30 лет разгону Верховного совета России: что говорят участники событий

Осенью 1993 г. в стране разразился политический кризис, который завершился расстрелом Белого дома, или, как его тогда называли, Дома Советов. 21 сентября, после длительного противостояния парламента и президента, Борис Ельцин подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Этим указом он распустил Верховный совет (ВС) и назначил выборы «нового парламента Российской Федерации» – Федерального собрания. Фактически это предполагало введение президентского правления до декабрьских выборов депутатов.

Конституционный суд под председательством Валерия Зорькина немедленно признал указ Ельцина неконституционным. А президиум ВС во главе с Русланом Хасбулатовым принял постановление о прекращении полномочий Ельцина и назначении вице-президента Александра Руцкого исполняющим обязанности главы государства. Противостояние двух ветвей власти, которое ощущалось и в регионах, привело к уличным столкновениям в Москве, которые шли с переменным успехом, пока верные президенту войска 4 октября не взяли Белый дом. За время кризиса в столице погибло 158 человек, 423 получили ранения.

Новый парламент был избран 12 декабря 1993 г. Тогда же прошел референдум по новой Конституции, которая сформировала на годы вперед существующий баланс между ветвями власти. «Если бы Ельцин за день пригласил меня к себе и сказал, что намерен подписать такой указ [№ 1400], мы бы договорились, – рассказывал газете «Коммерсантъ» спустя 20 лет после противостояния Хасбулатов. – Я не цеплялся за свою должность и предотвратил бы вселенский позор. <...> Досрочные выборы президента и парламента могли бы разрешить ситуацию».

«Ведомости» спросили у участников событий 30-летней давности, как изменилось их отношение к кризису 1993 г.

Александр Руцкой

Тогда: первый и последний вице-президент России. Был арестован в 1993 г., но полгода спустя амнистирован. С 1996 по 2000 г. – губернатор Курской области

Сейчас: выступает «как обозреватель актуальных событий»

– Я их воспринимаю точно так же, как и все. Я назову несколько цифр: 147 миллиардеров, 408 000 долларовых миллионеров и 50 млн людей, сводящих концы с концами. Ну, хорошо? В чем дело? Дело в либеральных реформах, которые сначала называли демократическими, вот он – итог после 1993 г. Самый главный аргумент был у Ельцина, которым он обосновывал свои действия в сентябре – октябре 1993 г.: Верховный совет мешает проводить экономические реформы. Прошло пять лет, 1998 год – дефолт, страна не способна платить ни по внутренним, ни по внешним долгам. Когда эту тему переводят в плоскость политических воззрений, поливания друг друга грязью, я занимаю другую позицию: смотрю на результат. Можно ли назвать те цифры, которые я озвучил, положительным результатом?

– О причинах тех событий сам Ельцин говорил: ему мешал Верховный совет проводить экономическую политику, это был его главный аргумент. Оценку вынес Конституционный суд.

– Страна не вынесла абсолютно никаких уроков. Посмотрите на соотношение доллара к рублю и ключевую ставку в ЦБ. Залогом стабильности любого общества является средний класс, ну и где он? Возьмем в пример авиапром: до 1985 г. мы поставляли в 70 стран самолеты гражданской авиации, сегодня мы это делаем?

– А у меня был такой шанс в 1998 г. в Нижнем Новгороде, нос к носу встретились. Я ему говорю: «Борис Николаевич, кто в конце концов оказался прав?» Он ответил: «К глубокому сожалению, вы».

Илья Константинов

Тогда: во время путча принимал участие в организации обороны здания Верховного совета. В 1990–1993 гг. был членом ВС. После указа Ельцина о роспуске Верховного совета начал формирование боевых дружин защитников Дома Советов и принимал участие в его обороне. С 2008 по 2011 г. состоял в «Справедливой России». Участвовал в «Русских маршах»

Сейчас: пенсионер, комментирует актуальные события

– Спустя 30 лет я воспринимаю события сентября – октября 1993 г. как поворотный момент в современной истории России. Я считаю, что именно тогда решался вопрос о пути развития нашей страны, пойдет ли она в сторону парламентской республики. Это был главный вопрос, который в тот момент решался, и решился он вполне определенным образом.

– Причины тех событий неоднозначны. Хотя многие и говорят о борьбе личностей, о противоречии ветвей власти, борьбе идеологии и мировоззрения, тем не менее я считаю, что не это послужило главным катализатором такого острого кризиса, перешедшего в силовое противостояние. Я считаю, что главный вопрос того момента – вопрос о приватизации: формах, методах, сроках выгодополучателей.

Вопрос стоял о социальном устройстве нашего общества, кто будет снимать сливки. Именно он придал происходящему такую остроту, он был главным для масс: ни для Ельцина и Хасбулатова, ни для правительства и Верховного совета, а для рядовых участников конфликта. Это было важно для тех, кто выходил на защиту Верховного совета с одной стороны, для тех, кто собирался вокруг Моссовета по призыву Гайдара с другой стороны. Глубинный раскол общества был связан именно с этим вопросом: как проводить приватизацию, в интересах меньшинства или в интересах большинства?

На мой взгляд, это стало главной причиной деградации нашей страны и ее архаизации, а также определенного морального упадка. Миллионы людей, которые в начале перестройки поверили, что все происходящее делается для их блага, в итоге оказались обманутыми и позже, чем нужно было бы, осознали это. И когда они осознали это, наступил внутренний слом: слом не одного или двух людей, а слом в душе целого народа. Как следствие – страшная демографическая катастрофа, ставшая следствием этого жутчайшего разочарования, посеявшего в душах людей неверие и эгоизм, разобщенность и атомизацию.

– Мне представляется, что государство-то вынесло определенные уроки из того кризиса, эти уроки состоят в том, что нельзя доводить дело до противостояния ветвей власти. Но вынес ли из этой катастрофы соответствующие выводы народ – в этом я не уверен. Не могу гарантировать, что подобные кризисы не будут происходить и в дальнейшем. Дай бог, чтобы я ошибался.

– Я был в «Останкино», приехал туда по просьбе Руцкого для того, чтобы договориться о его выступлении в прямом эфире. Собственно, задача людей в «Останкино» заключалась именно в этом: добиться выступления Руцкого. Страна же не знала, что происходит в Москве, СМИ работали только в одну сторону. Я зашел в здание телецентра, там стояли вооруженные люди с автоматами, показал свой депутатский пропуск, представился, сказал, что мне нужно переговорить с руководителем телецентра. Один из офицеров снял трубку внутренней связи, позвонил наверх, ему что-то сказали, затем он снял с плеча автомат, снял автомат с предохранителя, ткнул мне его в грудь и сказал: «У вас три секунды, чтобы убраться». Вот примерно так начинался этот ужасный день в «Останкино», закончившийся кровопролитием и гибелью нескольких десятков людей, среди которых было много случайных.

Запомнил и такой момент. По улице шел подвыпивший мужчина с баяном в руках и двумя женщинами под руку и пел «Славное море – священный Байкал». Уже вокруг стреляют, падают люди, но он сильно выпил и ничего не видел и не понимал. Ему кричат: «Стой, тебя убьют!» Женщины-то сообразительные, разбежались в разные стороны, а он продолжал «Славное море – священный Байкал». И тут его перерезала буквально пополам очередь из крупнокалиберного пулемета.

Другой момент: как случайный прохожий, не участник митинга, увидев, что на площади много раненых, которые просят о помощи, вскочил на водовоз, задним ходом под огнем из автоматов подъехал к одному из раненых, выскочил, затащил его в кабину и вывез из-под обстрела. Случайный человек, обычный герой.

– Я бы ему сказал: «Борис, ты был не прав».

Игорь Харичев

Тогда: сотрудник администрации президента. По итогам событий 1991–1993 гг. издал мемуары

Сейчас: прозаик, публицист, общественный деятель, секретарь Союза писателей Москвы

– Я воспринимаю их как такую трагедию, которую, к сожалению, нельзя было миновать.

– Проблема была в том, что в нашей стране люди не умеют идти на компромиссы. Если вопрос серьезный, то отсутствие такого мнения и желания искать компромиссы приводит к столкновениям, они могут быть даже кровавыми. Тогда не удалось договориться по какому-то единому подходу и фактически была реальная опасность начала гражданской войны. Этот вариант обернулся кровью, но он предотвратил вариант еще большей крови, хотя он был реален.

– По большому счету скажу, что скорее не извлекла. Естественно, страна большая, есть люди, которые и тогда понимали, что происходит, кто-то это позже понял, но в целом, мне кажется, до сих пор подавляющее большинство наших граждан считают, что пойти на компромисс – это проявить слабость, что надо стоять на своем. Если каждый стоит на своем, то это и приводит к определенным обстоятельствам, серьезным столкновениям.

Андрей Нечаев

Тогда: экс-министр экономики из правительства Гайдара

Сейчас: эксперт, председатель партии «Гражданская инициатива»

– Это, безусловно, была трагедия, которая во много наложила отпечаток на все дальнейшее развитие страны.

– Причины очевидны: это была попытка со стороны руководителя Верховного совета и президента бороться за власть. Наверное, можно даже элементы государственного переворота в этом усматривать. Это была попытка борьбы за власть, другой вопрос, можно ли было найти какой-то мирный способ разрешения конфликта или расстрел парламента был единственным вариантом? Я не уверен, что он был единственным. Наверное, надо было как-то пытаться найти мирный компромисс дальше.

– Мне кажется, что исполнительная власть совершенно не готова была к такому развитию событий. Когда был объявлен этот знаменитый указ президента № 1400 о роспуске Верховного совета, я был на дне рождения, но все бросил и поехал на Старую площадь, хотя я уже был не в правительстве, и там была очень расслабленная, я бы сказал, атмосфера. Никто воевать не собирался, никаких позывов к гражданской войне [не было]: я и к Гайдару зашел, и к Черномырдину зашел. Ну, там милиционеры закладывали мешочки с песком, не более того. В целом обстановка была достаточно мирная, и я даже успокоился и вообще уехал на конференцию, на которую давно планировал уехать. Сами эти события я наблюдал из-за рубежа, с этой конференции. Поэтому мне кажется, такое развитие событий не было предопределено изначально. Президент, конечно, должен был как-то реагировать на попытки захвата власти, но дальше что получилось, то получилось.

– Я бы сказал ему слова благодарности за те реформы, которые мы провели под его руководством, за то, что он положил свою невиданную популярность на алтарь этих реформ.

– В данном случае трудно говорить о стране в целом, потому что она разная, но, несомненно, мы пропрезидентской Конституции обязаны этим событиям.

Григорий Явлинский

Тогда: публичный политик. После начала кризиса призвал участников конфликта отказаться от взаимных претензий и назначить досрочные выборы президента и парламента. После начала столкновений, в ночь с 3 на 4 октября, выступил с обращением по РТР с призывом к Ельцину подавить мятеж

Сейчас: публичный политик

– Я воспринимаю эти события как очень болезненные и драматичные. Погибли люди – по официальным данным, 158 человек, но сколько было жертв на самом деле, никто точно не знает.

Кроме того, эти события имеют большое значение для истории современной России. До сих пор официально не объясняется причина произошедшего. А причина в неграмотных, ошибочных реформах, которые проводились в то время.

В 1991 г. страна полностью поддерживала Бориса Ельцина, особенно после фактически бескровного провала ГКЧП. А в 1992 г. реформы проводились таким образом, что к концу года инфляция достигла 2600%. И произошло это потому, что была допущена необъяснимая с профессиональной точки зрения ошибка: почти полная либерализация цен в один день в условиях сверхмонополизированной государственной экономики.

Кроме того, произошел разрыв многих экономических связей между предприятиями, потому что Россия отказалась от экономического договора между республиками бывшего СССР, хотя Ельцин подписал этот договор в октябре 1991 г.

И неудивительно, что, столкнувшись с гиперинфляцией в 2600%, т. е. после увеличения цен в 26 раз (инфляция в декабре 1991 г. составляла примерно 14%), люди в 1993 г. спросили: «Это что же вы такое, Борис Николаевич, нам устроили?» А в ответ так называемые молодые реформаторы уговорили Ельцина отвечать всем, кто задавал этот справедливый вопрос, что они «антиреформаторские силы».

Как известно, в апреле 1993 г. прошел референдум, на котором люди сказали, что готовы к продолжению реформ, но только так, чтобы они не перерастали в конфликт и погром.

Таким образом, значение событий 1993 г. в том, что нужно извлекать уроки из своих ошибок и не повторять их. А если эти ошибки будут повторяться, то расплата будет очень-очень тяжелой. До сих пор еще мало у кого есть понимание, что следствием ошибок и преступлений 1990-х стала система, которая привела Россию туда, где мы сегодня находимся.

– Это не была только моя инициатива. Я участвовал в работе группы общественных деятелей, которые хотели избежать конфликта и предложили программу проведения досрочных выборов. Это могло бы помочь избежать вооруженного конфликта. Но Ельцин отказался от такого сценария.

Кто бы мог стать заменой Ельцину, сейчас трудно сказать. Заменой мог бы быть такой авторитетный человек, как Юрий Афанасьев, или Анатолий Собчак, или кто-то из известных правозащитников, например Сергей Ковалев.

– Я сожалею, что все это тогда случилось. В ночь на 4 октября я выступил с таким призывом потому, что люди, находившиеся в Белом доме, вышли за его пределы, и начались вооруженные беспорядки, т. е. начиналась гражданская война.

Накануне, 3 октября, я был в Белом доме, разговаривал с Руцким и предлагал ему выйти, вывести людей и участвовать в выборах. А он сказал, что в Белом доме собралось много вооруженных людей и он на них влиять не может. Было понятно, что это криминальные и полукриминальные элементы. Они и вырвались с оружием в руках на улицы Москвы.

У меня тогда офис был в здании СЭВ, напротив Белого дома, и они въехали в это здание на грузовике через стеклянные двери. А перед тем как я выступил на телевидении, мне пришлось долго пролежать на земле под обстрелом у здания второго канала на ул. Ямского Поля.

Дело шло к настоящему гражданскому столкновению по всей стране, поэтому насилие на улицах нужно было останавливать немедленно. Конечно, я не мог себе представить, что подавлять эти выступления будут в виде танкового обстрела Белого дома.

В конечном счете все-таки Ельцин выступал за новую, современную, либеральную, демократическую Россию – по крайней мере, он был символом движения к этому. А его оппонентами с той стороны были баркашовцы, генерал Макашов, ортодоксальные коммунисты...

– Я требовал проведения парламентского расследования, и, кстати, в том выступлении по телевидению в ночь на 4 октября я говорил, что вот сейчас нужно остановить гражданскую войну, а потом провести расследование. Но эту часть выступления в эфир не дали.

И поскольку мы [«Яблоко»] создали фракцию в новом парламенте, первое, что мы сделали, – внесли постановление о проведении парламентского расследования, и Дума приняла его.

И тогда, выступая перед депутатами, я говорил, что в Уголовном кодексе есть статья о доведении до самоубийства, а мы должны расследовать, как власти могли довести страну до братоубийства.

Но молодые реформаторы и Ельцин, понимая, что речь идет о них, предложили коммунистам сделку. Они пообещали выпустить всех, кого арестовали из Белого дома, в обмен на то, что Дума прекратит расследование. Это поддержал, естественно, Жириновский, чья фракция имела огромное присутствие в первой Думе.

И вот тот факт, что не было никакого парламентского расследования, – это тот урок, который страна не вынесла из этой ситуации...

На выборах 1993 г. в Госдуму «Яблоко» категорически не поддерживало голосование за проект Конституции. Тем более что Конституция была принята с использованием хитрости. Для ее принятия нужен был референдум, на котором за проект должны были проголосовать более 50% от общего числа избирателей. Вместо этого прошло обычное голосование, где решение принималось 50% голосов от пришедших на избирательные участки.

Мы в «Яблоке» были против такого Основного закона, и нас за это чуть было не сняли с выборов в Госдуму. Ельцин требовал, чтобы во время избирательной кампании вообще не обсуждался проект Конституции, а мы заявляли, что нас не удовлетворяет процедура подготовки и принятия проекта, а также ряд его положений. Мы предлагали передать проект во вновь образованное Федеральное собрание для широкого общественного обсуждения, внесения изменений, вынесения проекта на настоящий референдум. А после принятия Конституции должны были бы пройти новые выборы. Этот процесс должен был быть запущен, он занял бы около двух лет.

Но от этого отказались – и Конституцию приняли.

Лев Пономарев (признан иностранным агентом)

Тогда: член партии «Демократическая Россия». Пономарев стал одним из участников встречи Ельцина с представителями демократических партий, в ходе которой президент пообещал не штурмовать Белый дом и не распускать местные советы

Сейчас: признан иностранным агентом

– В основном моя позиция не изменилась: это были трагические события, они имели объективные причины. Я выбрал сторону Бориса Ельцина, тогда другого варианта не было. Реакция на эти события неоднозначная, но тогда были жертвы даже среди невиновных людей. То есть погибли не те негодяи, которые организовали путч против законной власти, а те, кого вообще не позвали на защиту парламента. До сих пор непонятно, кто стрелял: защитники Белого дома, представители власти или провокаторы. Скорее всего, провокаторы.

– Стоит начать с 1990 г. В этом году мирно произошла демократическая революция, этому способствовала и позиция СССР, и позиция Михаила Горбачева, поэтому он не применял силу и способствовал демократическим выборам. Блок «Демократической России», который я создавал с друзьями, победил на выборах <...> Демократическое правительство в первые два года сделало много: создало нормальное законодательство демократического государства, создали основные демократические институты – вплоть до суда присяжных. Но сразу же появились экономические трудности: денег нет в кассе, коммунисты всё куда-то дели. В Москве был запас муки для выпечки хлеба на трое суток, понимаете? Это стало отражаться на поведении депутатов, люди требовали от них изменений. Стало понятно, что надо менять законодательство: оно оставалось советским. Появился президент, а полномочий у него не было. Наступал ключевой момент: надо было убрать фразу «вся власть принадлежит Съезду народных депутатов».

Тогда Руслан Хасбулатов решил помериться властью с Ельциным. Выдвигалась идея отставки президента, тогда это можно было сделать большинством голосов. Ельцин был хорошим политиком, он маневрировал и пытался найти компромисс. Последняя его попытка была в 1993 г.: он решил провести референдум («да – да – нет – да»), по итогам которого он с небольшим перевесом набрал большинство голосов. Он успокоился и подумал, что очередной попытки его снять не будет – это была большая ошибка. Но я [и мои товарищи] понимали, что она будет. Я считал, что этого допустить нельзя. Это нелепо, потому что народ ему все-таки доверяет, надо искать другие выходы через договоренности.

Возник кризис, и у Ельцина не было выбора. Он понимал, что планируется попытка его отставки, и не мог отдать свою власть, поэтому он решился на разгон ВС, подписав указ о прекращении его деятельности. Он предполагал, что будут выборы новых народных депутатов, говорил об этом.

Разогнанные депутаты не хотели покидать здание Белого дома, но радикализм тех, кто остался в Белом доме, увеличивался. Они призывали к беспорядкам, но, конечно, больших беспорядков не возникло – как в 1991 г. не вышли сотни тысяч человек. Тем не менее у них было оружие – баркашовцы пронесли его через подземные коммуникации. Они были достаточно агрессивны, но все это продлилось сутки-двое.

3 октября 1993 г. кризис обострился: они вышли из Белого дома и захватили здание мэрии, которое находилось рядом с ним, применяли насилие, избили охранников и приняли решение идти штурмом на «Останкино». Там было мало охраны, правительство не успело поставить ее там, все это было очень быстро и неожиданно. Тогда возникла перестрелка, погибли первые люди. При этом военные не отказывались вмешиваться в это дело, наученные опытом 1991 г. Ельцин и его окружение тоже не могли принудить военных к тому, чтобы они применяли более решительные действия.

Когда стало ясно, что толпа собирается захватывать власть, мы, представители «Демократической России», поняли, что сами должны призвать своих сторонников, Ельцин не призывал. Мы обратились к москвичам, чтобы они выходили на защиту власти. В девять часов вечера мы уже выступали на студии «Эхо Москвы», на резервной студии «второго канала»– они покинули «Останкино», понимая, что там начинается реальный бой. Мы обратились по радио к людям, чтобы они вышли, – и народ вышел в большом количестве, возникла реальная возможность гражданского противостояния.

Очевидно, что у всех было оружие в небольшом количестве, снайперы стреляли с крыш, были расстреляны несколько человек. Стоял вопрос о том, чтобы раздать оружие тем, кто защищает власть. Я в этом не участвовал, но Гайдар точно говорил, что есть возможность. В этот момент военные «проснулись»: один танк приехал и сделал несколько выстрелов «болванками». Возник пожар, группа «Альфа» пошла на штурм Белого дома уже без всякого. Внутри никто не сопротивлялся, все депутаты, которые призывали бомбить военных и Кремль, быстро и спокойно сдались, а потом были арестованы. 4 октября это все закончилось, гражданского столкновения не произошло.

Скорее всего, все силовики были готовы сдать Ельцина, мы это видели. Я, помню, звонил руководителю КГБ Московской области, спрашивал: где твои люди, почему их нет вокруг Белого дома? Получил невнятный ответ про то, что нет оружия и ждем [когда обстановка прояснится]. Все силовики уклонились от участия в защите демократической власти, это был ответ гкчипистов, думаю, Хасбулатов и Руцкой уже тогда готовились к тому, чтобы уничтожить демократическую власть.

Если бы во главе страны оказались эти два человека <...> между ними наверняка происходило бы разделение властей – и Россия развалилась бы в 1993 г. Постепенно мы теряли возможность общаться с Ельциным, после 1993 г. контакты были прекращены.

– Нужно разделять Ельцина до 1993 г. и после. Понимаете, я сам ушел в оппозицию, только когда началась война в Чечне. Так вот, если бы я встретился с Ельциным после 1993 г., я бы постарался его предупредить не замыкаться от политически активной части населения. Я бы сказал ему: сохраняй движение «Демократической России», помогай ему. Гайдар его разрушил, а Ельцин на это смотрел равнодушно. Гайдар мне говорил: «Лев, у коммунистов нужно брать лучшее – дисциплину, «ДемРоссия» – рыхлое движение. Я буду создавать свою партию, а «ДемРоссии» я доверять не могу».

– История доказывает, что наша страна выучивает уроки. Мы принадлежим к европейским народам и должны пойти по их пути.