем. У ИТМО в городе несколько корпусов в историческом центре, и это плюс особенно потому, что 70% студентов у нас иногородние. Я искренне считаю, что им лучше в городе: он самый лучший, красивый, со своей уникальной культурой. Просто нахождение в нем уже воспитывает человека, сам город обучает. Поэтому у нас бакалавриат останется здесь, также в городе мы оставим и фундаментальные исследования, чтобы сохранить связь вузовской и академической среды. А прикладные научные исследования, разработки и все, что связано с выходом на рынок, в ту или иную индустрию, будут в ИТМО Хайпарке.

Наш проект как-то называли «Сколково-2» – не могу с этим согласиться. Мы не начинаем проект в чистом поле, как, например, «Сколково» или «Иннополис», у нас есть база – научная и культурная – и ее мы собираемся развивать. И несмотря на все события, мы хотим, чтобы к 2030 г. ИТМО Хайпарк стал лидером мирового научно-технологического прогресса в тех областях, в которых будет работать университет. При этом он не должен оставаться только на научно-технологическом уровне, а должен выпускать конкретный продукт – то, что имеет добавочную ценность для потребителя, и то, что можно монетизировать. И такая продукция будет пользоваться спросом на мировом рынке.