«Главное, чтобы наша земля у нас была». Абхазия на фоне политического кризиса

Я провел в Сухуме несколько дней на фоне уже третьего за 10 лет (после 2014 и 2020 гг.) кризиса власти в республике. Это произошло после того, как в ночь на 19 ноября президент Аслан Бжания подал в отставку по итогам соглашения с оппозицией, 15 ноября захватившей правительственный комплекс в столице.

Поводом для волнений, окончившихся резкой сменой руководства частично признанной страны, стала подготовка к подписанию инвестиционного соглашения с Москвой о преференциях для российских лиц при вложениях в объекты туротрасли. Соглашение, критиковавшееся оппозицией как не отвечающее интересам зарабатывающих туризмом абхазов, в итоге было отозвано.

До 19 февраля в Абхазии должны пройти президентские выборы, с датой ЦИК определится в ближайшую неделю. На них пойдет Бжания, а круг его оппонентов пока не ясен. Они говорят об амбициях только намеками.

«Всю Абхазию скупят, и как тогда жить будет»

Утро 19 ноября – дня, когда Бжания уже ушел в отставку. Регулярное сообщение электропоездов от российского Адлера до Гагры запущено в июле 2023 г. Большие пассажирские поезда, следующие изредка, через день, возят чумазые советские тепловозы. От Сухума и до Гагры советская контактная сеть пока мертва, хотя Абхазские железные дороги обещают запустить электропоезда и прямо до Сухума в 2025 г. От таможенного поста, как и 10 лет назад, – изредка мертвые советские дома отдыха в стиле модернизма и ампира. Они перемежаются со вполне живыми гостиницами, частью новопостроенными.

В Гагре советский вокзал в стиле сталинского ампира не функционирует уже больше 30 лет. На «вечном» советском асфальте с ракушечником, который требуется менять разве что раз в полвека, скучают таксисты. В «Ласточке» лишь полтора десятка пассажиров. Мне предлагают доехать за 5000 руб., но потом представленный «сухумцем» парень лет 25 соглашается за 3000 р. Его зовут Роланд – как героя старофранцузского эпоса. На Кавказе любят звучные имена, даже если они чужие. Роланд на праворульной «Тойоте» (их здесь неожиданно много) комментирует антураж Гагры.

«Скучно, сезон кончился, туристов нет. Тут никаких волнений не было. Это все в Сухуме разбираются, политика, тут тихо: народ свадьбы играет. Заработали за сезон, что делать? Жениться», – говорит Роланд. Продавщица в пристанционном ларьке тоже жалуется на скуку и вялую торговлю, но при этом и на свадебную суматоху: «Вчера свадьба, послезавтра еще одна, потом еще две будет».

Роланд, взяв у меня, отвыкшего в России от налички, купюры, признается, что «своих» подбирает за 300–500 руб. и с попутчиками «в сезон» цена была бы и для меня ниже. Мы летим под проливным дождем до Сухума по трассе. То прямой, то петляющей на серпантинах. Роланд делится своим видением политической обстановки в республике и инвестиционного соглашения с Россией, теперь отложенного.

«Главное, чтобы наша земля у нас была. Два олигарха придут, всю Абхазию скупят... как тогда жить? Если Бжанию переизберут, плохо будет – значит, он поймет, что люди его одобряют, его планы отдать нашу землю, и он дожмет. А нам нечем будет зарабатывать. Я почти в ноль работаю: орехи, мандарины собираю, вожу тут», – говорит молодой абхаз.

Перспектива того, что отдых в республике станет более комфортным и доступным, с возможностью выбора, и россиян сюда поедет больше, ему не кажется убедительной, скорее – пугающей.

Трасса гладкая, восстановлена с российской помощью. Роланд заверяет меня в любви к России и называет «другом». Он мельком отмечает, что не хотел бы наплыва из-за пределов республики неабхазов, чтобы они жили тут постоянно и имели в собственности недвижимость. Мой водитель пытается заверить, что намеки на иждивенческую модель экономики неверны.

«По факту все российские деньги, что приходят к нам, обратно в Россию уходят: продукты, стройматериалы, мы в Сочи отдыхать ездим – неделю побыл, три месяца работы ушло. Понимаешь, друг? Нам-то особо и не остается ничего, так что мы не у вас на содержании тут. А что у нас есть – мандарины, вино, пиво, море, горы. Они наши», – подчеркивает Роланд.

Дорога, которая в поезде занимает четыре часа, у Роланда уложилась в полтора. Подъезжаем к Сухуму.

«Вот этот мост, Гумистинский, когда протесты были, перекрыли – все встало тут», – напоминает Роланд о действиях демонстрантов, протестовавших против инвестсоглашения и задержаний своих сторонников, 12 ноября.

Мост – стратегический, в республике его зовут «главным» для столицы: через него идет поток грузов и пассажиров из Сочи. У моста – мемориал памяти абхазов, участвовавших в войне с Грузией и погибших в боях на этой точке в марте и в сентябре 1993 г. «Вечная слава героям» – написано по-абхазски и по-русски.

Многоэтажки. Часть с облезшими кусками краски и следами от пуль, некоторые покрашены.

«Вот в конце лета наконец покрасили. Так лучше», – одобрительно кивает Роланд.

Мы проезжаем через Новый Сухум – район советских панелек. Многие дома до сих пор зияют дырами от снарядов или пустыми глазницами окон. Во многих из ныне пустующих квартир жили грузины, которые составляли 45% из полумиллионного населения советской автономии до 1992–1993 гг., или 230 000 человек. Абхазы тогда были этническим меньшинством. Теперь они доминируют в республике – их 124 000 из 243 000.

«Мы больше не хотим быть меньшинством у себя дома. Сейчас нас все устраивает», – мельком напоминает Роланд, рассуждая о событиях прошедшей войны.

При этом и в полумертвых многоэтажках живут люди – некоторые окна застеклены. Ближе к вокзалу город принимает более цивилизованные черты. Заброшенных и полузаброшенных домов меньше. Попадается даже современный общественный транспорт: помимо маршруток и пазиков – троллейбусы Энгельсского завода «Тролза» 2000-х гг. То есть все-таки возможность восстановить и контактную сеть на железной дороге вполне реальна.

Но вокзал столицы частично признанной республики остается закрытым, площадь перед ним – запущена. На ней так же, как и в Гагре, скучают таксисты и наперебой предлагают подвезти. У обшарпанного вокзала есть признаки начала реконструкции – новые стекла. Внутри – голый бетон, советский декор уничтожен. Завершится ли реконструкция успешно – пока неясно.

«Тогда еще мебель разбили»

Один из лидеров оппозиции Абхазии, Адгур Ардзинба, в 16.00 мск 19 ноября заявил об окончании «острой фазы политического кризиса имени экс-президента Аслана Бжании».

События происходили у парламента и президентской администрации, находящихся в одном здании, за углом друг от друга, у моря. При этом огромное строение Совмина Абхазской АССР пустует уже 30 лет, и сейчас его пустые глазницы окон завешаны огромным полупрозрачным транспарантом, говорящим о годовщине независимости. В центре немало плакатов и с первым президентом, покойным Владиславом Ардзинбой, – в честь годовщины грузино-абхазской войны, которую тут зовут отечественной. По центру прохаживаются редкие российские туристы, в том числе с детьми.

По состоянию на 17.00 мск 19 ноября около здания правительственного комплекса в Сухуме уже никого не было, кроме нескольких военнослужащих службы государственной охраны Абхазии. Они с некоторой неуверенностью прохаживались по вверенной им территории. Не мешают ни мне, ни другим россиянам фотографировать вывороченные секции забора. Одиозный забор по большей части уже снесен, часть секций стоит, часть деформирована во время штурма, часть сложена в аккуратные штабели.

На КПП у шлагбаума, где не было никаких ворот, казалось бы, и нужно было «прорываться» протестующим, а не ломать ограду. Как мне пояснила в приемной парламента пожилая приветливая женщина, депутаты, утвердив и. о. президента Бадра Гунбу и отставку президента Бжании, разошлись полутора часами ранее. Женщина вместе со своей коллегой предложили кофе и мандарины. В парламент к своему удивлению я зашел совершенно беспрепятственно. На входе – развороченный турникет-«вертушка» и сиротливая рамка металлоискателя.

«Опять поломали тут, но поменьше, чем в 2020 г. Тогда еще мебель разбили. Хотя вот турникет так же сломали», – пояснила женщина, подавая мне кофе. На вопрос, почему протестующие пошли «штурмовать» комплекс, а не через КПП, обе женщины с улыбкой пожали плечами.

«Но вот в 2020-м году не было забора», – продолжаю я. «Ну вот теперь и забор не помог», – говорят они. Сотрудницы надеются, что скоро жизнь в правительственном комплексе войдет в привычную колею.

Охранник, скучающий на стоянке, отказался называть свое имя. С легким подозрением спросил, кто я. Узнав, что журналист «из России», и сказав, что «вчера вот ваших много было», больше вопросов не имел, но разговорчивей не стал: «Все теперь как раньше будет, только без забора. Все спокойно».

Он нехотя отвечал на вопросы о прошедших событиях. По его словам, от протестующих «тысячи две точно были» – в целом солидная «толпа» для небольшой республики.

– Не противодействовали?

Человек в военной форме криво ухмыльнулся. На вопрос, как встретиться с депутатами – Кварчией, Гицбой и другими, решающими вопросы о процедурах транзита власти в республике, – он посоветовал зайти с утра: «пока они не разошлись по своим делам».

«Выдвижение Бжании отнюдь не очевидно»

Следующим утром я так же практически беспрепятственно попадаю в здание парламента. Но оказывается, что Кварчиа только что был и уже уходит. Бородатые мужчины в кожаных куртках у входа решаются мне помочь и начинают свистеть депутату.

Однако вместо него удалось «высвистеть» депутата Инара Гицбу – приветливого молодого человека, какое-то время занимавшего пост посла по особым поручениям МИДа республики. Теперь этот мужчина с аккуратной бородкой, пиджаком, надетым на водолазку, – член комитета по государственно-правовой политике, ответственного в том числе и за начинающийся транзит власти. Гицба ежится в водолазке под пиджаком. Мне в рубашке жарко, но для местных плюс 19 – прохладно.

Гицба проводит меня практически беспрепятственно в здание парламента, где убирают последствия «штурма». Единственное напоминание о формальностях – на второй день девушка из приемной заполнила мне бумажный пропуск, который я оставил человеку в форме на проходной. Что внутри?.. В «аквариуме» бухгалтерии выбито стекло, женщина подметает осколки. В кабинете у Гицбы сорваны жалюзи, за которые он просит извинения, но каких-то ярких примет разгрома не видно.

Как и Ардзинба позже (см. его интервью на сайте «Ведомостей» от 21 ноября), Гицба подчеркнул, что «никогда у нас власть не отгораживалась заборами». «Думаю, оставим часть как монумент, назидание всем, кто у власти. А остатки отдадим кому нужно – у нас уже погранслужба запрашивала. В хозяйстве пригодится», – говорит депутат. При этом он упирает на то, что с Бжанией договорились «цивилизованно» и политический кризис завершился.

Он подтверждает, что наиболее вероятной датой досрочных выборов президента является 19 февраля. Перебирает возможных претендентов на этот пост, хотя пока никто не анонсировал свое выдвижение, кроме экс-президента Бжании. При этом Гицба говорит, что и его выдвижение «отнюдь не очевидно».

А вот «очевидно», по его словам, то, что выдвинется лидер АНД Ардзинба. «Хотя он прямо не заявлял, но это логическое следствие его политической карьеры и деятельности», – говорит депутат. Из вероятных претендентов он также упоминает депутата Кварчиа, который был вторым наиболее заметным действующим лицом во время протестов и занятия правительственного комплекса.

«Мы помним, что и действующий министр иностранных дел Сергей Шамба был кандидатом в президенты, министр внутренних дел бывший Леонид Дзяпшба. Это те личности политические, которые могут всплыть как кандидаты», – указал Гицба, добавив, что, по его мнению, сейчас в окружении Бжании и Анкваба идут дискуссии, как и кого выдвинуть от своей группы.

При этом и Ардзинба, и Кварчиа позже в разговорах с корреспондентом «Ведомостей» уклонились от прямого ответа на вопрос о намерении баллотироваться, отметив лишь, что пойдут, «если народ позовет».

Говоря о причинах протестов против инвестиционного соглашения, Гицба, как и многие другие в Абхазии, включая Ардзинбу и Кварчиа, напоминает мне о «фобиях» и «эмоциональных опасениях» абхазов, связанных с их положением меньшинства в советское время. Второй же причиной он называет их «бесполезность» для абхазского государства – при освобождении инвесторов «даже от НДС», при том что действующий закон для преференциальных инвесторов позволяет им работать до окупаемости проекта или не более восьми лет.

Гицба говорит, что среди его коллег есть идея «перепланировать» систему государственной власти в пользу больших полномочий для парламента, чтобы не допустить еще одного политического кризиса ввиду чересчур сильной, вопреки абхазским традициям, исполнительной власти – президента. Вечером следующего дня, 20 ноября, появляется «манифест о реформах», подписанный рядом абхазских действующих и бывших депутатов и общественных деятелей – о необходимости реформы политической системы – как раз в том духе, о котором говорил корреспонденту «Ведомостей» Гицба.

«Не должна пострадать президентская власть»

На следующий день меня принял в парламенте уже депутат Кварчиа. Это крупный серьезный пожилой мужчина в темном костюме. «Вот сейчас прибираемся. Мой кабинет – единственный, который [протестующие] не тронули», – говорит он с гордостью. Хотя вряд ли бы протестующие стали трогать его кабинет, если он был одним из их лидеров.

Кварчиа закуривает тонкие сигареты. У него мало времени для разговора со мной. Он поглядывает на часы. К двери кабинета депутата подходят и время от времени озабоченно заглядывают в помещение бородатые серьезные люди, разных возрастов, но почти все – в кожаных куртках.

Мнения депутата об инвестсоглашении в том виде, в котором оно должно было быть принято, а также о необходимости урезать полномочия президента перекликаются с мнениями Гицбы, своего коллеги по протестам Ардзинбы и Роланда, везшего меня из Гагры в Сухум. По словам Кварчиа, первый президент Ардзинба был «герой» и его суперполномочия были оправданы. Оправдано были и сопоставимое влияние второго президента Сергея Багапша.

«Но сегодняшний пример показывает, что, наверное, пока наш народ не начнет разбираться и быть разборчивым в выборе президента, те новшества, которые предлагают ребята (речь идет о Манифесте реформ от 20 ноября) в изменении конституции, реформы, реформировании существующей власти, разбалансировки или, наоборот, балансировки этой власти, имеют право на существование», – считает Кварчиа. Но он уточняет, что в будущей реформе «не должна пострадать президентская власть».

Соглашение с Бжанией он называет «консенсусом» и «соломоновым решением». «Я не говорю, что это жизнеспособно, но это то, что дало нам возможность сегодня успокоить обе стороны и приступить к выборному процессу», – указал Кварчиа.

Вопрос инвестиционного соглашения с Россией в том виде, в котором его хотел утвердить Бжания, оппозиционный депутат обсуждает с жаром. Он настаивает, что сорванное соглашение «убило» бы туротрасль в Абхазии – «бюджетообразующую».

Он привел в пример некоего абхазского бизнесмена, который выкупил заброшенный советский санаторий войск РВСН и после этого стал «демпинговать», пока «весь мелкий бизнес в округе не вымер». При этом Кварчиа предлагает российским инвесторам вкладываться в другие, менее чувствительные для абхазов с точки зрения прибыли отрасли – сельское хозяйство, информационные технологии, газификацию и генерацию электроэнергии.

Последнее не случайно. Каждый день в Сухуме минимум три-четыре раза можно заметить отключения электроэнергии, особенно вечером – когда внезапно целый квартал погружается во тьму. В кафе у заброшенного здания совмина женщины-официантки сетуют друг другу на отключения и тарифы на свет.

«Места всем хватит»

Вечером 21 ноября состоялось заседание Координационного совета оппозиции по выходу из политического кризиса, где обсуждались судьба инвестиционного соглашения и забора вокруг правительственного квартала. Там решили направить обращение в парламент, чтобы «снять раз и навсегда» вопросы забора и «антинародных инициатив».

На площади Свободы у совмина медленно проезжает трактор с прицепом, загруженным дровами, – в сторону Нового Сухума. По центру неспешно проходят редкие отдыхающие, работают кафе, рестораны. Дорогие западные машины премиум-класса, некоторые без глушителей, резко разгоняются по центральным улочкам, маневрируют.

У полузаброшенного советского здания Морского вокзала, стилизованного под туристический пароход, первый этаж – как и у многих полузаброшенных зданий в центре Сухума – рабочий. Там кафе и рестораны, как и в гостинице «Абхазия», стоящей уже годы без окон (но ее начали реконструировать).

Солнце садится в лениво шуршащее море, между посаженными в советское время пальмами. Это делает Сухум похожим на Майами. Если бы только не следы разрушений и упадка. У Морвокзала – рыбаки. Они оказались менее категоричны, нежели депутаты, по вопросу об инвестсоглашении.

«Да эта оппозиция, они сами связаны с турбизнесом, поэтому и боятся и против. Пусть русские строят, места всем хватит. Зажили бы нормально. А то теперь вот с электричеством могут быть перебои. Москва может не забыть такого», – говорит пожилой абхаз с удочкой – свое имя он говорить не стал.