Трагедия в Казани может привести к изменению законодательства об оружии

11 мая в Казани произошел самый тяжелый по своим последствиям массовый расстрел школьников с момента нападения в 2018 г. на колледж в Керчи (тогда погиб 21 человек).

Около 9 утра 19-летний Ильназ Галявиев, родившийся 11 сентября 2001 г. и отчисленный в апреле этого года из колледжа ТИСБИ, пришел с приобретенным им гладкоствольным ружьем в школу № 175, из которой он выпустился в 2017 г. На первом этаже школы, по словам источника «Ведомостей» в правоохранительных органах, он ранил с помощью самодельной бомбы сторожа и техническую сотрудницу, которым, однако, удалось сообщить о нападении. Затем Галявиев прошелся по этажам и, заходя в классы, стрелял в школьников и учителей.

По словам президента Татарстана Рустама Минниханова, жертвами стрелка стали семь учащихся и одна учительница, впоследствии в больнице скончался еще один взрослый. Прибывшие на место преступления менее чем через 10 минут пожарные и сотрудники полиции помогали ученикам и учителям покинуть школу, но несколько человек выпрыгнули из окон и получили травмы. По словам собеседника «Ведомостей», Галявиев сдался, не истратив всего боекомплекта.

В отделении полиции, куда он был доставлен, стрелок вел себя неадекватно, называл себя богом и обещал убить мать. Очевидно, ему будет назначена психиатрическая экспертиза, по итогам которой, если выяснится, что он не симулирует, его может ждать принудительное лечение.

Сейчас известно, что утром 11 мая Галявиев завел аккаунт, в котором заявил о желании совершить массовое убийство, после чего покончить с собой, но к моменту нападения его пост прочитало всего несколько человек (затем он был закрыт администрацией сети). По словам источника в правоохранительных органах, убийца, похоже, соблюдал меры конспирации, что стало одной из причин, почему его не удалось выявить по сообщениям в соцсетях. Свое оружие он приобрел легально 28 апреля, сообщил депутат Госдумы Александр Хинштейн.

Второй подход к закону

Депутаты Госдумы после стрельбы в Казани выступили, как и в предыдущих случаях школьных расстрелов, с различными инициативами. Лидер «Справедливой России» Сергей Миронов заявил, что за убийство детей нужно вводить смертную казнь. Сенатор Андрей Клишас в ответ напомнил, что есть решение Конституционного суда о невозможности возвращения смертной казни в России.

Лидер ЛДПР Владимир Жириновский обвинил во всем СМИ, заявив, что они не должны давать информацию по расстрелам в школах: «Это провоцирует подражателей, которым нравится, что это весь день обсуждают <...> болезненное тщеславие — это главный мотив подобных нападений». А депутат «Единой России» Антон Горелкин заявил, что нужно внимательнее контролировать интернет: «Очевидно, что необходимо создать систему, которая будет отслеживать преступные намерения и реагировать на фразы-триггеры в каналах, соцсетях, на сайтах. А потом с этой уже отфильтрованной из сети информацией смогут оперативно работать правоохранители и спецслужбы».

Свою инициативу предложил и президент. Сразу после трагедии Владимир Путин поручил директору Росгвардии Виктору Золотову проработать новое положение о видах оружия, которое может находиться в гражданском обороте. «Дело в том, что иногда в качестве охотничьего оружия регистрируются виды стрелкового вооружения, которые в некоторых странах используются как штурмовые винтовки», – пояснил инициативу президента его пресс-секретарь Дмитрий Песков.

Сейчас в комитете Госдумы по безопасности и противодействию коррупции на рассмотрении находится семь законопроектов, которые так или иначе меняют закон «Об оружии». Однако ни один из них не связан с ситуациями массовых расстрелов в образовательных учреждениях. Еще в 2018 г. после расстрела в колледже в Керчи группа сенаторов внесла законопроект, в котором право на приобретение оружия предлагала предоставлять лицам от 21 года, а не с 18 лет. Однако законопроект был отклонен, в том числе он не был поддержан и правительством, которое в своем отзыве написало, что «принятие законопроекта приведет к ограничению трудовых прав граждан в возрасте от 18 до 21 года, которые не смогут заниматься трудовой деятельностью, предполагающей ношение и использование оружия». 11 мая уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова вновь предложила повысить возраст для желающих владеть оружием до 21 года.

Еще один законопроект вносился Самарской губернской думой в том же 2018 году. В нем предлагалось не выдавать лицензию на приобретение оружия после мелкого хулиганства и распития алкоголя в общественных местах – в своей пояснительной записке регионалы ссылались на стрельбу пьяного человека в одном из домов Казани в феврале 2018 г., когда были ранены трое. Они приводили еще пять подобных случаев. Законопроект также был отклонен.

Первый зампред комитета Госдумы по безопасности Эрнест Валеев сказал «Ведомостям», что работа над совершенствованием законодательства об обороте оружия, о противодействии терроризму и экстремизму ведется постоянно, но особенно активизируется после таких трагических случаев – так было после расстрела в Керчи, будет и сейчас.

По его мнению, нельзя хронологически сопоставлять эти трагедии и принятие законопроектов. «Нужно проанализировать существующее законодательство, изучить обстоятельства совершения преступления, что было причиной и условиями, которые ему способствовали. И с учетом этого решать, надо менять законодательство или нет.

Поэтому по времени законодательная инициатива может быть отдаленной [от резонансного события]», – говорит он. По оценке Валеева, как минимум 5–6 законопроектов по усилению ответственности за экстремизм и терроризм были приняты как раз после подобных случаев, были законопроекты по ужесточению контроля в интернете и соцсетях и по меньшей мере три законопроекта по совершенствованию законодательства об обороте оружия.

«После керченского случая два законопроекта есть в комитете. Один касается вопросов лицензирования, второй – нового порядка регистрации травматического оружия. Рабочая группа Госдумы по контролю за оборотом оружия, созданная как раз после керченского случая, будет все это анализировать. Каждое преступление, какое бы трагическое оно ни было, – это повод для того, чтобы проанализировать, что необходимо изменить в законодательстве», – уверен Валеев.

Он напоминает, что после случая в Керчи было много предложений, связанных с ужесточением запрета на оружие, в том числе и предложение повысить возраст права на его приобретение до 21 года. «Но после внимательного изучения мы сочли невозможным принять этот законопроект. У нас вообще-то родину защищают с 18 лет. К тому же мы изучали статистику: количество оружия, которое находится у лиц с 18 до 21 года, и количество правонарушений, которые они совершали», – отмечает депутат. 

Каких-либо серьезных изменений в законодательство об обороте оружия после случаев со стрельбой в школах не вносилось, говорит зампредседателя комитета по безопасности Анатолий Выборный: «Хотя, на мой взгляд, необходимо криминализировать незаконное обращение с оружием, усиливать уголовную ответственность за незаконную выдачу документов, например медсправок, нужно, чтобы их выдача не была формальной. Видимо, рабочая группа к этим вопросам вернется. Возможно, нужно, чтобы не врач ставил печать, а эксперт давал свое заключение, что человек годен к тому, чтобы получить право на оружие».

По его словам, после случая в Керчи акцент сместился на создание в Росгвардии единого синхронизированного центра – базы данных – вместе с Минздравом, МВД, сейчас «все находится в процессе становления»: «Как только человек проходит проверку для получения права на оружие, сотрудник Росгвардии должен иметь возможность онлайн перепроверить, на самом ли деле была выдана справка. И вот сейчас как раз все это сводится в единую систему. Но даже тогда, когда человек получил право на оружие, если он попадает к наркологу или психиатру, то это тут же должно высвечиваться в Росгвардии. Если совершает преступление против органов власти, преступления экстремистского или террористического толка – тоже попадать в эту систему, чтобы принималось решение об аннулировании лицензии».

Проблема школьной охраны

При этом, по словам Выборного, в законодательство уже вносились изменения, связанные с обеспечением охраны учебных заведений. «Когда мы анализировали причины подобных случаев со стрелками, мы увидели, что на многих объектах вместо профессиональных охранников были бабушки и дедушки. В России много серых охранных организаций, которые де-юре такими не являются, но де-факто исполняют их обязанности, потому что нет начальной цены на охрану – выигрывают тендеры те, кто дает меньшую цену, а не те, кто оказывает качественные услуги. И сейчас уже есть постановление правительства по определению начальной цены», – говорит Выборный.

Кроме того, еще в 2015 г. был принят профстандарт работника по обеспечению охраны объектов образования, напоминает он: «Есть требования к этим людям, контрольные и надзорные органы знают, какой работник должен быть на таком объекте. Этот стандарт в некоторых регионах является обязательным, и тогда там в школах пост охраны с системой видеонаблюдения, сигнализацией, связью с правоохранительными органами, а также профессиональные охранники, которые и физически, и психологически готовы обеспечить безопасность». Однако непонятно, почему такой стандарт до сих пор факультативный, а не обязательный, добавляет депутат. 

Президент Федерации практической стрельбы России Михаил Гущин говорит, что  качественное усиление охраны школ могло бы стать мерой по борьбе со школьными расстрелами. Сейчас, добавил Гущин, охранники в школах чаще всего не опытные ветераны, а слабо вооруженные люди, которые не могут дать реальный отпор.

Срочные меры

Один из законопроектов, вносящих поправки в закон «Об оружии», уже 18 мая Госдума рассмотрит в первом чтении, заявил председатель комитета Госдумы по безопасности Василий Пискарев. Законопроект был внесен в декабре 2020 г. Он устанавливает запрет на хранение юрлицами оружия в помещениях без сигнализации, а также хранение списанного оружия гражданами и юрлицами без уведомления об этом Росгвардии. Лицензия на оружие теперь не будет выдаваться среди прочего тем, кто был два и более раз осужден за совершение преступлений, а также подвергался штрафам за управление автомобилем пьяным (до окончания срока, когда человек считается подвергнутым административному наказанию). Об утрате или хищении оружия его владелец должен сообщить в Росгвардию в течение суток. Лицензия на приобретение оружия и разрешение на хранение оружия аннулируется, если человек отказал должностным лицам, которые следят за оборотом оружия, в доступе к месту хранения оружия для проверки условий хранения и в случае отказа предоставить оружие для досмотра. 

Гущин при этом считает, что в выдаче разрешений на владение оружием правоохранителям нужно делать упор не на справки из диспансеров, а на реальное очное обучение всех людей, которые хотят владеть оружием. Меры по ужесточению продажи оружия он считает избыточными, так как этот вопрос, должен решаться прежде всего правильной работой с людьми. А зампредседателя Всероссийского общества владельцев гражданского оружия Сергей Зайнуллин полагает, что новые нормы вовсе не нужны, надо просто добиться, чтобы работали действующие правила. Он отмечает, что многими журналистскими расследованиями доказано, что люди могут покупать справки о своем психическом здоровье, в то время как именно нарколог и психиатр должны отсекать неадекватных людей.

Главный редактор «Русского охотничьего журнала» Михаил Кречмар считает, что после инцидента в Керчи новых норм в сфере регулирования оборота оружия не было принято потому, что реальных мер для решения этого вопроса законодательным путем просто не существует. «Проблема общемировая, и в России невозможно радикально сократить число случаев неадекватной стрельбы», – полагает он. Российский закон об оружии и так жесткий, медицинские справки можно получать лишь в госучреждениях по месту жительства. Кречмар полагает, что и в этот раз обсуждение мер по ужесточению контроля за оборотом оружия будет спущено на тормозах через пару месяцев.

В подготовке статьи участвовали Константин Гликин и Максим Иванов