Пытливая гласность

В современной России продолжают пытать. «Мемориал» много раз писал о пытках: Санкт-Петербург, Сургут, Чита, Хасавюрт. По подсчетам РБК, на каждые 44 сообщения от российских заключенных о насилии со стороны сотрудников колоний или СИЗО приходится лишь одно возбужденное уголовное дело. На самом деле соотношение хуже, ведь о многих случаях пыток никогда и никому не сообщается.

Романтическая открытость

На заре девяностых российские телевизионщики изобрели «Ютуб». По центральному телевидению выходила простая и гениальная передача (слово «шоу» телевидение еще не знало): прохожие с улицы заходили в помещение и говорили на камеру все, что они думали. Назывался проект «Будка гласности». Обычные люди по разные стороны экрана смеялись и плакали вместе. Невиданный для СССР интерактив сделал передачу сверхпопулярной. Одна проблема: создатели «Будки гласности» перепутали гласность и свободу слова, навеки запутав в этом и россиян. Помогли дискредитировать российскую гласность и сатирики (стендаперов еще не изобрели), изобличавшие половинчатые горбачевские реформы. Словом, гласность осталась для многих, кто жил тогда, нелепо-романтичной приметой времени вроде спирта «Рояль», пирамиды «МММ» или песен группы «Комбинация».

Институциональный смысл гласности – максимальная открытость, прозрачность деятельности государственных и правоохранительных органов. Гласное судопроизводство гарантировано российской Конституцией. Гласность работает, когда постановления суда об аресте или обыске не могут быть вынесены задним числом. Гласность работает, когда трудовых мигрантов не могут держать в отделении милиции годами, бесконечно продлевая им «15 суток» за несуществующие провинности.

Гласность работает, когда в тюрьмах и СИЗО не пытают. В 2019 г. «Медуза» совместно с Комитетом против пыток сделала серию роликов под названием «Русская школа йоги», где известные артисты привлекали внимание к страшному явлению иносказательно, гротескно-спокойно, отчего делается еще страшнее.

Правозащитник поневоле

Зураба Цечоева, экономиста из Ингушетии, правозащитная деятельность нашла сама. В 2004 г. неизвестные похитили его брата, Тамерлана Цечоева; в начале нулевых он занимался общественной деятельностью в Чечне и Ингушетии, имел контакты с разными политическими силами, в том числе не всегда лояльными России. Если вообразить, что некто хотел бы расправиться с фигурантами первой и второй Чеченских войн (не боевиков, с боевиками давно расправились; речь о лицах, так или иначе принимавших участие в становлении независимой Чечни), Тамерлан Цечоев обязательно попал бы в черный список. Вместе с ним был также похищен Рашид Оздоев, помощник прокурора по надзору за деятельностью ФСБ. Допущенные силовиками правонарушения он выявлял и сообщал о них в Генеральную прокуратуру, доводил до сведения депутата Госдумы от Ингушетии; в поле его надзорной деятельности попадали также произвольные задержания, пытки и внесудебные казни.

В ходе расследования этих похищений достоянием следствия стало признательное письмо сотрудника ФСБ, некоего И. О. Это письмо было адресовано прокуратуре Ингушетии. Офицер ФСБ заявил, что он работал под командованием генерала С. К. в подразделении, состоящем из пяти человек. Цель группы состояла в том, чтобы арестовывать пять человек каждую неделю. В ходе спецопераций, которые проводились ночью, сотрудники ФСБ использовали камуфляжную форму, маски и поддельные документы. После задержания человека доставляли в помещение штаба ФСБ, где его пытали и убивали. Несмотря на это письмо, уголовные дела о похищении Оздоева и Тамерлана Цечоева не увенчались приговорами: не были найдены виновные.

Помогая добиться справедливости и отстоять брата, Зураб Цечоев сам освоил ремесло правозащитника. Он вместе с родственниками других похищенных, в том числе отцом Рашида Оздоева, учредил центр «Машр», занимавшийся защитой прав человека в Ингушетии (похищениям россиян посвящена наша предыдущая статья). В центре несколько юристов работали с похищенными и несправедливо осужденными ингушами. Дел хватало: за время независимости Ингушской Республики в регионе было похищено не менее 200 человек. Зураб совмещал правозащитную деятельность с наполнением сайта портала «Машр». Редакторская, по сути, деятельность стоила ему впоследствии здоровья.

Подвал, каким его запомнил Зураб

По словам Зураба Цечоева, 25 июля 2008 г. его похитили из дома в станице Троицкой и привезли в подвал одной из силовых структур, где вынуждали признаться, что он отправил список имен сотрудников ФСБ на сайт Ingushetia.org. Его избивали пять часов, от удушения он был близок к потере сознания. Цечоеву также угрожали, что изнасилуют его, снимут это на видео и опубликуют запись.

Они создали полную иллюзию того, что сделают: принесли камеру, какую-то палку;  стянули с пленника одежду (сам раздеться он не мог, руки были связаны за спиной скотчем) и имитировали то, что может произойти дальше. Но увидев, что на Цечоева это не действует, прекратили запугивание. В тот же день Цечоева отпустили. Он обратился к врачу – ему диагностировали закрытую черепно-мозговую травму, перелом ноги, синяки и гематомы по всему телу.

Зураб Цечоев рассказывает, что в аналогичных ситуациях выжить не доводилось никому. Почему же ему посчастливилось? Возможно, судьба. Но могла повлиять и его репутация: об исчезновении ингушского правозащитника, известного в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ), тем же утром сообщили в московский «Мемориал». Тот, в свою очередь, связался с Европарламентом, а Европарламент незамедлительно, минуя бюрократические проволочки, обратился в МИД России. О взаимодействиях «высших сфер» Зураб узнал уже постфактум.

Дело о его избиении сначала возбудил Следственный комитет, затем его передали в военную прокуратуру – ведь именно она расследует преступления приравненных к военнослужащим сотрудников ФСБ. Однако и у военных следователей дело кончилось ничем: виновные не были найдены.

А правда, были ли у следствия хоть какие-то зацепки? Может, дело настолько запутано, что и нет оснований винить силовиков? За день до похищения, 24 июля 2008 г., на сайте Ingushetia.org, которым занимался Зураб, появился список должностных лиц ФСБ, якобы причастных к исчезновению людей в Ингушетии. Само похищение, по словам Цечоева, происходило «с помпой»: силовики и не думали скрываться. Они приехали на нескольких машинах, «Газели» и БТР, перекрыли улицу, не давая соседям высунуться, не то что выйти. Все они были с закрытыми лицами, но экипировка выдавала сотрудников спецведомства: каски-сферы, щиты, бронежилеты, какие-то спецавтоматы.

Зураб хорошо запомнил подвал, в котором его пытали. Он представлял собой переоборудованный под застенок подземный гараж. В небольшом Магасе таких больших гаражей, по мнению много лет прожившего там Цечоева, всего два: один под президентским дворцом, другой – под зданием ФСБ. Однако провести там следственный эксперимент органы следствия отказались, сославшись на режим секретности.

Ставшие очевидцами задержания соседи описали следствию внешность похитителей. Но это не помогло, да и могло ли помочь? Аналогичный случай произошел в деле о похищении Оздоева и Тамерлана Цечоева. Некий представитель ФСБ рассказал в приватной беседе всю правду о похищении отцу Оздоева. Тот записал разговор на диктофон и принес запись следователям, однако ее так и не удалось приобщить к делу: сначала не было переводчика с ингушского, затем на экспертизе размагнитился диск…

Обычная практика

Дело Зураба Цечоева коммуницировано ЕСПЧ и ждет решения. Он настаивает на нарушении статей 3 (запрещение пыток), 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), 8 (право на уважение частной и семейной жизни) и 13 (право на эффективное средство правовой защиты) Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Примечательно, что власти России не стали оспаривать факт пыток. Правительство России, отвечая на вопрос, можно ли расценить такое обращение как бесчеловечное, не стало спорить ни по фактам, ни по их интерпретации. «Власти просто сказали, что поднимаемые в деле Цечоева вопросы являются давно установленной практикой, т. е. молчаливо согласились с нашей позицией», – заявляет юрист Марина Агальцова, которая представляет интересы Зураба Цечоева.

«Обычной практике» российских правоохранительных органов посвящено такое количество жалоб россиян в ЕСПЧ, столько решений страсбургского суда, что упомянуть их в одной статье не представляется возможным. Решения ЕСПЧ Зураб Цечоев ждет во французском Бордо, где живет с 2015 г. Еще дома, в 2012 г., ему пришлось начать диализ. За границей ему трансплантировали почку. Перенесший трансплантацию должен пожизненно снижать иммунитет – искусственно, чтобы новый орган не был отторгнут организмом. Конечно, образ жизни при таком иммунитете меняется круто: на иммуносупрессорах и обычная простуда станет за коронавирус. Однако дух Цечоева по-прежнему крепок: он отказывается от мирового соглашения с правительством России (предложили 56 000 евро в обмен на отказ от претензий) и ведет судебное дело к победному концу, несмотря ни на какие препятствия.

Материал подготовлен совместно с правозащитным центром «Мемориал»