Владимир Филиппов: «У вузов огромная свобода, как и что преподавать»

Президент РУДН рассказал, как относится к выходу из Болонского процесса и как должно трансформироваться российское образование
Президент РУДН Владимир Филиппов/ Андрей Гордеев / Ведомости

Россия стала практиковать многоуровневую систему высшего образования «бакалавр + магистр» с конца 1980-х гг., почти за 10 лет до того, как появилось само понятие «Болонский процесс», заявил в интервью «Ведомостям» президент Российского университета дружбы народов (РУДН) Владимир Филиппов. Он напомнил: Россия, как и другие страны мира, сама разрабатывает содержание всех своих дисциплин и методики преподавания, а в основе многоступенчатой системы лежат интересы человека и государства. При этом в России, по его словам, многоуровневая система уже переживает трансформацию – речь не о возвращении к «пятилетке», а о пути к системе «2 + 2 + 2», когда студент, получив за два года базовые знания, сможет решить, по какому направлению двигаться далее.

– РУДН – первый из российских вузов, который начал учить студентов по системе «бакалавр + магистр», их выпуск был еще в 1992 г. Сейчас Минобрнауки анонсировало уход от Болонской системы. Какова ваша позиция? Зачем нужен уход?

– На самом деле выходить неоткуда. Стороны, которые реализуют схему Болонского процесса, ничего не подписывали, нет никаких соглашений. Да и саму систему «бакалавр + магистр» Россия начала реализовывать задолго до появления понятия «Болонский процесс», которое родилось только в 1998 г., когда собрались министры образования стран Европы на юбилее Болонского университета и решили, что надо в Европе строить единую структуру высшего образования. А у нас эксперимент по системе «бакалавр + магистр» был организован почти на 10 лет раньше – в 1989 г., т. е. еще в СССР. И в российском законодательстве система «бакалавр + магистр» была прописана в 1996 г.

На ситуацию с многоуровневым обучением надо просто объективно посмотреть. Примерно 95% стран мира реализуют систему Болонского процесса. Это почти все страны Европы, Китай, Индия, страны БРИКС, Латинская Америка, страны Африки.

Российская многоуровневая система – это четыре года бакалавриата и два года магистратуры, а в Европе это три года бакалавриата плюс магистратура. Есть критики, которые говорят, что многоуровневая система дает меньше знаний, чем пятилетний специалитет. Но вряд ли за шесть лет можно дать меньше знаний, чем за пять.

Есть те, кто заявляет, что Болонский процесс диктует чуждое нам содержание высшего образования, якобы «не тех людей готовим». Но ни в одной стране в рамках Болонского процесса не было требований в обязательном порядке реализовывать какие-то дисциплины или закладывать определенное в них содержание. Россия сама разрабатывает содержание всех дисциплин и методики преподавания. За последние 20 лет у нас уже три поколения ФГОСов. Никто нам с Запада ничего не диктует, мы все сами разрабатываем и утверждаем.

– Болонская система задумывалась как единое образовательное пространство. А в России что лежало в основе многоступенчатого высшего образования?

– Естественно, исходили из интересов человека и государства. Многоступенчатая система позволяет человеку после четырехлетнего бакалавриата выбрать, куда пойти: продолжить обучение по выбранной специальности или сменить образовательную траекторию. А если человек учится на специалитете, то никакого перехода не предусмотрено. Возьмем, например, мой личный пример. Я поступил на машиностроение, а оказалось – это не мое. Через два года попытался перевестись, но мне сказали, что это невозможно, так как государственные деньги за эти годы на меня тратились. В результате я за два месяца выучил необходимые дисциплины за первый и второй курс по специальности «математика», сдал экзамены и перевелся.

Вторая причина – экономическая, и именно по этой причине весь мир ее использует. Сейчас в России массовое высшее образование – 80% выпускников школ поступают в вузы. Но может ли человек в 17 лет выбрать сразу профессию на всю жизнь? В рамках специалитета всех учат по одному плану – и будущих ученых, и тех, кому нужны только практические навыки, и тех, кто наверняка сменит профессию. А такие затраты неэффективны.

Китай, например, раньше держался советской системы, но сейчас полностью перешел на систему «бакалавр + магистр». А в США система «бакалавр + магистр» существует уже более 100 лет. 50% выпускников бакалавриата и в США, и в Китае не идут в магистратуру, а сразу находят место на рынке труда. Это те, кто получил профессию и не собирается учиться дальше, полученных компетенций для их жизненных планов и для работодателя достаточно. В результате у человека есть диплом и выбор на рынке труда. Нет необходимости тратить свои деньги и время на дальнейшее обучение, нет и раздутого числа студентов в вузах.

Владимир Филиппов

президент РУДН
Родился 15 апреля 1951 г. в городе Урюпинске Сталинградской области. 1973 г. окончил факультет физико‑математических и естественных наук Университета дружбы народов (УДН) имени Патриса Лумумбы, работал в вузе
1989
июнь 1993 г. – декан факультета физико‑математических и естественных наук РУДН
1987
по 1993 депутат Моссовета
1993
ректор РУДН
1998
по март 2004 г. – министр образования РФ
2020
президент РУДН
2013
председатель Высшей аттестационной комиссии

Например, если человек работает мастером участка на производстве, бухгалтером, секретарем в приемной, ему вполне достаточно бакалавриата, и он будет качественно выполнять свои обязанности. Если у него амбиции быть главным инженером или вице-президентом компании по финансовой деятельности, тогда нужна профильная магистратура. Во-первых, специалисты нужны разные и на разных уровнях. Во-вторых, каждый имеет право выбора.

Вряд ли сейчас люди согласятся, чтобы их загоняли в моноуровневую систему без шанса на выбор, это нарушение их прав и возможностей.

– Какие минусы у системы за это время были в России?

– Возможны случаи, когда человек заканчивает бакалавриат по химии и дальше хочет пойти в магистратуру – например, на журналистику. Или наоборот. Я не хочу сказать, что среди журналистов нет хороших химиков или что химики не умеют писать. Но речь идет о недостатке компетенций без базового уровня. И в таких случаях необходимо поставить ограничение для выбора магистратуры. Например, бакалавры по политологии, истории, журналистике могут выбирать магистратуру гуманитарную, а с физмата можно идти в технические науки. Нельзя дискредитировать профессию – как гуманитарную, так и техническую.

– Сейчас министерство говорит о разработке новой национальной системы высшего образования. Какой она может быть?

– Два года назад президент России уже рассказал о новой системе, в феврале 2020 г. на Совете по науке и образованию при президенте. Речь шла о трансформации системы «бакалавр + магистр», но не о возвращении к «пятилетке», а наоборот – о пути к системе «2 + 2 + 2».

В первые два года предполагается прием на укрупненную группу специальностей. Например, сейчас надо в 17 лет сразу определиться, поступать ли на экономику, менеджмент или маркетинг. В этом возрасте понять разницу и нюансы очень сложно. Но, отучившись два года на укрупненной «экономике», изучая дисциплины, которые необходимы для всех трех специальностей, он уже сможет принять решение и после второго курса выбрать более узкую специализацию.

Подчеркну, что министерство не говорит о возврате к пятилетнему образованию, более того, уже реализуется система «2 + 2 + 2». В 2022 г. десятки вузов ведут прием на укрупненную группу. В МГУ, например, студентов на географическом факультете к третьему курсу делят на географов и экологов.

– В Минобрнауки недавно рассказали, что новая система будет учитывать опыт НГУ и МФТИ.

– Речь идет о «системе Физтеха», по которой преподают в ряде технических вузов. По ней студенты сначала учатся в здании университета, а затем, спустя 2–3 года, распределяются по научным институтам. Это было и в пятилетней системе образования в Советском Союзе. Сейчас она существует и как система «4 + 2». Но пока не ясно, как можно ее реализовать для других направлений подготовки, в частности юриспруденции, политологии, международных отношений.

Вообще-то сейчас для многих инженерных специальностей остался специалитет. У нас сейчас 124 5–6-летних программ специалитета! Своя система и для вузов в области искусства, хотя даже и там частично уже есть бакалавриат и магистратура.

– Сейчас российские вузы сами выбирают, преподавать специальность по пятилетней системе или по многоуровневой. Выбора все равно недостаточно?

– Удивительно слышать, что говорят: «Давайте это отменим или заменим». У вузов огромная свобода, как и что преподавать. А более гибкая система «2 + 2 + 2», с одной стороны, даст еще больше свободы, а с другой – стимулирует кафедры чаще и качественнее актуализировать свои материалы. Им важно понять, что, когда студенты по системе «2 + 2 + 2» проучатся на первой ступени, они вряд ли выберут равномерно среди предлагаемых вариантов. Наверняка какое-то предложение останется ими невостребованным. Например, все пойдут на «экономику» и «менеджмент», а на «маркетинг» захотят единицы, или наоборот. Думать об этом – задача вузов. У нас в РУДН ректорат решил: пусть студенты сами выбирают, куда пойдут. Никакого искусственного разделения ради загрузки кафедр не будет. Надо работать со студентами первые два года так, чтобы они к вам пришли на третьем курсе. Для вузов появляется риск, что некоторые направления подготовки могут погибнуть, проиграв в конкурентной борьбе, – студенты не пойдут туда, где преподают халтуру или преподаватели читают лекции по своей методичке, написанной 20 лет назад.

– Противники Болонской системы говорят, что в России она так и не заработала как следует: есть проблемы с взаимозачетами курсов не только между российскими и зарубежными вузами, но даже порой между университетами внутри страны.

– Если студенты уезжают за границу по программам двойных дипломов (год – в России, год – в вузе другой страны), то у обоих вузов-партнеров есть совместная программа, согласованный учебный план, оба вуза обязуются засчитывать дисциплины в рамках соглашения. И здесь не может быть ни одного случая непризнания. Мы сравниваем все предметы, смотрим содержание курсов – не только название. У студентов проблем не возникает. Если учился на «социологии» и поехал в вуз-партнер по тому же направлению, то все предметы обязательно засчитают. Трудности будут, если студент-социолог внезапно решил поучиться, например, на «психологии».

Не сможем мы зачесть и курс из вуза, с которым не сотрудничаем. Например, в США университетами называются даже комьюнити-колледжи, где весь срок обучения – два года. И качество обучения там может оставлять желать лучшего. Поэтому мы работаем только с проверенными вузами, где высокое качество образования.

– У РУДН соглашения с разными университетами мира о сотрудничестве. С февраля были отказы со стороны зарубежных партнеров от работы?

– Я еще и ректор Российско-французского университета. Это консорциум пяти российских университетов и пяти университетов со стороны Франции. Коллеги из Франции написали нам, что у них есть рекомендация министерства национального образования прекратить проведение совместных мероприятий и программ с российскими университетами. Они нам честно это написали. Но мы договорились о том, что они на своей стороне, а мы на своей стороне будем проводить мероприятия для своих студентов.

Также французские вузы обратились к студентам, которые учатся по программам двойных дипломов. Они сказали: «У вас есть выбор: либо вы доучиваетесь семестр, а потом вернетесь, либо можете уезжать». И примерно половина студентов решила доучиться. Всего по программам этого университета в России учились около 100 студентов.

– За границей остались учиться ваши студенты?

– По программе «Эразмус» (программа Евросоюза (ЕС) по академической мобильности) в этом учебном году было около 30 студентов РУДН, и только трое из них вернулись сейчас в Россию из-за финансовых сложностей. С остальными мы на постоянной связи, студенты рассказывают, что учатся нормально, никакой дискриминации не ощущают, вместе со своими однокурсниками из Польши и Германии отмечали День Победы.

– Ожидаете ли вы, что сейчас сотрудничество с европейскими странами снизится?

– Конечно. И я думаю, что и для стран ЕС это тоже проблема, ведь к ним приезжало много российских студентов. А нам нужно сейчас ориентироваться на те регионы, которые для нас более стабильны. И если мы вдруг уйдем от системы «бакалавр + магистр» к пятилетней моноуровневой, то оттолкнем от себя и Китай, и даже страны СНГ. 80% иностранцев, которые поступают в российские вузы, – это не Европа и не США.

– Откуда в основном в Россию едут студенты?

– Сейчас в бакалавриат к нам в массовом порядке едут из Китая, Вьетнама, Ирана, Турции, Сирии, Монголии и стран СНГ. А если у нас будет моноуровневая система без магистратуры, то эти ребята поедут в Европу или США. Тем самым Россия еще и усложнит себе решение геополитических задач. Образно говоря, выпускники каких университетов через 20–30 лет будут капитанами бизнеса или у руля власти в этих странах?

Сейчас у любой страны – что России, что США, что Китая – задача перетянуть хорошие умы к себе, привлечь иностранных студентов. Франция и Германия не случайно проводят политику бесплатного высшего образования для иностранцев. И если мы рухнем вот в этом отношении, то политическими лидерами будут выпускники других университетов из других стран. Поэтому и идет такая сильная конкуренция между вузами. Не случайно публикуются рейтинги о том, сколько иностранцев учится в какой стране.

Есть у нас и другие обязательства по многоуровневой системе. Мы сотрудничаем с сетевыми университетами. Это и сетевой университет СНГ, который объединил 44 университета, Сетевой университет стран ШОС, где около 80 вузов, и Сетевой университет стран БРИКС. С ними мы создаем магистерские программы, и из любого университета, который относится к этой сети, можно поехать в любой другой университет в рамках сетевого обучения. В этом пространстве исключительно сильные университеты, все партнеры друг другу доверяют.

– В РУДН сейчас сколько иностранных студентов?

– У нас сейчас почти 11 000 иностранных студентов. Если взять дальнее зарубежье, больше всего из Китая, Ирана, Вьетнама, Эквадора, Монголии, Индии, Нигерии, Замбии. Поэтому для нас потеря позиций в Европе не особая беда. Если образуются свободные места, то их займут студенты из Китая и Индии. Когда в 1993 г. я стал ректором РУДН, у нас было 6700 студентов, 109 стран мира. Сейчас в университете 33 000 студентов из 162 стран, поэтому если кто-то «отвалится», то запас будет все равно очень большой.

Что будет в новом учебном году – пока не совсем ясно. Начало приемной кампании иностранцев показало, что к нам готовы приезжать на контрактной основе. Сейчас у нас уже более 300 заявок из Турции, Нигерии, Ирана, Анголы и других стран. По прогнозам нашей международной службы, исходя из статистики и предварительных заявок от Россотрудничества, на следующий учебный год будут студенты из Вьетнама, Венесуэлы, Боливии, Замбии, Египта, Ирана, Индии, Иордании, Монголии, Турции, Нигерии, Эквадора, Руанды.

– Сейчас экспертная группа QS заявила, что перестанет рейтинговать российские вузы. Как теперь, в том числе и иностранным студентам, оценивать, насколько качественно российское образование по сравнению с другими университетами мира?

– Рейтинги никогда не были самоцелью, они скорее стимулировали конкуренцию среди вузов. У РУДН, учитывая почти 200 000 выпускников по всему миру, уровень узнаваемости в других странах высокий. Ассоциации выпускников проводят большую работу по продвижению российского образования.

На что нам сейчас стоит обратить внимание, это на наших ученых. Сейчас им стали отказывать в публикациях в научных журналах за рубежом, а в России были обязательные требования по таким публикациям. Соответственно, мы не имеем права их сейчас требовать, но продолжаем поддерживать – в частности, финансово – авторов, которые публикуются в лучших журналах из международных баз Web of Science и Scopus.

Раньше мы ориентировались на Web of Science и Scopus. Теперь нам надо создавать свои научные базы данных. Например, существует обширный «Перечень журналов ВАК», в которых ученым рекомендуется публиковаться. В Минобрнауки созданы соответствующие рабочие группы, которые готовят предложения по созданию российской базы данных научного цитирования.

– А уровень российских журналов соответствует перечню того же Scopus?

– Там очень разные журналы. Есть журналы послабее – они ориентируются на аспирантов. «Перечень ВАК» – это перечень изданий, где надо публиковаться для защиты диссертаций, и понятно, что аспирант какого-нибудь регионального университета должен иметь возможность напечататься и в «Вестнике» этого вуза. А ВАК поэтому должен включить этот журнал в свой перечень.

Сейчас у нас около 2700 журналов, и мы планируем ранжировать их, как в Web of Science и Scopus, где все журналы поделены на четыре квартиля по уровню качества. Нам необходимо градуировать журналы по разным научным специальностям. И эта работа в значительной степени связана с создаваемой сейчас в России национальной системой оценки результативности научной деятельности.

При этом остаются возможности публикаций за рубежом. Ведущий ученый все равно не будет отдавать свою работу в условный «вестник вуза». Он отдаст статью в журнал, например, Американского математического общества. Это его право. Но не обязанность, как было раньше.

– Это не снизит качество диссертаций и защиты?

– Диссертация поступает в диссовет, где оценивается ее актуальность и новизна. После диссовета поступает в экспертный совет ВАК, где 40–50 ведущих докторов наук, отобранных на конкурсной основе, критически рассматривают работы, зная, что в той или иной организации не такая сильная научная школа.