«Внимание, ракетная опасность!» Жители Курска привыкают к сиренам и взаимопомощи

С момента вторжения вооруженных сил Украины (ВСУ) 6 августа в Суджанский, Кореневский и соседние районы Курской области сам административный центр региона невольно превратился в глубокий тыл зоны боевых действий в приграничье. Город стал хабом для гумпомощи и размещения беженцев.

Их спустя месяц после начала эвакуации на 11 сентября, по данным губернатора региона Алексея Смирнова, не менее 150 000 человек. В пунктах временного размещения (ПВР) Курска живет почти десятая часть беженцев – 11 500 человек.

Корреспондент «Ведомостей» в течение нескольких дней наблюдал, как в Курске, уже привыкшем к ракетным тревогам, живут местные и беженцы. И как волонтеры помогают людям в беде.

«Воет, значит, работает»

Первое после выхода с утреннего поезда пробуждение – от «ракетной опасности». Считаю: за первую половину дня сирену включали три раза. Останавливаюсь в квартире у знакомых, но с непривычки выспаться не удается.

В конце августа (тогда глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси приезжал на Курскую АЭС) моя знакомая, врач Дарья, кардиолог, сетовала: после трех ночных сирен перед дежурством приходится ехать на «сутки» в городскую больницу. По совместительству она работает в госпитале одного из райцентров, недалеко от зоны боевых действий. Там она сортирует раненых.

Полдень в курском «спальнике». Мужчина с ребенком. У мужчины – тактическая аптечка цвета хаки. Но это редкость. Большинство – без аптечек и заняты насущным. Пенсионеры идут в «Пятерочку» или один из многочисленных ТЦ (Курск поражает концентрацией торговых центров), подростки-скейтеры в оверсайз-футболках назначают свидания «после сирены».

У перекрестка – ларьки с шаурмой. У лотка «Вкус Востока» мужчина в синем рабочем комбинезоне ест шаурму со свининой. 13.39 снова, уже четвертая сирена «ракетной опасности». Мужчине в комбинезоне звонят. Он отрывается от шаурмы, нервно говорит в трубку: «Ну воет и воет. Значит, работает».

У Юго-Западного государственного университета, ЮЗГУ, – заправка. Емкости с топливом, заправочная площадка отделены друг от друга временными стенами из бетонных блоков. Будто кто-то закладывает фундамент для дома над цистернами с бензином. На заправке – женщина лет 35. Красный «Рено».

«Полный бак. С начала августа теперь всегда заливаю полный. И полные всегда две канистры в багажнике. Мало ли что», – поясняет она.

У автобусной остановки – свежий бетонный куб с красными стрелками и надписями «Укрытие», «Аптечка там» и «Вступайте в территориальную оборону Курской области». В центре такие стоят уже почти у каждой остановки.

К зданию и от здания ЮЗГУ идут студенты – куряне и иностранцы. Отмечаю индианок. У входа – памятник Циолковскому. Напротив группу восточного вида людей фотографирует девушка. Самый представительный – в костюме со значком в виде иракского флага. Я заговорил по-английски. Он перешел на русский: «Я Али Ахмед. Защитил тут диссертацию по инфобезопасности. Вот моя визитка. Будете в Багдаде – пишите».

«Сирены не мешали»? – уточняю я. – «Нет, не мешали».

Студенты ЮЗГУ стоят кружком. Они набивают желуди, будто футбольный мяч. Один из желудей летит в меня. «Ракетная опасность», – смеются они. В 14.21 – настоящая, пятая сирена. На нее не особо обращают внимания.

Ближе к центру Курска, у подвалов многоэтажек встречаются указатели: «Укрытие». На дверях в подвалы – телефоны ответственных, хранящих ключи.

«Работаем до упора»

В парке имени Героев гражданской войны в центре – пункт раздачи гуманитарной помощи беженцам от курского отделения Российского Красного Креста (РКК). Его председатель – реаниматолог-анестезиолог Алексей Гапонов. Кроме координации РКК Алексей еще оказывает медицинскую помощь раненым и обеспечивает их эвакуацию.

В центре парка на мощеной площадке людно. Беженцы, сотрудники РКК в красной форме. В белых и красных футболках – волонтеры. Цветовое сочетание красного и белого символично в парке с таким названием. Волонтер Ира, светловолосая пятикурсница курского меда, говорит, что Гапонов появится: «Он очень занят, но он тут».

На монументе Героям гражданской войны революционные матросы и красноармейцы вздымают винтовки со штыками. Горит вечный огонь. Метрах в ста от памятника – надувные боксы с символикой Красного Креста, флагами России и Курской области. Но криков и ругани нет.

В первом боксе – раздача медикаментов, во втором – медосмотр (анализ крови, давление, ЭКГ и др. – их проводят врачи курских больниц), в третьем – предметы личной гигиены, в четвертом – вещи и постельное белье. Последний – «штаб». Мимо прогуливаются куряне – парни с девушками, пенсионеры. На лавочках – пожилые женщины.

Волонтер, русая высокая Аня из 11-го класса, в белой футболке регистрирует беженцев с подругами онлайн на конкретную дату и время, чтобы не создавать заторов. Аня объяснила, что приходит после уроков, они в области дистанционные.

Дальше беженцы получают талон на выдачу гуманитарной помощи. Одни стоят, другие сидят на переносных скамьях. В очереди до 50 человек.

Волонтер Кирилл – высокий, худой серьезный парень в красной футболке. Он студент пятого курса курского меда. Кирилл обстоятельно объясняет порядок выдачи помощи. Сейчас, по состоянию на 16.35, очередь «рассосалась»: «Работаем с девяти утра и до упора, на морально-волевых».

Необходимое для раздачи привозят ежедневно на двух грузовиках – пятитонном и трехтонном. Пакеты с гуманитаркой формируют до завоза в торговом центре «Мега грин». Лекарства можно получить единовременно по ваучеру на 3000 руб. по категориям – пенсионеры старше 60, старше 80, матери и т. д. Остальную гуманитарку – примерно раз в неделю.

Появляется Гапонов, коренастый добродушный мужчина. У него в руках манекен. В 18.00 ежедневно проходят мастер-классы по оказанию первой помощи. Сегодня он лично покажет, как спасти человека в состоянии клинической смерти.

«В день проходит [на раздачу гуманитарки] до 1000 человек. В пики было до двух. Сначала раздавали у Красного Креста – на улице Радищева. Но он на углу, проезжая часть. Неделю назад пункт перенесли сюда, безопасней», – говорит он. Большая часть беженцев из приграничья – в Курске. Гапонов оценивает их «до 100 000» – точно сказать невозможно.

«Обстрелов не боитесь?», – спрашиваю. Он отвечает: «Ну, мы крещеные».

Вновь сирена (шестая). Эту засекаю небрежно, без точной временной привязки.

Гапонов не обращает на них внимания. Он объясняет мне: волонтеры не только куряне, но и из Ростова, Тамбова, Воронежа, Москвы.

К боксу с вещами подходят люди с талонами. Черные мешки с гуманитаркой выносит темноволосая кареглазая улыбчивая девушка в красной футболке – Хаяла из 11-го класса. Старик в сером пиджаке, из Суджи, спрашивает, есть ли раскладушки. Их уже давно разобрали. Он с досадой машет рукой.

В 18.00 Гапонов с манекеном в руках рассказывает, что клиническая смерть выгодно отличается от биологической: «Биологическая необратима. Из клинической – можно вытащить. Чем раньше распознать и начать реанимацию, тем выше шанс [выжить]. Хорошо, если в первую минуту, две минуты – уже 50%».

«Патриотка своего села»

Вторые сутки в Курске начинаются с тревоги в 2.37. За окном – звук работающего двигателя. Спросонья думаешь: то ли мотоцикл, то ли дрон. Выспаться не удается, хотя вторая ночная сирена уже не будит. Дарья, моя знакомая-врач, говорит, что спустя месяц вторжения ВСУ перестала просыпаться от этого звука.

«Ракетную опасность» до обеда объявляли минимум в 12.07 и 12.29...

В центре города – одно из почтовых отделений. В зале – шум от штампов. Волонтеры разбирают поступающую гумпомощь из других регионов. Сотрудники почты удивляются, что посылка дошла из Калининграда: ЕС ограничил транзит. Но также ворчат: «Есть полезные вещи, а есть и негодные. Зачем переселенцам сапоги на каблуке?»

У одного из окон надпись: «Выдача пенсий жителям приграничных районов». Там – пожилая женщина в аккуратной одежде, с укладкой, розовым лаком на ногтях, с грустными глазами. Она – беженка из деревни Гуево под Суджей, что попала под массированный обстрел одной из первых, еще в ночь на 6 августа.

Она была в РКК на Радищева «в первые дни». Там запомнила давку и с тех пор не хочет туда идти – это обида и гордость. Я убеждаю, что теперь там спокойно и организованно.

«Я патриотка своего села, – рассказывает она мне. – В чужую землю не хочу. Приехала [сюда] в одной одежде. Был у меня дом, всю жизнь прожила, Теперь, наверное, нету».

Женщина работала почтальоном. Ее знают другие пожилые в районе. Она человек уважаемый в своих местах. К ней подходит группа старушек. Они здороваются.

«Висит система?» – «Висит», – робко улыбаясь, говорит почтальон. Пожилые пришли не столько за деньгами, сколько проведать «своих». Все они – из Суджанского района.

«Мы, суджанские, – как одна семья. В Курске удивляются, друг друга плохо знают. А мы тут уже весь дом свой знаем», – говорят они. Женщины приехали в Курск к родственникам. «У нас остались родные, мы ничего про них не знаем. Хоть бы дали «коридор», – говорит одна из старушек («Ведомости» писали о проблеме гуманитарного коридора 17 сентября).

Их тоже волнуют дома в Суджанском районе. «Хоть бы осень и зима были теплые. Трубы, котлы прорвет. Электричества нет. Хоть бы дома остались целы или несильно побиты, не сгорели. Там вся жизнь. Там наша земля, мы на ней работали всегда», – вот основные жалобы. Одна пытается шутить: «Это нам Бог дал отдохнуть от хозяйства и огорода».

Взвыла сирена «ракетной опасности». Около 15.40. В центре города она гораздо громче и вызывает больше животной тревоги. На центральной площади, как в Москве – Красной – фотографируются молодожены в стиле «романтического капитализма»: два «Гелендвагена», черный и белый. Невеста и жених – между джипами. Под сирену они пытаются целоваться. Фотограф нетерпелив.

«Вяло целуетесь, влюбленные. Энергичней, больше страсти! Так гораздо лучше». Сирена, достигнув пика, стихает – ее подхватывают другие, в соседних районах.

«Кот бешеный, военным пришлось прикармливать»

Теплый вечер. Курю у винного бара с Татьяной Хасик – координатором волонтеров «Тыл-22» и «Общества будущего». Это рыжая девушка в милитари-штанах, черной футболке, с татуировками и браслетами на запястьях. Она из донецкого Славянска, ушла оттуда в 20 лет с ополчением в июле 2014 г. Жила в Донецке, в Москве.

Теперь она там, где нужна помощь. «Я хомяк-разведчик, – представляется она. – Приезжаю первой, мне дают ресурсы, закладываю фундамент для работы волонтеров». Раз в пять минут она скроллит рабочие чаты и жалуется на обилие сообщений.

Татьяна возит гуманитарную помощь для врачей в полевые госпитали прифронтовой полосы: «Перевязочного материала хватает. А специализированные трубки, противочумные костюмы и повязки для работы в морге, мешки для тел – нужно». Говорит она об эвакуации жителей и домашних животных в населенных пунктах у линии боевого соприкосновения (ЛБС).

«Ехали мы в райцентр Коренево, у ЛБС, с водителем Аней из Татарстана. Забирать кота, – рассказывает о работе Татьяна. – Договорились с хозяйкой вскрыть квартиру... Кот бешеный, военным пришлось прикармливать, задабривая. Животное 10 дней сидело, солдат оцарапало. Въезжаем в Коренево – гражданских ни души. Пять сгоревших машин, артобстрел начинается, снаряды втыкаются неразорвавшиеся». По ее словам, разворачиваться и встать возможности нет – все небо в дронах.

«Проезжаем по адресу, чуть не раздавили пулеметчика. Он нам подтвердил адрес с котом. Бросаем машину в кустах. Бежим в дом, в квартиру. Рядом дом горит», – рассказывает она. Потом под тревожные сигналы дрон-детекторов, предупреждавших о наличии беспилотников, запихивали царапающегося кота в переноску и ждали затишья, чтобы прыгнуть в машину и уехать.

«Анечка молодец. Говорила, что «Гранта» больше 110 км/ч не разгонится, а ехали под 160 км», – смеется Татьяна.

Но волонтеры вывозят из опасной зоны не только котов – и людей. «Был старик, не хотел уезжать. Сам на кислородном баллоне. Я убеждала его, он упрямый, отказывался – «мой дом». Я ему сказала, что он чертов эгоист. Через день согласился дать себя вывезти другим волонтерам. Сила убеждения», – рассказывает Татьяна.

На следующий день ей ехать под Рыльск, в полевой госпиталь – отвозить гумпомощь. «Поехали с нами!» – говорит она на прощание, надевает милитари-куртку, кепку и садится в машину. Рядом за столиком сидят девушки в топах и юбках с разрезом, оголяющим ноги. Они обсуждают недостатки парня на свидании.

Рядом завыла сирена. 20.50. По другой стороне неспешно прогуливаются девушки и парни – последние теплые дни. Вслед за сиреной из невидимых динамиков механический мужской голос с большими интервалами кричит: «Внимание! Ракетная! Опасность! Ракетная! Опасность!»

«Все везут и везут, везут и везут»

В Курском цирке – один из ПВР, а также крупный склад гуманитарки. Перед зданием – регистрация на гумпомощь. Заполняются, как в парке, паспортные данные. Из цирка люди в синих безрукавках с эмблемами Национального центра помощи пропавшим и пострадавшим детям выкатывают тележки с белыми пакетами, где уже расфасованные вещи и еда на выдачу. «В» двадцать!» – кричит женщина с тележкой.

«А чего сегодня будут давать?» – «Продуктовый [набор] и постельное [белье]!»

Большинство волонтеров из-за Урала. Они взяли отпуск и приехали помогать людям: медбрат из Омска, рабочий из Красноярска, отставной коренастый военный, жилистый парень с бородкой – промышленный альпинист, женщина из Абакана – я не успеваю запомнить имена, профессии и родные города всех.

«Все везут и везут, везут и везут [гуманитарку]», – устало комментирует отставной военный необходимость разгрузки очередной фуры с гумпомощью. Но разбирают ее быстро.

В какой-то момент меня пропускают на склад – бывшее фойе-гардероб первого этажа. Все заставлено стеллажами с крупами, консервами, предметами личной гигиены, мешками с вещами, постельным бельем. Работа не прекращается ни на минуту. Девушка с улицы толкает пустую тележку. Туда тотчас мужчина кидает очередной пакет. На улице выкрикивают номер.

«Консервы только овощные. Мясные и рыбные быстро разбирают. Сахар тоже. Вот гречки, риса – куча. Постельное не все комплектное, очень быстро расходится. Сначала завозят как попало, мы сортируем уже в конкретные наборы», – объясняет мне один из волонтеров.

На мешки с гречкой на паллетах от «Союза армян России» со стены второго яруса с любопытством глядит изображение веселого тюленя. С недоумением взирают на суету, хаос и горы товаров нарисованные акробаты.

«Да это свадьба. Суббота же»

Суббота. За первую половину дня в Курске – лишь пара тревог. Кто-то шутит: «Шаббат». Но к вечеру число сирен выравнивается со вчерашним. У входа в цирк – объявления, справки, фотографии пропавших в приграничье людей.

За вопрос доступа в ПВР и другие объекты на территории цирка, несмотря на местную аккредитацию и пресс-карту, ответственной оказалась директор учреждения Наталья Леонова. «Нужно одобрение Росгосцирка в Москве. Напишите им на мейл». Разрешение получаю после звонка в головной офис.

В ПВР в гостинице при цирке коренастый мужчина Сергей рассказывал росгвардейцам обстоятельства отъезда из Суджи: «Они ведь по координатам били, поэтому…» Но директор цирка прерывает разговор, попросив мужчину провести меня в ПВР. Сергей – беженец, директор суджанской СОШ № 1. В его школе было 500 учеников. Часть из них здесь.

Он оставляет меня на попечение директора гостиницы при цирке, степенной женщины Валентины Сергеевны. Она неспешно показывает, гордясь своим «хозяйством», что «все есть», «питание трехразовое». Этот ПВР можно отнести к «роскошным». Номера двухместные, с кухней-предбанником и отдельным санузлом. Есть номер «медпункт», есть – «школьный класс». Есть и «молельня» – на пути к убежищу, обширному подвалу. Там раскладушки и баклажки воды на бетонном полу.

Директор гостиницы рассказывает, что в общежитии для работников цирка, которое тоже отдали беженцам, в дни атаки ВСУ жили акробаты-итальянцы, осевшие в России. «Они с детьми были, много помогли, потеснились. Потом в Москву уехали», – говорит она.

Валентину Сергеевну встречают пожилые беженцы и дети. Они здороваются с ней, спрашивают «когда будет вайфай». Беженцев тут не менее нескольких сотен, но уточнять Валентина Сергеевна не хочет. Многие уже устроились на работу.

Один из номеров открыт. Валентина Сергеевна просит разрешения. Там живет женщина с детьми. Две кровати сдвинуты и покрыты точно негостиничным пестрым вязаным одеялом и подушками в виде животных. «Выезжали в домашней одежде, в тапках. Хорошо машина была – но не полный бак. В Судже бензина не было. У Суджанского кольца, у Курчатова – огромная очередь на заправке», – рассказывает беженка.

Мимо идет женщина лет сорока пяти в потертом леопардовом облегающем комбинезоне. Присоединяется к разговору. Фразы резкие. Видна привычка командовать дома. Ее заботит судьба оставшихся: «У меня свекровь пропала 12 августа. Не можем связаться. Писали в «ЛизуАлерт», в полицию. Что с ней – непонятно. Хоть бы коридор [дали]».

Беспокоит женщин, и «когда все закончится», и не закоротит ли проводка в пробитых обстрелами домах: «Смотрим видео боев с обеих сторон, чтобы понять – какой дом цел, какой горит, какой поврежден». Они рассуждают о суммах компенсаций и как можно потратить.

Мы спускаемся в столовую. На раздаче еды – жительница Суджи лет 40. Тоже благодарит Бога за то, что в момент атаки ВСУ под рукой была машина. Около нее вертится и болтает дочь лет тринадцати.

Пожилой мужчина доедает суп. Он тоже выехал из Суджи – на своем «Рено». Судя по обрывкам фраз, работал в советское и более позднее время в местной администрации. Цыкает на девочку, чтобы молчала «при старших». Спрашивает у директора: «До каких пор мы тут? До зимы?». «Я вас поставила на миграционный учет до 10 марта», – отвечает Валентина Сергеевна. «А потом, конечно же, выгоню», – шутит она.

Мужчина, представившийся Иваном, сетует, что «хочет домой» и тут уже «истомился» от безделья. «Исходил тут все. Ходил в церковь на гору. Там много наших суджанских на службе было. Праздник – Рождество Пресвятой Богородицы [21 сентября]». Он рассуждает о сельских праздниках Богородицы в Суджанском районе, их особенностях и своем участии в крестных ходах.

На улице – будто сирена. «Да это свадьба. Суббота же. Гудок давят», – смеется мужчина.

«Мне тут нравится, хороший город»

Таксист-узбек везет на вокзал на сером «Форде-фокусе». В багажнике – подаренные мне в Курске пчелиные соты. Узбек спрашивает: «С Курска сваливаете?» Я ответил, что я не местный и поэтому «сваливаю» – некорректно. «А вот я в Курске 15 лет, с детства. Работаю. Мне тут нравится, хороший город».

Он прислушивается к сирене и продолжает: «Я вот честно скажу, что русские и украинцы, хоть разные – братские народы. Как мы, узбеки, казахи, кыргызы, туркмены. Мы в Харьков на рынок Барабашово ездили закупаться».

За полчаса до отправления поезда в Москву из динамиков вокзала объявляют об отправлении поезда до Белгорода – из Москвы. Я вспомнил, что моя знакомая врач Дарья делилась еще месяц назад, когда мы сидели с ней в кафе в центре Курска: «Знаешь, раньше я думала – Белгород, то, что там происходит, так далеко от Курска. Где-то в другой жизни. Пока не почувствуешь, не поймешь».