Деньги не лечат: к чему ведет реформа здравоохранения

Во внесенном в Госдуму проекте бюджета в 2021 г. предлагается уменьшить федеральные расходы на здравоохранение до 1,1 трлн руб. Это на 162 млрд руб. меньше расходов текущего года. С таким подходом согласны далеко не все. Минздрав доказывал необходимость сохранения финансирования хотя бы на уровне 2020 г. (1,3 трлн руб.), но Минфин был непреклонен, рассказал «Ведомостям» знакомый с ситуацией источник. Некоторые депутаты готовят поправки о повышении на 40% вложений в медицину. «Мы будем настаивать на увеличении расходов на здравоохранение до 6% ВВП», – сказал член комитета Госдумы по охране здоровья Алексей Куринный.

В 2020 г. из-за дополнительных трат в связи с пандемией коронавируса совокупные госрасходы на медицину выросли с 3,5 до 4,1% ВВП. В будущем году ожидается их сокращение до 3,8% ВВП, следует из данных Федерального казначейства и Минфина. По данному показателю Россия занимает 65-е место в мире, уступая многим странам. Например, в 2018 г. расходы на медицину в США составляли 14,3% ВВП, в Германии – 9,5%, в Польше – 4,5%.

Недостаток финансирования приводит к дефициту кадров, повышенной нагрузке на медиков и, самое главное, неравенству в доступе к качественной охране здоровья в разных регионах. Чем беднее регион, тем сложнее получить бесплатную медицинскую помощь и меньше возможностей решить проблему, обратившись в частные клиники. В совокупности эти факторы способствуют повышенной смертности граждан трудоспособного возраста, показало исследование «Ведомостей» (подробнее см. «Как мы считали»).

Антиреформа здравоохранения

Состояние отечественной медицины считают самой важной проблемой 34% жителей России (тот же коронавирус сам по себе беспокоит меньшее число людей – только 20%), показал сентябрьский опрос IPSOS. Детальное исследование компания проводила в 2018 г., и тогда лишь 17% опрошенных сказали, что имеют доступ к лучшей медпомощи (в мире таковых в среднем существенно больше – 45%), 27% сообщили, что получают ее в необходимом объеме. При этом трое из четырех жителей нашей страны заявили что, большинство не имеет доступа к качественному здравоохранению.

Данные IPSOS коррелируют с проведенными в сентябре 2020 г. опросами фонда «Общественное мнение»: 49% уверены, что дела в медицине обстоят плохо, полностью довольны нашей медициной только 10%. Любопытно, что в 1989 г. в СССР всего 10% населения высказывали недовольство качеством медицины (данные ЦСУ СССР).

Полвека назад отечественное – тогда еще советское – здравоохранение действительно служило примером для многих стран. В довольно сжатые по историческим меркам сроки СССР удалось создать почти идеальную для своего времени систему (которую назвали в честь ее организатора Николая Семашко). Суть ее заключалась в следующем: государство берет на себя заботу о здоровье граждан, разворачивает сеть больниц, услугами которых каждый может пользоваться бесплатно. Акцент делался на профилактике заболеваний. Продолжительность жизни населения удалось поднять с 35 лет в начале века до европейских 70 лет к концу 60-х годов. При этом объем финансирования медицины из бюджета был примерно на уровне западных стран: в 1960 г. на здравоохранение СССР выделял 1,6% ВВП, тогда как США – 1,3% ВВП (к 80-м Союз тем не менее уже всерьез отставал от западных стран по уровню вложений).

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) прямо рекомендовала использовать элементы советской модели другим странам. «Модели здравоохранения в мире смешанные, но [в последние десятилетия] проявляется один общий тренд: ряд стран усиливают бюджетное финансирование, а то вообще пытались и до сих пор пытаются идти по пути СССР», – отмечает президент «Лиги пациентов» и член Экспертного совета при правительстве РФ Александр Саверский. Сегодня в ряде европейских государств реализуются советские принципы здравоохранения – бесплатность и всеобщая доступность. Под влиянием отечественной на Западе сформировалась собственная бюджетная система медицины, которую часто именуют моделью Бевериджа (она существует, в частности, в Великобритании, Ирландии, Дании, Италии, Испании).

Россия же с 1990-х годов взяла курс на коммерциализацию медицины. «Сложилась модель, в которой перемешаны фрагменты бюджетной, страховой и рыночной систем. Пациент рассматривается как клиент, которому оказывается услуга, – рассуждает Саверский. – Введение рыночных принципов в здравоохранении делает выгодным наличие больных, а не здоровых людей».

Реформа здравоохранения привела к расслоению граждан в доступе к качественной медицине, что признают 48% россиян, по данным опроса IPSOS. «Это государственно установленное неравенство, именно так его надо сформулировать. У него три корня: привилегированное положение элиты, неравенство регионов и жителей города и деревни, неравенство по доходам», — говорит профессор ВШЭ Василий Власов. По его словам, такое положение негативно влияет на уровень жизни людей: «Там, где сильнее расслоение, меньше удовлетворенность помощью. А главное, оно означает, что какая-то часть граждан оказывается плохо обеспечена ею».

Хроническая недостаточность денег

За первую половину 2020 г. смертность людей трудоспособного возраста в России была на уровне 512 на 100 000 человек, сообщили в Росстате. Это примерно на 4% выше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Существенный «вклад» внесла пандемия. Только за март–август с диагнозом «коронавирус» умерло 17 176 человек (1,7% заразившихся). В России этот показатель лучше, чем во многих странах. Однако на общие показатели смертности повлияла не только эпидемия.

За восемь месяцев этого года в России скончалось на 71 700 человек больше, чем за аналогичный период 2019 г. (данные Росстата). Александр Саверский убежден, что рост смертности обусловлен не только стрессом от самоизоляции и спровоцированными им заболеваниями, но и переносом планового лечения части больных.

«Причина в том, что мы недостаточно профинансировали здравоохранение: не хватило [запаса прочности], то есть кадров, коек и других ресурсов, чтобы обслужить не только пациентов с коронавирусной инфекцией, но и больных другими заболеваниями, нуждавшихся в медпомощи», – пояснила ректор Высшей школы организации и управления здравоохранением (ВШОУЗ) Гузель Улумбекова.

Отечественная медицина хронически недофинансировалась долгие годы. За последние три десятилетия госрасходы на здравоохранение редко превышали 3,5% ВВП.

«Сторонники урезания расходов аргументируют свою позицию тем, что средства вряд ли будут потрачены эффективно, – утверждает Куринный. – Они говорят о черной дыре, о том, что, сколько ни дай, здравоохранению все мало, будто невозможно угнаться за современной наукой, которая делает обследования и лечение все более дорогими». Депутат считает такие представления ложными, поскольку на каждый вложенный в здравоохранение рубль государство получает минимум два в виде предотвращенного ущерба от утраты трудоспособности, инвалидности, раннего ухода людей из жизни.

В России госфинансирование здравоохранения идет в основном из средств Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМС — работодатель перечисляет туда 5,1% зарплаты за каждого сотрудника), а также федерального бюджета и бюджетов регионов. «Через систему страхования много денег не соберешь. Зарплаты падают, а часть платится всерую, минуя налоги. Бюджеты регионов в основном дотационные. Именно поэтому необходима федеральная поддержка», – уверена Улумбекова.

Ситуацию усугубляет то, что здравоохранение передано в полномочия регионов, бюджеты которых сильно различаются и которые порой устанавливают свои правила. «У нас 85 субъектов – и 85 систем здравоохранения, – говорит Саверский. – Разнятся территориальные программы госгарантий, поэтому по-разному поддерживаются одни и те же группы пациентов. Допустим, где-то проводят гемодиализ, а где-то – нет. Люди рвутся в Москву или Санкт-Петербург за медпомощью, причем порой не за высокотехнологичной, а за самой простой».

В «бедных» регионах объемы финансирования медицины заметно уступают «богатым», в первую очередь Москве. «Проблемы финансирования здравоохранения в Москве нет. И у врачей здесь хорошая зарплата», – подтверждает глава профсоюза работников здравоохранения столицы Сергей Ремизов. В итоге врачи едут работать в столичные клиники, тогда как в регионах ощущается нехватка персонала.

В последние годы существенные деньги направлялись на закупку оборудования и оснащение больниц. «Технологически федеральные учреждения реально крутые. Там есть все: и оборудование, и профессура, и они действительно много чего могут», – подчеркивает Саверский.

В то же время во многих малых городах и селах заложенные еще в советское время лечебные центры ветшают. В особенно удручающем состоянии находятся объекты первичного медицинского звена. На начало года из 116 865 проверенных зданий 14% были в аварийном состоянии, а в трети из них отсутствовал даже водопровод, показала проверка Счетной палаты.

Как нехватка финансирования сказывается на смертности

На демографию влияет множество факторов, но многие отмечают прямую связь между показателями смертности и уровнем вложений в здравоохранение. «30% влияния на ожидаемую продолжительность жизни оказывает доступность бесплатной медицинской помощи», – говорит Улумбекова. «Там, где меньше вкладывают в медицину, закономерно выше смертность населения. Это прямая связь», – согласен Куринный.

«Ведомости» сопоставили со среднедушевым уровнем госрасходов на здравоохранение данные Минздрава и Росстата о смертности населения от болезней. В регионах Центрального и Северо-Западного округов наблюдается сильная связь между этими показателями (подробнее см. «Как мы считали»).

Лучше всего с финансированием медицины в 2019 году было на Сахалине, Чукотке и Ненецком АО. Хуже всего в республиках Северного Кавказа (1,4 прожиточных минимума, в среднем по России – 2,1), а также Ивановской и Смоленской областях (1,5). Часто у аутсайдеров по финансированию выше среднего показатели смертности.

Особняком стоят республики Северного Кавказа, где относительно низкие расходы на здравоохранение сочетаются с низкой смертностью взрослых. Отчасти это объясняет относительная молодость населения: если у россиян средний возраст на начало года составил 40 лет, то у жителей Северного Кавказа — 35 лет.

В регионах России (без национальных республик), где вложения были выше среднего по стране (более 2,1), умирало 103 чел. на 10 000, а там, где существенно меньше (ниже 1,5), смертность была в полтора раза выше — 146 чел. на 10 000.

Дефицитная медицина

Ивановская область, как и многие другие регионы европейской части России, — типичный пример того, как высокая смертность сочетается с малым финансированием и недостатком кадров. «У нас в районе нет эндокринологов, урологов. Они приезжают из области и приемы ведут, может быть, раз в неделю или две недели», — рассказывает фельдшер с 15-летним стажем Алексей, работающий в Вичугском районе Ивановской области. Как следствие, людям сложно попасть к узким специалистам. Молодых врачей в районе почти нет, в основном остались пожилые доктора. По мнению Алексея, причина – низкие зарплаты. В итоге некоторые пациенты просто не могут своевременно получить помощь.

В последние годы численность медперсонала в государственном секторе сокращалась, особенно младшего и среднего медперсонала. В 2010 году в подведомственных Минздраву учреждениях врачей было 626 000, а в прошлом году — 552 000 человек, следует из данных Росстата. В среднем звене специалистов стало меньше, чем в 2015 году, на 4% (в первую очередь речь об акушерках и фельдшерах). Особенно пострадало младшее звено медперсонала (медсестры, санитары). Так, в 2015 году младших медиков насчитывалось 599 000 человек, а в 2020 году – 266 000.

Но болеть россияне меньше не стали. Общее старение населения вело как раз к росту заболеваемости. В итоге нагрузка на врачей выросла.

В целом по стране в поликлиниках насчитывается в 1,5 раза меньше врачей первичного звена и почти в 2 раза меньше медсестер по сравнению с установленными Минздравом нормативами, оценивает ВШОУЗ.

Фельдшер ЛОР-приема Ирина из города Грязовец совмещает работу еще в двух фельдшерско-акушерских пунктах, расположенных на расстоянии более 30 км друг от друга. «В некоторые дни принимаю до 50 человек в течение 5–6 часов. Дали указание сверху: количество талонов на прием не ограничивать», – говорит она. Лидер профсоюза медиков «Действие» Андрей Коновал приводит другой пример: «В Люберцах построили новый микрорайон, выросла нагрузка на участковых старых поликлиник, многие не выдержали и ушли. В итоге педиатр вынужден был вести прием с трех участков».

«Перегруженные врачи оказывают худшую помощь, если судить по показателям удовлетворенности [пациентов качеством услуг], выполнению стандартов [лечения]», – подчеркивает Власов. Врач Наталья из Смоленска добавляет: «Чтобы поставить верный диагноз и назначить лечение, доктору необходимо тщательно собрать анамнез. Как это сделать в условиях нехватки времени? В итоге страдает не только качество лечения. Люди просто не хотят проходить регулярные профосмотры, занимаются самолечением, к врачу идут в самом крайнем случае». Медиа-издание «Проект» в недавнем исследовании заметило, что в регионах с высокой смертностью часто наблюдается недостаточная укомплектованность больниц персоналом.

«Ведомости» собрали данные о смертности трудоспособного населения от болезней и количестве заболевших, которое приходится на 1 врача. Больше всего болеющих на 1 врача в 2019 году было в Курганской (401 пациент), Вологодской (333) и Владимирской областях (323). Меньше всего нагружены врачи Кабардино-Балкарии (109) и Северной Осетии (119).

В тех регионах Центральной и Северо-Западного округов, где врачи сильнее нагружены, больше и относительное число умерших (подробнее см. «Как мы считали»). Если учесть средний медицинский персонал, это связь между показателями сильнее.

Перерабатывать врачей заставляют и финансовые условия. «Базовый оклад врачей в государственном секторе в зависимости от региона колеблется от 20 000 до 35 000 руб., среднего медперсонала – от 10 000 до 20 000 руб. Из-за низких базовых ставок медработники трудятся в 1,5–2 раза выше нормы», – отмечает Улумбекова.

Проблема дефицита и перегруженности врачей первичного звена особенно остро ощущается на фоне сокращения стационаров. Как следует из данных Росстата, по сравнению с 1990 г. число больничных коек уменьшилось с 2,03 млн до 1,1 млн.

«Коек по сравнению с европейскими странами было много. Экономичнее становилось лечить больных на дому. Но если на Западе сначала усиливали амбулаторное звено, после чего койки в стационарах отваливались сами, то у нас сделали ровно наоборот: сначала сократили койки. В итоге некоторые врачи и пациенты вынуждены были идти в частный сектор», – отмечает Саверский. За недостаточное применение стационарозамещающих технологий Минздрав ругала и Счетная палата.

С этим связана важная проблема – выхаживание пациентов после операций и слабая связь между больницей и поликлиникой. «Стационар с высококлассными специалистами должен работать интенсивно. Дальнейшую реабилитацию надо осуществлять либо в специально созданных отделениях реабилитации, либо дома под присмотром врачей поликлиник. Но для обслуживания связи поликлиника–больница–поликлиника не хватает врачей первичного звена», – говорит Улумбекова.

В Москве проблему пытаются решить за счет информационных технологий. «Например, хронические больные раньше приходили раз в три месяца за новым рецептом на покупку лекарств. Сейчас это все делается удаленно», – отмечает Ремизов. Он приводит и другой пример – Единую медицинскую информационно-аналитическую систему (ЕМИАС): «Она отчасти связывает стационары с поликлиникой. Уже есть результат в виде единой медицинской электронной карты. Раньше приходилось приносить в поликлинику выписные эпикризы и прочие бумаги. Сейчас система позволяет более детально посмотреть историю, результаты исследований пациента». Но это в Москве, где почти нет очередей в поликлиниках и отлажена система электронной записи. Многие регионы работают, как прежде: пытаться попасть к специалисту приходится порой с боем.

Проблема первичного звена настолько остра, что о ней заговорил президент. «Первичное звено по сути своей – самое близкое к людям, крайне важное для них. Большинство претензий граждан справедливы и обоснованны», – сказал в одном из своих выступлений Владимир Путин. В феврале 2020 г. правительство утвердило принципы модернизации низового звена, на которую в регионы в период 2020–2024 гг. планируется направить 500 млрд руб. из федерального бюджета. Пандемия сместила сроки реализации программы (средства перераспределили на борьбу коронавирусом, говорит Власов). Транш в размере 90 млрд руб. направят только в следующем году.

Быть здоровым того стоит

Недовольные государственной медициной пациенты ищут альтернативы. В 2017 г. 39% обращались в платные отделения госучреждений, 29% – в частные медицинские организации, следует из данных обследования РМЭЗ ВШЭ. Более поздние исследования по этому вопросу ВШЭ не публиковала. Однако рост спроса на платные медуслуги косвенно подтверждается приростом количества частных клиник.

Если в 2010 году в России было 115 частных больничных учреждений, то в 2018 году уже 3897 (34% всех юрлиц, оказывающих медицинские услуги), говорят данные Росстата. В 2010 г. в частном секторе трудилось 5% медработников, в 2018 г. – уже 11%. В 2019 г. в негосударственном секторе работало 29% всех стоматологов, 31% гастроэнтерологов, половина мануальных терапевтов.

В росте платной медицины власти не видят ничего плохого: считается, что пациент должен иметь альтернативу. Однако экспертов тревожит то, что и в государственных учреждениях пациенты начинают рассматриваться как клиенты. «Там официально разрешены платные услуги. Это неправильно. Да, за косметологию, например, или за какие-то особые удобства действительно можно заплатить, но многие пациенты вынуждены платить и за обычные приемы и обследования», – отмечает Улумбекова. Причины могут быть разные: кто-то не хочет или не может ждать приема врача, кого-то система целенаправленно выдавливает в платные отделения.

«Многое зависит от руководителя организации. Есть регламент, когда можно и когда нельзя предлагать платные услуги. Департаменты здравоохранения и контрольные органы следят, чтобы не превышались полномочия», – считает Сергей Ремизов.

«Рост платной медицины означает снижение доступности и качества бесплатной медицины – это частая оценка экспертов», – говорит депутат Куринный. По его мнению, платные услуги зачастую подменяют собой те, что должны предоставляться бесплатно в рамках программы госгарантий. «Люди порой вынуждены платить за то, что они уже заплатили налогами», – согласен Саверский.

В 2018 году 34,5% граждан отказались от обращения за необходимой медицинской помощью, показал опрос Росстата. При этом половина из них лечилась самостоятельно, а 15% указали также, что необходимое лечение могли получить только на платной основе (в 2015 году таких было 11%).

Многие ли россияне могут в принципе позволить себе платное лечение, доля которого все выше? По данным Росстата, рыночная цена пребывания пациента в стационаре в 2019 году была 2037 рублей в сутки. В больнице пациент в среднем 10,8 дней. То есть при обычном по серьезности заболевании только одно пребывание в больнице без лечебных процедур обойдется в 22000 руб. Примерно такого уровня были расходы на государства на одного застрахованного по ОМС – 18 000 руб., следует из данных Минздрава. Чтобы позволить себе это и еще покрыть прожиточный минимум в 11 000 рублей, человек должен иметь доход более 29 000–33 000 рублей в месяц. Однако у 54% граждан доход ниже этого уровня, то есть они физически не могут позволить себе платное лечение, если бы оно полностью было таковым.

«Ведомости» сравнили регионы по уровню свободных средств работающих граждан и смертности населения трудоспособного возраста от болезней. Если не учитывать Северный Кавказ, меньше всего свободных средств было у трудящихся Псковской области и Ивановской области. А больше всего – у жителей ЯМАО, Сахалинской обл. и Санкт-Петербурга.

Чем беднее граждане и чем меньше они могут позволить себе заботиться о здоровье (в частности, обращаться к платным услугам медицины и покупке лекарств), тем хуже это сказывается на здоровье (подробнее см. «Как мы считали»).

«На 85% смертность трудоспособных мужская. Это связано с бедностью, низким уровнем оплаты труда, а еще с трудоголизмом и нарушением условий и режима труда. Если мужчины работают долгие годы без выходных и без отпусков, с нарушением правил охраны труда, отсюда и заболевания и выше смертность», — говорит старший научный сотрудник Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Елена Кочкина. «Бедные действительно вымирают быстрее, если заболевают», – согласна Улумбекова.

Не только в деньгах дело

Как повысить качество здравоохранения, спорят не первый год. Проблему даже закрепили новой поправкой в Конституцию: отметили необходимость «установления единых правовых основ системы здравоохранения».

В течение двух лет реализуется нацпроект «Здравоохранение», который призван устранить кадровый дефицит, расширить профилактику населения, снизить смертность. До конца 2024 г. на эти цели выделено 1,7 трлн руб.

Существенных успехов удалось добиться в снижении детской смертности. Однако значительная часть показателей осталась невыполненной, отмечает академик РАН Абел Аганбегян. Минздрав не смог организовать снижение смертности среди людей трудоспособного возраста: по данным Росстата, в 2019 г. она должна была составить 437 на 100 000 человек, а фактически была 470 на 100 000. Не удалось уменьшить больничную летальность от онкологии, инфарктов, инсультов, повысить число врачей на душу населения, а также укомплектованность и обеспеченность средним медперсоналом.

«Показатели нацпроектов зачастую не выполняются потому, что государство выделяет недостаточно средств либо средства тратятся не очень эффективно. Программы часто существуют сами по себе, а организация и механизмы их реализации слабые», – отмечает Аганбегян. На эту проблему обратила внимание и Счетная палата в своем отчете, отметив недостаточную увязку нацпроекта с другими госпрограммами.

Ключевой вопрос – финансирование, согласен депутат Куринный: «Если мы изначально закладываем меньше необходимого, то эффекта не будет. Чтобы сохранять современный уровень здравоохранения, ВОЗ рекомендует минимально допустимый порог госрасходов в 6–7% ВВП». Расходы на здравоохранение необходимо увеличить минимум в 1,5 раза, считает Улумбекова.

«В здравоохранение на протяжении последних 25 лет идет 10% бюджета. Это максимум, что может позволить себе страна, – возражает директор Института экономики здравоохранения НИУ ВШЭ Лариса Попович. – Бюджет – это то, что доступно для расходов, вопрос просто в его величине. Если повышать одно, то придется забирать у другого. В этом году мы жертвуем экономикой ради медицины, но ведь без нее не будет и второго». В 2019 году и первой половине 2020 года на медицину потратили 10% консолидированного бюджета. По данным ОЭСР, в Европе эти расходы 16%, в Латинской Америке – 12%. «Когда говорят о повышении расходов на здравоохранение, первое, что я хочу спросить: а вы уверены, что деньги не тратятся впустую?» — рассуждает ученая.

Эффективность управления здравоохранением действительно разнится по регионам. В Сахалинской области расходы на медицину в 2,5 раза выше среднего по России, однако умерших от болезней людей трудоспособного возраста там больше, чем в среднем по стране. В Свердловской области, одном из немногих недотационных регионов, в здравоохранение тоже вкладывают больше, чем в среднем по стране. Но, например, от ишемии там умирает 14% заболевших, тогда как в целом по России – 5%. В Курской области при среднероссийском уровне финансирования и количестве врачей подозрительно мало зарегистрированных больных, но умирает там 18% от всех заболевших (в основном от ишемий и инсультов).

Необходима инвентаризация всех выделяемых средств и меры повышения эффективности их использования, в чем помогли бы наработки европейских стран и ВОЗ, считает Попович: «В каждом субъекте Федерации свои тактики. Но в любом случае это перераспределение полномочий между врачами, изменение пирамиды направления расходов на лекарства, концентрация ресурсов и изменение логистики».

Повысить качество управления медициной помогли бы не только зарубежный, но и отечественный опыт. Сразу несколько собеседников «Ведомостей» сошлись во мнении, что необходим хотя бы частичный возврат к системе планирования. «Ключевое в планировании – ответственность исполнителей за выполнение показателей, которой сейчас явно недостаточно», – говорит Аганбегян. По его мнению, управление должно быть более централизованным: в государственном секторе здравоохранения — директивные методы, а в частном – индикативные [рекомендательные].

«Алгоритм [планирования] может быть таким. Сначала оценка потребности населения: кто чем болеет, в какой форме, что необходимо для лечения. Потом планирование ресурсов: кадры, лекарства, оборудование. Система планирования позволит понять, что, скажем, больных туберкулезом в конкретном регионе столько-то, значит, понадобится столько-то средств [и такие-то меры] для их лечения. Благодаря планированию удастся повысить эффективность расходов», – объясняет Саверский.

Необходимо пересмотреть принципы и переломить тенденцию коммерциализации здравоохранения, считает профессор ВШЭ Власов: «Медицина будущего – это система бесплатная в точке доступа». Акцент должен быть сделан на предупреждении и профилактику заболеваний, а для этого нужен легкий свободный доступ к первичному звену, в частности к своему семейному (участковому) врачу, говорит профессор.

«Сейчас системе выгодно лечение больных. Платить же надо за здоровье, то есть чтобы оценка качества здравоохранения исходили из того, насколько люди здоровы. От этого нужно выстраивать показатели KPI [ключевые показатели эффективности] руководства», – считает Саверский.

«Но главное – сначала надо определиться, какое здравоохранение мы все-таки строим, [то есть] кто должен лечить больного, — говорит Попович. — Чтобы не было, как в «Алисе в Стране чудес»: нам все равно, куда идти, лишь бы куда-нибудь попасть».