Генпрокуратура: у исков о деприватизации не должно быть срока давности

Высшая судебная инстанция 8 октября провела открытое судебное заседание по вопросу о применимости сроков давности привлечения к ответственности в исках об обращении в доход государства активов, приобретенных коррупционным способом. Неопределенность в положениях Гражданского кодекса (ГК) была выявлена Краснодарским краевым судом, который сейчас рассматривает жалобу на иск прокуратуры об изъятии у бывшего бенефициара концерна «Покровский» Андрея Коровайко и его предполагаемых сообщников 22 хозяйственных обществ общей стоимостью 9 млрд руб. в пользу государства. Это первая известная жалоба, дошедшая до КС, после волны исков о деприватизации предприятий.

Судебное заседание в наивысшей инстанции длилось чуть более четырех часов. Затем восемь судей во главе с председателем КС Валерием Зорькиным удалились для вынесения решения в закрытом режиме (дата публикации постановления неизвестна, Зорькин обещал сделать это «в разумный срок давности»).

Позицию Госдумы обозначил ее представитель депутат Юрий Петров. По его мнению, отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты нарушенных гражданских прав приводило бы к ущемлению охраняемых законом прав и интересов как ответчиков и третьих лиц (которые не всегда могли бы заранее учесть необходимость сбора и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов), так и интересов Российской Федерации, в защиту которых прокурором подается иск. Исковая давность одновременно защищает участников гражданского оборота от необоснованных притязаний и побуждает их своевременно заботиться об осуществлении и защите своих прав и обязанностей. Неопределенности в вопросе о применимости исковой давности к антикоррупционным искам не усматривается, резюмировал Петров.

«Здесь наша позиция от позиции Думы отличается», – объявил глава комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и госстроительству Андрей Клишас. «Здесь я хотел бы обратить внимание на ст. 3 ГК РФ, которая говорит, что положения, как к публично правовым отношениям, применяются только в том случае, если ГК прямо на это указывает. Коррупционные отношения относятся к публично-правовым, безусловно», – сказал Клишас, добавив, что стабильность гражданского оборота – важная ценность. Но в вопросе коррупции применение сроков давности служит легализации незаконно полученного имущества, а в целом объективно существует пробел в законодательстве о противодействии коррупции, где не урегулирован вопрос об установлении отличных от гражданских сроков давности привлечения к ответственности. Поэтому, заключил Клишас, необходимо уточнить конституционно-правовой смысл норм ГК об исковой давности с учетом того, что сами по себе данные нормы Конституции соответствуют.

Выступление представителя от Генпрокуратуры как главного участника исков о деприватизации коррупционных доходов было эмоциональным. Начальник главного гражданско-судебного управления Сергей Бочкарев сказал, что надзорное ведомство «находится в гуще событий». Неопределенность в практике же возникла в том числе потому, что разночтения не были устранены Верховным судом (ВС). Но их прокуратура считала непринципиальными и исходит из позиции, что коррупционер не должен «наслаждаться плодами коррупции». В случае применения сроков давности по коррупционным искам будет поощряться «изворотливость» коррупционеров, которые будут затягивать расследование и оказывать давление на сотрудников прокуратуры, чтобы добиться истечения сроков давности, уверен Бочкарев. Такая практика позволит сделать вывод, что государство со временем отказывается от пресечения коррупции и ликвидации ее негативных последствий, т. е. от защиты основ конституционного строя и правовой демократии. «Применение срока исковой давности к указанной категории дел нивелирует правовое значение механизма контроля государства над расходами чиновников и легализует их коррупционные доходы», – говорится в отзыве ведомства.

Наличие сроков давности – это не средство освобождения коррупционеров от ответственности, а «стимул» для правоохранительных органов проводить необходимые проверки и вовремя выявлять правонарушения, возразил прокурору судья Верховного суда Андрей Марьин. В целом, Судебная коллегия по гражданским делам ВС пришла к выводу, что по данной категории споров срок исковой давности не может исчисляться с момента, когда о нарушении антикоррупционного законодательства стало известно прокурору. Такой срок, пояснили в ВС, подлежит исчислению со дня, когда о приобретении ответчиком спорного имущества и о несоответствии его стоимости законным доходам стало или должно было стать известным государству в лице уполномоченных на профилактику коррупционных нарушений органов. При этом коллегия считает, что законодатель может урегулировать механизм гражданско-правовой ответственности лиц, совершивших коррупционные правонарушения: установить обращение в доход государства отдельных видов имущества, полученного в результате ничтожных сделок, а также специальные сроки исковой давности, придав новым нормам обратную силу.

Не согласился с позицией Генпрокуратуры и вице-президент по правовому регулированию и правоприменению РСПП Александр Варварин: «Мы слышим аргументы органов прокуратуры о том, что в таком истолковании существующих правовых механизмов недостаточно, но, на наш взгляд, это основание для изменения действующего законодательства, а не расширительного толкования ст. 235 ГК». Он считает, что имеет место подмена понятий, т. е. смещение интересов государства как публичного института и как участника гражданских правоотношений. По этой логике любые имущественные иски в защиту интересов государства можно рассматривать в качестве иска защиты нематериальных благ, поскольку он представлен в интересах общества в целом, отметил Варварин.

Представитель президента в КС Александр Коновалов предложил все же закрепить в законе либо нераспространение исковой давности на антикоррупционные иски прокуроров, либо установить специальные сроки по ним. А оспариваемые нормы ГК признать соответствующими Конституции.