Виктория Абрамченко: «Регионам дополнительный контроль не нужен»

Вице-премьер Виктория Абрамченко – о том, нужно ли регулировать цены на продукты, как наладить переработку мусора и с какими претензиями Россия пойдет в суд ВТО
Вице-премьер Виктория Абрамченко/ Евгений Разумный / Ведомости

Виктория Абрамченко отвечает в правительстве за агропромышленный комплекс, экологические программы и продовольственный рынок, использование природных ресурсов. Недавно за вице-премьерами закрепили еще и кураторство конкретных федеральных округов, и коренной сибирячке Абрамченко достался Сибирский округ. По словам вице-премьера, в Сибири много нерешенных сельскохозяйственных и экологических вопросов, с которыми ей предстоит разбираться вместе с региональными властями.

А в целом в стране сейчас накопилось много проблем, которые заставляют Абрамченко говорить не просто об эффективных, но еще и о справедливых решениях. Аграрии столкнулись с непомерным ростом цен на минеральные удобрения, экспортеры нуждаются в защите от излишеств трансграничного углеродного регулирования в ЕС, крупные компании не хотят платить за переработку и утилизацию отходов. И так во многих сферах, подведомственных Абрамченко. В интервью «Ведомостям» она рассказывает о том, как правительство отвечает на вызовы, о стратегиях развития и тактических мерах.

– Что входит в круг ваших обязанностей как куратора Сибирского федерального округа?

– Кураторы будут заниматься всеми вопросами социально-экономического развития своего региона – от поддержки малого бизнеса до создания новых рабочих мест. Сибирь мне досталась, наверное, потому, что я сибирячка, и потому, что в Сибири много и сельскохозяйственных вопросов, и экологических вопросов, в том числе связанных с недропользованием и заготовкой и переработкой древесины.

– Как будут оценивать эффективность работы?

– По делам. Председатель правительства Михаил Мишустин четко обозначил задачи. Это повышение инвестиционной привлекательности, социальное развитие, эффективность расходов бюджета, отвечают ли траты запросам людей.

– То есть больше контроля будет?

– Нет. Не нужен регионам дополнительный контроль. Федеральный центр должен помогать и транслировать главные управленческие решения, вопросы стратегического планирования. И если я вижу где-то лучшую практику, я ею делюсь. А не заставляю наступать на грабли, на которые уже наступали в других регионах. С нашего «этажа» просто лучше видно, как стратегически будем добиваться результатов. В том числе исполнения национальных целей.

– Правительство 19 июля представило президенту 42 инициативы, на основе которых сформирована стратегия социально-экономического развития России до 2030 г. Какие проекты вошли в нее от экологического блока?

– Всего было сформировано и отобрано четыре проекта. Первый называется «Экономика замкнутого цикла», его бюджет – 10,6 млрд руб. Дело в том, что в рамках нацпроекта «Экология» и федерального проекта комплексного обращения с твердыми коммунальными отходами (ТКО) решается только проблема бытового мусора. Но ТКО накапливается в стране на порядок меньше, чем промышленных отходов. Если первых – 60 млн т в год, то вторых – 8 млрд т. Их формируют все – от недропользователей до сельхозпредприятий. Это чудовищная цифра. Для решения проблемы нужно придерживаться принципов экономики замкнутого цикла. Это широкий круг инструментов системы обращения с любыми отходами.

Виктория Абрамченко

Заместитель председателя правительства России
Родилась в 1975 г. в Черногорске (Хакасия). Окончила Красноярский государственный аграрный университет и Российскую академию государственной службы при президенте РФ
1998
работала в Рос­комземе, в 2000 г. – в ФГУ «Земельная кадастровая палата», с 2001 по 2005 г. – в Росземкадастре и Роснедвижимости
2005
работала в Минэкономразвития, в том числе заместителем директора департамента недвижимости
2011
заместитель руководителя Росреестра
2012
директор департамента земельной политики, имущественных отношений и госсобственности Минсельхоза
2015
статс-секретарь – заместитель министра сельского хозяйства
2016
заместитель министра экономического развития – руководитель Росреестра
2020
с 21 января заместитель председателя правительства России

Новые комплексные объекты обработки, утилизации, сортировки мусора сегодня фактически уже создаются по принципам экономики замкнутого цикла. Эта инициатива поможет решить сразу несколько ключевых задач. Во-первых, четко описать в законодательстве, что такое вторичные материальные ресурсы (ВМР) и побочные продукты производства, что даст возможность регулировать эту сферу.

Во-вторых, необходимо, как это уже сделал Евросоюз, запретить производство трудноизвлекаемых и трудноперерабатываемых видов упаковки, таких как цветной пластик и пластиковая посуда. И третье – предусмотреть меры экономического стимулирования, чтобы разные отрасли промышленности принимали ВМР в оборот, сокращая потребление первичного сырья. Это можно сделать, например, в сельском хозяйстве, строительстве (в том числе автодорог), сфере благоустройства. До 2030 г. показатель повторного использования ВМР может достигнуть в этих сферах 50%. Кроме того, есть планы создать 12 экотехнопарков под разные виды ВМР по всей стране. Российский экологический оператор (РЭО) сегодня уже ищет площадки для этого и ведет переговоры с регионами.

Вторая инициатива из экологического блока – «Генеральная уборка» с бюджетом в 20 млрд руб. Уборка планируется и на суше, и на море. Нам предстоит избавиться от затопленных кораблей, брошенных промышленных площадок, опасных нефтегазовых скважин и т. д. Таких объектов в России в первом приближении мы насчитали около 29 000. Но инвентаризация еще не закончена, их точное количество будет известно к 2022 г. Также нам нужно создать систему, которая позволит пресечь появление новых объектов подобного рода. И мы к этому движемся. К примеру, 15 июля на заседании правительства были одобрены поправки в действующее законодательство, запрещающие затапливать корабли и предписывающие их утилизацию. Нарушителям грозит штраф до 20 млн руб. Примерно столько и стоит поднять и утилизировать судно на средних глубинах.

– Но эти требования ведь не касаются внутренних водных путей?

– Да, речь пока только о морских акваториях. Сегодня в Северном бассейне, например, уже есть сформировавшийся рынок – там выгодно поднимать корабли и сдавать их на металлолом. Но на Дальнем Востоке такого рынка еще нет. Камчатский губернатор Владимир Солодов уже заявил, что готов создать такую отрасль, есть заинтересованные предприниматели. Рынок большой – в дальневосточных акваториях затоплено больше 250 кораблей, которые требуют подъема. Почему этим нужно заниматься сегодня именно в морских акваториях? Потому что кладбище кораблей тормозит программу развития прибрежной части портовых городов – мешает туризму, судоходству, строительству гидротехнических сооружений. Государство будет помогать с этим: субсидировать подъем кораблей, в рамках инициативы на это заложено более 1 млрд руб.

Третья инициатива – «Политика низкоуглеродного развития» с бюджетом 10,9 млрд руб. Она связана с созданием системы учета выбросов и поглощений парниковых газов, сети карбоновых полигонов и системы торговли углеродными единицами.

Четвертая инициатива связана с геологией, ее бюджет около 30 млрд руб.

И пятая, уже не связанная с экологией, – «Аграрная наука – шаг в будущее развитие АПК» с бюджетом 6,2 млрд руб. Там два направления. В части растениеводства – селекция и семеноводство, создание системы прослеживаемости по всем семенам, их паспортизация. Будем создавать цепочку от разработки сортов и гибридов растений до масштабирования и коммерческого использования в виде пакетных решений. Почему нас опережают конкуренты, такие как Monsanto? Они как раз предоставляют пакетные решения. К конкретному сорту или гибриду прилагаются свои средства защиты растений, пестициды, агрохимикаты и агротехнологии. При этом производители берут на себя обязательства гарантированной урожайности. У нас нет этой цепочки, надо ее создать. Второе направление – работа с проведением геномных и постгеномных исследований и паспортизация сельскохозяйственных животных.

– Когда можно ждать эффекта на этих направлениях?

– Первые результаты планируются в 2024 г. Выход на целевые цифры – до 2030-го. Увеличение продуктивности, увеличение урожайности, новые отечественные сорта и гибриды, отечественная племенная продукция.

«Наша задача – не дать своих в обиду»

– Бизнес обеспокоен климатической повесткой, особенно трансграничным углеродным налогом в ЕС. Что делает правительство, чтобы защитить российских предпринимателей?

– Действительно, трансграничный налог, который Евросоюз планирует ввести с 2026 г., вызывает обеспокоенность и бизнеса, и правительства. В первую очередь вызывает вопросы соответствие такого режима правилам ВТО. Кроме того, не соответствует подходам, предусмотренным Парижским соглашением, тот факт, что ЕС не учитывает поглощение парниковых газов лесами и другими экосистемами.

Потому свою позицию мы формируем в полной координации с бизнесом, вырабатываем долгосрочные решения, направленные на защиту нашего экспорта. Необходимо, чтобы учитывались все климатические проекты, связанные не только со снижением выбросов, но и с увеличением поглощения СО2. Ведь Парижское соглашение подписывалось для того, чтобы температура на планете не повышалась более полутора градусов к концу столетия. А не для того, чтобы так компенсировать расходы на экологическую модернизацию предприятий в Евросоюзе.

– Недавно в Минэкономразвития «Ведомостям» сказали, что готовы инициировать спор в суде ВТО по поводу несправедливости трансграничного углеродного регулирования (ТУР). Надо ли это?

– Нам придется пойти в ВТО, потому что введение ТУРа входит в прямое противоречие с ее нормами. И конечно, многие участники ВТО готовы оспаривать это решение, и Минэкономразвития готовится к этому.

– О чем еще Россия намерена заявить в Глазго в ноябре на международной конференции по климату?

– Формулируем позицию по лесу. Хотим увеличить срок реализации климатических проектов в бореальных лесах до 40 лет. Тропические леса действительно растут быстро, и реализация климатических проектов в тропическом лесу возможна в течение 10–20 лет. А бореальный лес находится на пике поглощения углерода лишь к 40 годам.

– Сегодня предприятия вырубают на порядок больше лесов, чем высаживают.

– Да, мы отстаем по лесовосстановлению примерно на 450 000 га ежегодно. А накопили за все время активных экономических реформ в новейшей истории России уже 35 млн га. Столько леса нам нужно восстанавливать. Тут государству надо будет (и это тоже у нас есть в планах и реализуется в рамках нацпроекта «Экология») готовить питомники для того, чтобы переходить к умному лесовосстановлению: применять саженцы с закрытой корневой системой и обязательно – агроуходы.

Мы хотим сделать такие климатические проекты интересными для бизнеса, причем не обязательно тем компаниям, кто вырубает лес, а абсолютно всем эмитентам СО2. Здесь будет два направления: земли лесного фонда, которым требуется лесовосстановление, и земли сельхозназначения, которые заросли за годы реформ. Как раз этот лес на землях сельхозназначения самого лучшего возраста – на пике поглощения СО2. Эти земли наиболее интересны сегодня бизнесу для реализации лесоклиматических проектов.

– То есть пряником, а не кнутом хотите действовать?

– Пока мы говорим о мягком регулировании. Для нас это абсолютно новое направление. В РФ никогда не было нормативных актов, регулирующих климатическую повестку или выбросы парниковых газов. Были меры по энергоэффективности, отдельные решения по энергопереходу. И этим все ограничилось. Теперь принимается комплексное регулирование. Оно состоит из принятого недавно федерального закона по ограничению выбросов парниковых газов и внесенного в правительство проекта по проведению эксперимента [созданию системы регулирования выбросов СО2] на Сахалине.

Третье – это Стратегия развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 г., которая будет отвечать амбициозным задачам, поставленным президентом. Президент сказал, что нужно к 2050 г. сократить объем чистой эмиссии парниковых газов в России до параметров лучших, чем в ЕС. А Евросоюз, я напомню, обещает к этому времени стать углеродно нейтральным.

– Какой вам представляется национальная система торговли квотами на выбросы: нужно ли копировать крупнейшую сегодня европейскую систему?

– В рамках той системы, которую мы создаем в РФ, компании смогут реализовать климатические проекты, зачитывать себе так называемые углеродные единицы, продавать их на открытом рынке.

Квоты – хороший, но дополнительный инструмент, при помощи которого государство становится участником процесса сокращения выбросов, определяя целевой (предельно допустимый) уровень выбросов. Как вы знаете, такой инструмент успешно используется в сфере ограничения выбросов загрязняющих веществ.

Однако введение квот целесообразно после того, как будет создана система учета выбросов парниковых газов. Кроме того, нужно найти баланс, когда квоты помогают снижать выбросы, а не становятся просто инструментом возложения дополнительного финансового бремени для участников рынка. Такая система будет протестирована в рамках проведения эксперимента на Сахалине.

– Это пока кажется больше научными исследованиями.

– Лет 5–7 назад мы всерьез не рассматривали цифровые валюты, считая их научной фантастикой. А сегодня государства всерьез говорят о введении национальных цифровых валют. Примерно то же самое происходило с криптовалютами. Сегодня мы уже погружены в климатическую повестку, она создает такую новую сущность, как углеродная единица, и кто-то должен за нее заплатить. Очевидно, что заплатят основные эмитенты СО2.

Наша задача – не дать своих в обиду и доказать, что Россия – донор планеты [в части поглощения углекислого газа]. Только надо правильно посчитать и верифицировать эти данные за рубежом.

– Когда заработает система экологического мониторинга? Будет ли она включать мониторинг вечной мерзлоты?

– Мониторинг вечной мерзлоты будет присутствовать в обязательном порядке. Проблема в площади для такого мониторинга – чтобы ее покрыть, нужно построить большое число наземных станций, а это очень дорого. Поэтому мы сфокусировались на двух направлениях. Первое – развитие существующей сети Росгидромета и ее модернизации в зоне вечной мерзлоты. Второе – спутниковый мониторинг. Уже есть алгоритмы, которые позволяют оценивать те же самые параметры [что передают наземные станции], только через данные дистанционного зондирования Земли. По большой системе экомониторинга концепция утверждена, определены основные направления и архитектура. Над техническим заданием и отдельным федеральным проектом в рамках нацпроекта «Экология» завершает работу Минприроды. На первом этапе в большой системе мониторинга мы сосредоточимся на мониторинге состояния атмосферного воздуха. Данные в систему будут поступать со специальных датчиков и постов Росгидромета, а обрабатываться – силами сотрудников уполномоченных федеральных органов исполнительной власти. Аналитическая информация будет выдаваться онлайн почти в таком же режиме, как сегодня поступают данные от МЧС.

Большая система экомониторинга должна быть создана к 2024 г. Подсистема по воздуху будет полностью введена в эксплуатацию в 2023 г.

«В этом году будут объявлены долгосрочные меры регулирования отрасли удобрений»

– В середине июля вы провели совещание с производителями удобрений. Какие проблемы решит фиксация цен на их продукцию?

– Впервые мы начали обсуждать вопрос о фиксации цен в конце прошлого года. Споры были жаркими. Сейчас мы разговариваем уже спокойно, научились слышать друг друга.

Нам необходимо решить две задачи. Первая – краткосрочная, тактическая: закупить необходимый объем удобрений на озимый и яровой сев по фиксированным ценам. Для этого, по оценкам Минсельхоза, нужно около 3,5 млн т удобрений. Именно столько сельхозпредприятиям необходимо закупить по фиксированной цене, чтобы без сюрпризов завершить сельскохозяйственный год.

Вторая задача – системная. Мы договорились с первым вице-премьером Андреем Белоусовым о необходимости принятия долгосрочных экономических мер, чтобы не зависеть от колебания цен на минудобрения на глобальных рынках. Сейчас коллеги из профильных министерств – Минпромторга, Минсельхоза, Минэкономразвития, – а также ФАС завершают формирование так называемого показателя доступности минудобрений. Это будет индикативный показатель, который позволит гибко регулировать для внутреннего рынка цену на удобрения. Сегодня их необходимо около 4,5 млн т в год на сельскохозяйственные нужды, дальше эта цифра будет расти. К 2025 г. нужно будет вносить 8,2 млн т, чтобы приблизиться к научно обоснованным объемам и выполнить показатели по экспорту и доктрине продовольственной безопасности.

Поэтому нужно переходить на долгосрочные контракты, развивать инфраструктуру для хранения минудобрений, а также максимально убирать из цепочки поставок посредников.

– Источники «Ведомостей» говорят, что сегодня в правительстве обсуждаются «биржевые механизмы» регулирования отрасли. Так ли это?

– Действительно, коллеги из ФАС предлагают активнее развивать биржевую торговлю удобрениями. Но пока мы не чувствуем, что инструменты биржевой торговли смогут удержать цены на внутреннем рынке. Поэтому в этом году будут объявлены долгосрочные системные меры регулирования отрасли удобрений, упакованные в конкретные нормативные акты.

– Когда вы говорите о показателе доступности удобрений, то имеете в виду физическую или финансовую доступность?

– Финансовую. Будет оцениваться состояние мирового рынка минудобрений и рынка продовольствия и через сложную формулу выводиться индекс доступности удобрений для внутреннего рынка. Эта формула должна быть гибкой и фиксировать для внутреннего рынка цены в адекватном для сельхозтоваропроизводителей виде.

– То есть формула будет завязана на стоимости самой сельхозпродукции?

– Это вещи связанные. Вносишь в почву минеральные удобрения – получаешь урожайность. Есть урожайность с гарантированным объемом продукции – есть и экспортная выручка.

– Насколько сложившаяся ситуация справедлива по отношению к сельхозпроизводителям? Для них ввели экспортные пошлины, заключены ценовые соглашения и т. д., при этом цена удобрений выросла на десятки процентов.

– Ситуация несправедливая, но есть существенный нюанс. Когда мы принимали решение по демпферной пошлине на зерно, то договорились, что собранные деньги вернутся сельхозпроизводителям. За время действия пошлины бюджет получил больше 15 млрд руб., и эти деньги вернутся растениеводам. Сейчас первый правовой акт о возврате этих денег в виде субсидий мы готовим с Минсельхозом.

Очень важно, что эти деньги не забрали и не распределили на какие-то другие цели внутри бюджета, а отдали тем, кто вырастил зерно. Решение о [введении демпфера на зерновые] было принято не с целью перераспределять прибыль, а чтобы сдержать цены на зерно для животноводов, хлебопеков и мукомолов в России.

«Отказаться от исторического принципа распределения квот на вылов»

– В рыбопромышленном комплексе тоже намечается реформа. Но, по нашим данным, проведение крабовых аукционов и аукционов по инвестквотам не вошло в финальную версию стратегии социально-экономического развития. Почему?

– Да, инициатива не вошла в стратегию, поскольку она относится к текущей деятельности ведомств.

Суть предложений заключалась в том, чтобы постепенно отказаться от исторического принципа распределения квот на вылов и распределять основные валютоемкие водные биологические ресурсы (краба, минтая, треску и проч.) конкурентным способом, [это позволит] сделать отрасль прозрачной и современной, модернизировать ее.

Но реформа на этом не останавливается. Вскоре будут подготовлены нормативные документы о проведении второй части крабовых аукционов по реализации оставшихся 50% исторических квот на вылов.

[Мы исходим из того, что] те, кто принял участие в первом этапе реформы, не должны пострадать. Эти люди пришли по правилам, которые обозначило государство: со своими инвестициями в строительство судов и прибрежной инфраструктуры. Для них определенный объем [квот на вылов], рассчитанный строго по графику инвестиционного цикла для первого этапа реформы, должен быть сохранен – историческая часть квоты. С учетом этого правила и готовится вторая часть реформы.

«Цены у производителя и на полках в рознице сильно отличаются»

– В последнее время наметилась неожиданная тенденция – госрегулирование цен на продукты питания. Такого мы не видели со времен СССР. Будет ли такая практика применять и дальше?

– С этим действительно надо заканчивать. Как только успокоятся мировые рынки, уйдет непредсказуемость, думаю, что стабильность на внутреннем агропродовольственном рынке вернется. Конечно, регулирование цен – это чрезвычайная мера, которая была принята правительством, и вдолгую этим заниматься никто не хочет.

Федеральный закон [о госрегулировании цен на социально значимые товары] позволяет правительству заморозить цены в случае, если в течение 60 дней на определенные виды социальных товаров они повышаются на 10% и больше. По отдельным позициям срок заморозки может составить до 90 дней. Но мы таким правом еще не пользовались.

– Недавно Минпромторг заявил, что хочет заставить подешеветь овощи.

– Дело в том, что в ряде регионов торговая надбавка очень высокая, из-за чего цены у производителя и на полках в рознице сильно отличаются. Минпромторг именно этот сюжет и берет в проработку. Речь шла о том, что торговые сети должны снижать цены вместе с производителями. А производители сегодня уже начали это делать – цена на морковь неделя к неделе упала на 5% (речь идет о неделе с 12 по 18 июля. – «Ведомости»). Но здесь не работают рыночные механизмы. Это штабная работа федеральных органов исполнительной власти вместе с социально ответственным бизнесом, вместе с профильными ассоциациями.

– В 2019 г. остро встала проблема завоза в Россию санкционной продукции из стран ЕАЭС. Этой проблемой занимались Россельхознадзор и Минсельхоз. Что удалось сделать и довольны ли вы результатом?

– Есть некоторая тенденция к снижению завоза санкционной продукции. У нас нет границ с ЕАЭС, но мы можем выставить свои посты – не таможенные, а Россельхознадзора. В рамках диалога, например, с белорусскими партнерами, в частности с белорусским вице-премьером Александром Субботиным, мы такие меры отрабатывали.

Нам известно, каким образом под так называемые товары прикрытия поставщики маскируют санкционку. Этот профиль риска товаров прикрытия ФТС и Россельхознадзор передали нашим партнерам в Белоруссии.

«Экологический сбор должен поступать в федеральный бюджет»

– Расширенная ответственность производителей (РОП) – это большая дополнительная финансовая нагрузка для реального сектора экономики. Как считаете?

– Мы изучали этот вопрос. Смотрели, кто из производителей не хочет работать по принципу «загрязнитель платит». И оказалось, что транснациональные корпорации, которые в ЕС и других частях света исполняют этот принцип, в России почему-то делать этого не хотят.

Когда мы обсуждали концепцию РОП с представителями Минсельхоза, Минпромторга, объединениями производителей продуктов, упаковщиков и ритейлеров, то разгорелась дискуссия по поводу того, кто же должен быть исполнителем РОП – производитель упаковки или производитель товара в этой упаковке? В итоге было принято коллегиальное решение, что все-таки производитель товаров. Потому что ему будет легче управлять процессом и влиять на производителя упаковки, чтобы она становилась дешевле и экологичнее.

Мы также убрали все лазейки – всю несамостоятельную утилизацию через посредников. Мы сказали: «Легитимен только прямой договор с утилизатором, а мы уже проверим, как он выполняет его условия». Норматив утилизации по упаковке мы постепенно повышаем. РОП действует в стране уже четыре года. При этом по отдельным направлениям – например, макулатура и картон – все утилизируется, а по другим вообще ничего не происходит.

С населения в год собирают примерно 190 млрд руб. платежей за обращение с ТКО (вывоз, утилизацию и проч.), а бизнес платит всего 3 млрд руб. с небольшим экологического сбора. И при этом за четыре года практически не создал мощностей по утилизации и переработке отходов. Поэтому мы за справедливость.

– Возможное повышение цен из-за РОП, о котором говорят производители, – это манипуляция или нет?

– Новое нормативное регулирование почти всегда оценивается бизнесом негативно, нам начинают говорить о диком росте издержек. Но когда мы начинаем эти издержки предметно анализировать, оказывается, что это не так. Когда работали над концепцией в прошлом году, Минэкономразвития вместе с аналитиками просчитывали влияние новой РОП на цены. Дополнительный вклад в потребительскую инфляцию максимум 0,1–0,2 процентного пункта.

– Есть ли понимание, куда пойдут средства от платежей по РОП? Получит ли что-то из них «Ростех», «дочка» которого, «РТ-инвест», намерена строить мусоросжигательные заводы?

– В первую очередь они пойдут на создание мощностей по сортировке отходов, их обезвреживанию, извлечению полезных фракций. Ответ на вопрос, получит ли их «Ростех», очень простой. Мы в первую очередь должны создать мощности по сортировке и по извлечению полезных фракций из ТКО. И только потом думать о том, что делать с остающимися хвостами (остатки, не подлежащие переработке. – «Ведомости»). Ведь экономика замкнутого цикла предполагает извлечение из мусора всех полезных фракций, чтобы снизить объем захоронения или создания РДФ-топлива (топливо из отходов, оставшихся после сортировки мусора. – «Ведомости»).

– Почему все, и вы тоже, так ополчились на мусоросжигательные заводы «Ростеха»? Что не так с проектом?

– В концепции строительства мусоросжигательных заводов, которая была представлена «Ростехом» в правительство, два ключевых недостатка. Первый – она никак не адаптирована и не согласована с регионами, где планируется размещение этих объектов. И второе – это очень дорогой проект стоимостью 1,4 трлн руб.

Мы все это обсудили с профильными ведомствами и с руководством «Ростеха», я объяснила свою точку зрения, теперь коллеги дорабатывают концепцию.

– Вы поддерживаете идею сделать РЭО единым оператором фонда РОП?

– Нет. Считаю, что экологический сбор должен поступать в федеральный бюджет. А средства бюджета, которые формируются за счет экологических платежей (всевозможных штрафов, сборов и т. п.), теперь будут «окрашены», для того чтобы их можно было направлять только на экологические нужды. Поэтому средствами РОП распоряжается Минприроды. Эти деньги доводятся до регионов под уже проработанные, готовые экопроекты. Часть средств напрямую направляется РЭО. Например, в этом году впервые выделили РЭО 6,2 млрд руб., чтобы инвесторы получали деньги под 3% годовых на создание новых мощностей по обращению с отходами. Уже отобраны конкретные проекты.

– Мы изучили, на что эти деньги будут потрачены. И удивились, что в Ленинградской области планируется построить новые мусорные полигоны. Не странно это?

– Современные комплексы, которые создаются, к примеру, в Московской области, – это и сортировка, и утилизация, и производство техногрунта. Это не только захоронение и размещение отходов, это весь комплекс. Но все равно остаются мусорные хвосты, которые где-то нужно размещать. Для этого нужны современные полигоны, оснащенные системой фильтрации и газоотведения. К 2030 г. мы должны сократить объем захоронений вдвое.

– Так, может, лучше все же строить вместо полигонов мусоросжигательные заводы, установив им самые жесткие экологические требования?

– Энергетическая утилизация отходов может осуществляться не только на мусоросжигательных заводах, но и, например, на цементных. Вы считаете, что сжигание – это лучше, чем полигон, кто-то считает, что хуже. Есть те, кто против и полигонов, и сжигания. Но нельзя опираться только на эмоции. Дело же в создании комплексной системы и в том, что экономически и экологически эффективно сработает именно для нашей страны. С учетом логистики, географии формирования отходов.

– Можно ли приблизиться к 100%-ной переработке мусора?

– Выше 60% не получится. Столько сегодня сортируется и перерабатывается в самых передовых с экологической точки зрения странах. Именно поэтому ни одна страна в мире не смогла отказаться от использования полигонов и заводов по сжиганию.

«Предпринимателям нужно прийти в Минпромторг за поддержкой»

– Нужна ли России госкорпорация по экспорту круглого леса?

– Президент однозначно высказался: в 2022 г. никакого экспорта кругляка. Чтобы исполнить поручение, не навредив занятым в этой отрасли, нужно было посчитать, сколько предприятий может пострадать из-за такого решения. И здесь цифры Минвостокразвития, Минприроды, Рослесхоза и Минпромторга начали сильно отличаться.

Министерство промышленности буквально за несколько месяцев разработало для этих предприятий меры поддержки. Задействовали фонд развития промышленности. Пока за поддержкой обратилось 25 предприятий, пять из них – из Дальневосточного федерального округа (ДФО).

Так что те предприятия, которые хотели выйти из тени и заняться переработкой леса вместо заготовки кругляка, это начали делать.

Теперь давайте посчитаем, сколько кругляка с Дальнего Востока уезжает. Это примерно 4,7 млн кубометров в год. При этом мощности по переработке леса в ДФО недозагружены на 3 млн кубов. И нужно пристроить еще 1,7 млн кубометров. Возникает вопрос: можно ли развить мощности до целевого значения? Да, можно. Их можно направлять на новые мощности – например, пеллетные производства для экспорта продукции. Предпринимателям нужно прийти в Минпромторг за поддержкой на развитие этого направления бизнеса. Мы также готовы дать субсидию на перевозку [кругляка до предприятий по переработке] – такое поручение я дала в конце июня на совещании в Чите.

Мы готовы дать субсидию на перевозку внутри ДФО, а также из ДФО в Сибирский федеральный округ, который готов забрать на переработку даже больший объем, чем 1,7 млн кубометров.

– Сейчас действует запрет на вывоз из страны хвойных пород, ценных лиственных пород необработанного леса. Имеет ли смысл расширить его на все породы деревьев?

– Промышленники нас убеждали, что спроса со стороны Китая на березу нет. Не так давно мы были в Забайкальском крае. И на пункте пропуска Забайкальск – Маньчжурия на наших глазах по железной дороге ехал в Китай состав с красивым березовым кряжем. То есть березовый кряж нам, что, в стране не нужен? Поэтому дополнительно поручила проработать запрет на вывоз кругляка других пород, в том числе березы.

– С 1 июля 2021 г. изменились правила внесения данных в ЛесЕГАИС. Что изменилось и выполняют ли участники рынка новые требования?

– Есть процедура [отслеживания движения древесины] от делянки до границы или производства готовой продукции внутри страны. Цель была в том, чтобы зафиксировать все точки по цепочке движения. По факту в ЛесЕГАИС у нас была только делянка и затем точка на границе и плохо работающие алгоритмы для взаимодействия между Рослесхозом и таможней. Сейчас настраивается нормальное взаимодействие между этими ведомствами. Теперь в системе Рослесхоза, а также в федеральной системе ЛесЕГАИС фиксируются все точки: лесные склады, места заготовки, места переработки и государственная граница в качестве последней мили. Сейчас все эти точки – больше 50 000 – появились в системе. Следующее, что нужно сделать, – электронным сопроводительным документом между точками этой бизнес-процедуры показывать перемещение конкретной партии древесины. Это то, что мы должны сделать со всеми крупными лесопромышленниками уже осенью 2021 г. и посмотреть в пилотном варианте, как это работает.