Янис Варуфакис: «Я чувствовал на своих плечах ответственность за весь мир»

Мне довелось освещать в печати все пять месяцев короткого, но бурного пребывания Яниса Варуфакиса на посту министра финансов. Главное впечатление – в этом человеке есть что-то киношное. Его одежда подчеркивает образ бунтаря, неотъемлемая деталь которого – кожаная куртка. Его приезды на совещания кабинета министров на мотоцикле кажутся слегка постановочными. Умные метафоры вроде «финансовое утопление» о дотациях ЕС или сравнение евро со строчкой песни Hotel California «В любой момент вы можете выписаться, но никогда не сможете уехать» оставляют впечатление хорошо заученного текста. Словом, он как будто играет главную роль в полнометражном фильме «Жизнь и приключения Яниса Варуфакиса».

Вот почему я нисколько не удивился, когда в не по сезону жаркий афинский день Варуфакис пришел в ресторан на встречу со мной в эффектно наброшенном красном шарфе. Он явно не мерз, зато шарф отлично дополнял мотоциклетный шлем, который он небрежно нес в левой руке, правой что-то набивая в смартфоне с металлическим корпусом.

Ко мне Варуфакис, похоже, тоже относился несколько настороженно. Может быть, это пошло со времен его презрительного комментирования моих статей в Twitter – как-то он прошелся по поводу «сомнительных высказываний» в одном моем «довольно непристойном» материале. А может быть, меня смущает пренебрежительный тон его ответов на мои вопросы на пресс-конференциях. Или дело в его высказываниях обо мне в частных беседах, о содержании которых мне позже рассказали их участники.

Отношения настолько были плохи, что в разгар греческого кризиса местная пресса разродилась чем-то вроде кустарного анализа нашего воображаемого противостояния, даже несмотря на то что мы по большому счету и знакомы-то были весьма шапочно. «Интернет-перебранка Варуфакиса и Питера Шпигеля в виде злобных твитов», – гласил заголовок одного греческого сайта в мае прошлого года.

В ноябре, пару месяцев спустя после отставки Варуфакиса, я снова отправился в командировку в Афины и решил заключить мир, пригласив его выпить кофе в старинном районе Плака. Идея вроде сработала: Варуфакис вел себя тепло и дружелюбно. Его коротко стриженные волосы казались чуть более отросшими, чем обычно, но Варуфакис был расслаблен и держался накоротке.

17 Restaurant-Bar, в котором мы встречаемся в этот раз, весьма непрост. Белоснежные скатерти, золотые портьеры, зал на первом этаже здания довоенной постройки в двух шагах от центробанка и в пешей доступности от парламента. Дорогой ресторан – странный выбор для человека, которого обвиняют в том, что он «шампанский социалист», т. е. ратует за политическую систему, ограничивающую доходы, при этом купаясь в роскоши. Так Варуфакиса прозвали после того, как в разгар кризиса в Paris Match появились фотографии его богато обставленной квартиры в Афинах. Что ответит на это человек, который сам себя называет «непоследовательным марксистом»? Варуфакис бурчит, что место встречи назначил его помощник: «Я выбрал другой ресторан, весьма красивый. Хотелось бы, чтобы мы пообедали там. Но увы, по понедельникам он не работает. А я совсем это запамятовал».

В январе прошлого года Варуфакис стал министром финансов, в июле покинул этот пост и вернулся к чтению лекций в вузах разных стран. Кроме того, он консультирует партии левого толка (например, лейбористскую партию Великобритании) и пытается раскрутить DiEM25 (движение «Демократия в Европе – 2025»). Но главный повод нашей встречи – вышедшая несколько недель назад книга And the Weak Suffer What They Must? Название цитирует «Историю Пелопонесской войны» Фукидида: «Сильные делают то, что могут, а слабые терпят то, что должны». Я начал читать ее по диагонали, полагая, что это будет рассказ о бурных днях руководства Варуфакиса министерством. Но на поверку книга оказалась рассуждением о золотом стандарте и причинах отказа от него, главным героем ее неожиданно оказался Пол Волкер, а критический разбор кризиса еврозоны является на удивление каноничным.

«Я написал добрые две трети книги, прежде чем узнал, что буду втянут в политику. Ход повествования был грубо прерван известными событиями, – объясняет Варуфакис. – Но нужно, чтобы рябь от событий успокоилась – по крайней мере у меня в голове. Я пока не решил, как писать книгу о том времени».

Мы еще не заказали еду, но я зверски голоден, так что поглощаю оливки и питу с тарамасалатой. Варуфакис не притрагивается к еде. Я спрашиваю его о постоянно циркулирующих слухах, что он намерен вернуться в большую политику. Тема заметно портит ему настроение.

Он пускается в мрачные воспоминания о последних месяцах на посту министра, когда премьер Алексис Ципрас отстранил его от переговоров с Еврогруппой и подписал соглашение о получении третьего пакета помощи на 86 млрд евро. «У меня недоставало полномочий, чтобы делать то, что считал нужным, и в то же время я чувствовал на своих плечах ответственность за весь мир. Это постоянный источник стресса, – жалуется Варуфакис. – Для меня многое изменилось, когда премьер-министр [в апреле согласился на жесткие условия получения помощи от других стран ЕС]. Господь Бог, ангелы его и боги Олимпа, объединив усилия, не могли бы их выполнить. А услышанные мной аргументы звучали совершенно бессмысленно – вроде того, что это часть подразумеваемого компромисса и что мы сможем реструктурировать долги».

Варуфакис признается, что уже 27 апреля написал заявление об отставке. Но не показал его Ципрасу, потому что хотел быть рядом с премьер-министром в тот момент, когда дела пойдут хуже некуда. Дата мне кажется знакомой. Точно: в тот день все отметили, что Варуфакис выглядел крайне раздраженным. 27 апреля я написал статью, что Ципрас перетасовал команду переговорщиков, отодвинув Варуфакиса на второй план. Тот потратил недели, доказывая, что публикации такого рода – ложь и никто не покушался на его ведущую роль. А теперь выясняется, что его полномочия настолько урезали, что он готов был подать в отставку.

Я соображаю, что в пылу обсуждения мы так пока ничего и не заказали, и душу гневную отповедь в зародыше. Вместо этого достаю экземпляр последней книги Варуфакиса и открываю на странице, где он пишет о своей работе в правительстве. Мол, у Ципраса было три варианта стратегии: согласие с условиями кредиторов ради облегчения долгового бремени, смертельный номер с выходом из еврозоны или же кампания неподчинения эдиктам Брюсселя и Франкфурта. Сторонником последней был Варуфакис.

Его логика мне непонятна. Греция могла некоторое время поартачиться – но потом у нее закончились бы деньги, она пережила бы крупнейший дефолт в мировой истории и вылетела из зоны евро. Но Варуфакис уверяет, что кредиторы блефовали: даже если бы Греция допустила дефолт по всем долгам без исключения, председатель ЕЦБ Марио Драги никогда бы не отпустил ее из еврозоны. Кредиторы вернулись бы за стол переговоров.

«Чтобы добиться этого, нужно вести себя так, будто мы не играем в игру «кто первый струсит», – рассуждает Варуфакис. Игра заключается в том, что два водителя несутся друг другу в лоб, кто первый испугался и свернул – тот и проиграл. «[Мы могли] зажмурить глаза и переть вперед, пусть они делают все, что хотят», – заключает Варуфакис. Мне удивительно слышать его откровения. Чиновники ЕС долго спекулировали на тему, что он с дьявольским упорством тащит Грецию в пропасть. На мой взгляд, политика балансирования на грани фола – прямой путь к катастрофе. Я отнюдь не считаю, что кредиторы блефовали. Я знаю, что они готовились к выходу Греции из зоны евро. В конце концов Ципрас согласился на их условия. Варуфакис до сих пор уверен, что это было непозволительной слабостью: «Я видел, что он дает слабину. Но что может сделать один человек, особенно если широкая общественность не в курсе происходящего? Выйдете ли вы из строя вон и пойдете ли против вашего премьер-министра?»

Наконец-то к нам подходит официант, чтобы принять заказ. Варуфакис выбирает салат из семги и креветок, но мне советует поесть как следует. Греция всегда привлекала меня рыбной кухней. Заказываю рыбный суп и пасту орзо с морепродуктами. Обменявшись с официантом парой фраз по-гречески насчет вина, Варуфакис сообщает, что заказал два бокала местного шардоне. «Меня заинтересовало вино с острова Санторини, из древнейшего в мире сорта винограда, который продолжает возделываться», – говорит Варуфакис, но, увы, как раз этой бутылки в погребе ресторана не оказалось.

Я возвращаюсь к расспросам о его отношениях с Ципрасом. Не чувствует ли он себя преданным? «Вы прямо сняли вопрос у меня с языка. Прежде всего, у меня никогда не было ощущения, что лично меня предали... Позвольте мне быть откровенным, насколько это возможно. Я чувствовал, что перед нами открывается окно возможностей. Весьма небольшое окно, но мы им не воспользовались. Это было... – тут он мешкает, подбирая слова. – Это было разочарование. Оно, и ничего другого. Всего лишь разочарование...»

Нам приносят вино. Мы чокаемся, и я чувствую, что пришло время задавать еще более неудобные вопросы. Рассказываю, как перед поездкой в Афины говорил брюссельским чиновникам, что планирую пообедать с Варуфакисом. Многие закатывали глаза и ругались по поводу финансового и экономического урона, который нанесли его действия Греции. Афины только начали оправляться после того, как в 2014 г. оказались на грани краха, а потом их снова пришлось спасать от банкротства. Экономика только стала восстанавливаться, а потом снова свалилась в рецессию. Кое-кто даже считает, что просчеты Варуфакиса обошлись Греции в десятки миллиардов евро.

«Это никуда не годная алгебра», – парирует Варуфакис. Предоставленные во имя спасения Греции деньги – это всего лишь подмена старых долгов новыми. Местные банки по-прежнему нуждаются в докапитализации на миллиарды евро. Восстановление экономики было миражом. Тот факт, что до его прихода в правительство Греция могла занимать на долговом рынке, нельзя считать признаком устойчивости экономики. Это была политическая сделка, чтобы помочь находящейся у власти партии. Он ни в чем не раскаивается.

Мне приносят обжигающе горячий суп. Варуфакис советует мне уделить еде все внимание. В ответ я интересуюсь, почему же его так ненавидят в Брюсселе? «Потому что я выводил их на чистую воду, – разъясняет он. – Послушайте, Питер, я понимаю, почему они так испугались. Я называл их некомпетентными – а они такими и были».

Я, как могу дипломатично, объясняю, что его самонадеянность бесила всех коллег – даже тех, кто считался союзником. Не было ли это дурной тактикой для переговоров? «Нет. Все это началось ближе к концу, – вспоминает он. – Человек, так себя ведущий с первых дней, – имбецил. Я недаром опубликовал на своем сайте мою первую речь [на встрече с министрами финансов еврозоны] – я хотел показать, что поначалу я был скромным, смиренным... а вы [европейцы] играли все жестче и жестче – так ведь?»

Разгоряченный нашим разговором, он доказывает, что Еврокомиссия и еврокомиссар по экономическим и финансовым вопросам Пьер Московиси, бывший министр финансов Франции, просто обиделись на его наглость: «Как вы знаете, Питер, комиссии больше не существует. Ей не раз затыкали рот и унижали прямо на моих глазах. Не раз». Я не удивляюсь такому заявлению. Немецкие чиновники едва скрывали свое раздражение мягкостью комиссии по отношению к Греции. Но тут Варуфакис меня удивляет, заговорив по собственной воле об одном из самых обсуждаемых происшествий времен его работы в правительстве – ссоре с Йеруном Дейсселблумом, главой Еврогруппы на переговорах, когда грек отказывался от переговоров и ставил под сомнение полномочия Еврогруппы. «Это было не столкновение между мной и Дейсселблумом, а конфликт между Московиси и Дейсселблумом, – откровенничает Варуфакис. – Я не раз становился свидетелем, как [Московиси] просто унижали».

Тем временем подают основные блюда. Вместо простого салата Варуфакис обнаруживает перед собой груду латука, увенчанную крупными кусками подкопченной семги и криво воткнутой королевской креветкой. Он явно сбит с толку и с нервным смехом отшучивается: «Я-то надеялся на что-то попроще...»

Максимально спокойно я довожу до его сведения, что не только европейские бюрократы говорят о нем гадости, но и работавшие с ними греки не отстают в неприязни. Это касается даже бывших коллег из Афинского университета.

Интересную историю рассказывали мне люди, близкие к Яннису Стурнарасу, ставшему министром финансов Греции в 2012 г., а сейчас возглавляющему греческий ЦБ. Одно время Яннис и Янис вместе работали в Афинском университете, и Стурнарас продвигал, как только мог, Варуфакиса, невзирая на неприязнь к нему остальных сотрудников. Он аргументировал это красивыми словами, что такому небольшому форпосту нужны великие люди, чтобы добиться признания. Яннис и Янис стали близкими друзьями, их жены часто общались. Но хорошим отношениям пришел конец, когда Варуфакис одним из первых известных экономистов высказался за то, чтобы снять Стурнараса с поста министра финансов. Рассказавшие мне эту историю закончили моралью, что Варуфакис ставит собственное эго и известность куда выше, нежели близкую дружбу.

Но тот остается невозмутим и замечает, что расхождения со Стурнарасом объясняются не личными, а политическими мотивами: «Мне он нравился, и это было взаимно, мы отлично проводили время вместе в выходные и все прочее». Но в его речи тут и там проскальзывают негативные сравнения. Стурнарас работал в университете всего пару дней в неделю, а Варуфакис – по 10 часов в день. Стурнарас позволял себе подрабатывать консультантом. «Я возглавил кафедру, а ему это не удалось». Варуфакис задается вопросом, а можно ли считать этичным переход из минфина в центробанк накануне очередных выборов. «Но я не высказывал никакой критики в его адрес», – заключает Варуфакис так, как будто прямо перед этим пел бывшему другу сплошные дифирамбы.

Мы просим кофе, и беседа заходит о нынешнем политическом проекте Варуфакиса – DiEM25. Название переводится как движение «Демократия в Европе – 2025». Цель – сделать ЕС более подотчетным электорату. Я замечаю, что его критика ЕС роднит его с британскими евроскептиками. Варуфакис соглашается – мол, он лучший друг Норману Ламонту, ратующему за выход его страны из ЕС. Разница между ними в том, что Варуфакис скорее склонен вылечить ЕС, нежели покинуть его. Но верны ли слухи, что он пытается создать и возглавить панъевропейскую политическую партию левого толка? «У меня нет ни малейшего представления, чем дело закончится, – говорит Варуфакис. – Может, провалится с громким треском, как все благие начинания. Давайте будем честны: жизнь заканчивается смертью. Все мы знаем это. Но это же не повод не жить, правда?»

Перевел Антон Осипов