В СПЧ назвали низким уровень психологической поддержки участников спецоперации

В Совете при президенте по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) указали на неэффективность работы психологов с участниками спецоперации, которые возвращаются с фронта. «Мы недорабатываем, очень много времени уже упущено. Пока [психологическая поддержка] на базово низком уровне, нам нужно эту работу наращивать многократно, для того чтобы [наша] помощь не дала провалиться всем остальным мерам поддержки – реабилитации, протезированию», – заявила 21 марта на заседании временной рабочей группы по спецоперации заместитель председателя СПЧ Ирина Киркора.

У большинства военнослужащих физическая инвалидность сопряжена с контузией, что влечет за собой психологические изменения, которые в отличие от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) носят не временный, а постоянный характер, продолжила Киркора. Например, участники боевых действий восприимчивы к громким разговорам, к ним нельзя подходить со спины – все это нужно учитывать при интеграции таких людей в общество и трудовую деятельность, подчеркнула она. Такая специфика, говорит зампред СПЧ, пугает работодателей и рабочие коллективы. Еще одна особенность – это сложности с обучением и усвоением материала: «Переобучить человека с высшим образованием, который потерял руку или ногу, – это один вопрос. Переобучить шахтера, который всю жизнь занимался только этой работой, не так просто».

Психологическая помощь военным – это индивидуальная, точечная работа, поэтому «массовых успехов здесь мы не дождемся никогда», сказал директор департамента занятости населения и трудовой миграции Минтруда Михаил Кирсанов. Он признал, что сейчас есть «определенный момент несостыковок», которые Минтруд готов отработать. По словам главы комитета Госдумы по труду, соцполитике и делам ветеранов Ярослава Нилова (ЛДПР), у «абсолютного большинства» возвращающихся с фронта бойцов будет ПТСР. «У нас не хватает психологов, чтобы на ранних этапах выявлять группу риска и оказывать им помощь, не доводя ее до медикаментозной и потом психиатрической», – заявил он.

О том, что в России не хватает таких специалистов, «Ведомости» писали 28 февраля со ссылкой на слова врио начальника отдела департамента психологической работы Минобороны Руслана Попова. Понять, сколько именно специалистов недостает, можно будет только после того, как военнослужащие вернутся из зоны боевых действий, уточнила тогда же директор департамента медицинской помощи детям, службы родовспоможения и общественного здоровья Минздрава Елена Шешко. В июне 2024 г. президент Владимир Путин говорил о том, что в зоне спецоперации находится порядка 700 000 человек.

Главная задача сегодня при работе с военными – вовлечь их в социальную жизнь и трудовую деятельность, добавил глава СПЧ Валерий Фадеев. «У нас трудовых ресурсов не хватает. Чем больше мы вовлекаем в работу людей с ограниченными возможностями, тем лучше», – заявил он. Лучшая реабилитация для военнослужащих – это быть востребованными и полезными по возвращении домой, сказала руководитель АНО «Комитет семей воинов Отечества» Юлия Белехова.

При этом работодатель – это не реабилитационный центр, навешивать на него задачи реабилитации неверно, подчеркнула представитель Агентства стратегических инициатив Ирина Петрунина. Этим должны заниматься социальные службы и специалисты, добавила она. «Мы не понимаем, что такое боевая травма, мы не понимаем особенностей тех людей, которые будут возвращаться [с фронта]», – сказала президент благотворительного фонда X5 Group «Выручаем» Анна Скоробогатова. Поэтому работодателям сейчас особенно необходима методическая и экспертная помощь для эффективного включения участников спецоперации в рабочие процессы, сказала она.

К психологам чаще обращаются родственники бойцов, которые теряются при виде «нового» для них человека, сказала «Ведомостям» бывший психолог личного состава военного госпиталя Минобороны Полина Панова. В том числе обращаются с вопросами о том, как им вести себя с бывшим бойцом, что говорить и как его слушать, добавила она. «Сами бойцы редко выходят на личную беседу, из 100% максимум 4% именно осознанно попросят помощи. В остальных случаях это полноценная обязанность военного психолога, который с помощью ежедневных наблюдений и бесед оказывает всевозможную помощь бойцам и стабилизирует их состояние в госпитале», – пояснила Панова. К частной практике военные также обращаются редко или, испугавшись терапии, просто игнорируют свое состояние, которое их мучает, продолжает она.

«Самый частый запрос – «Как мне теперь жить?». Наверное, каждый участник спецоперации с ПТСР, бессонницей, вспышками гнева, тревожностью, фантомными болями и прочими реакциями задается именно этим вопросом, поэтому при обращении к психологу иногда бойцу недостаточно, чтобы его просто выслушали», – уточнила Панова. При этом сегодня наблюдается «острая нехватка специалистов», но просто закончить профильный вуз или иметь большую частную практику недостаточно, психологов необходимо обучать методам работы с травмой, методам работы с горем, групповым занятиям (группа поддержки), заключила она.