Эксперты считают трагедию в Керчи следствием общей атмосферы в стране
В результате стрельбы и взрыва в техникуме погибло как минимум 19 человек, более 50 ранены
В Керчи в среду произошла самая кровавая в истории России трагедия, связанная со стрельбой в учебных заведениях. Учащийся 4-го курса местного колледжа 18-летний Владислав Росляков взорвал в столовой самодельное взрывное устройство, начиненное металлическими предметами, и открыл огонь из ружья. В результате, по предварительным данным, погибло 19 человек, около 50 ранено. Первоначально Следственный комитет (СКР) возбудил уголовное дело по ст. 205 УК (теракт), но уже через час переквалифицировал его на ч. 2 ст. 105 УК (убийство двух и более лиц общеопасным способом).
Росляков, по данным СКР, пришел в колледж непосредственно перед происшествием, и, судя по записям камер видеонаблюдения, у него в руках уже было ружье. После взрыва и расстрела учеников он совершил самоубийство – его тело было найдено в одном из помещений колледжа. ТАСС со ссылкой на источник в силовых структурах сообщил, что специалисты обезвредили второе взрывное устройство, которое нашли рядом с вещами Рослякова.
Уполномоченный по защите прав ребенка в Крыму Ирина Клюева сказала «Интерфаксу», что Росляков как раз в октябре получил разрешение на использование охотничьего оружия. Нужно посмотреть, какому влиянию мог подвергнуться студент в соцсетях, добавила Клюева.
В Госдуме на крымские события отреагировали предложениями о новом ужесточении законодательства. Председатель комитета по безопасности Василий Пискарев сообщил, что его комитет уже направил на согласование в МВД законопроект, усиливающий наказание за незаконное изготовление взрывных устройств. Он также напомнил, что 11 октября Дума приняла в первом чтении законопроект об ускорении блокировки сайтов, подстрекающих детей к самоубийству или преступлениям.
До сих пор первым и единственным в России случаем использования в школе огнестрельного оружия была трагедия в московском районе Отрадное, где десятиклассник Сергей Гордеев в 2014 г. застрелил учителя и открыл огонь по прибывшим по вызову полицейским, убив одного и ранив другого. В то же время с начала 2018 г. произошло уже четыре инцидента, когда ученики нападали на школьников и учителей в помещениях учебных заведений, используя холодное или пневматическое оружие. Наибольшее число пострадавших было зафиксировано в Перми, где в январе двое подростков нанесли ножевые ранения девяти ученикам и учительнице.
Хотя охрана школ не смогла предотвратить ни одного из этих нападений, это не означает, что она не нужна, говорит сотрудник МВД, пожелавший остаться неназванным. Понятно, что предотвратить суицидальные нападения учащихся на свои школы в стиле «колумбайн» (по названию американской школы, где в апреле 1999 г. двое старшеклассников расстреляли учеников и учителей и затем покончили с собой. – «Ведомости») ни усиление охраны, ни ужесточение правил контроля за оружием не помогут. После школьных инцидентов с пневматическим оружием Росгвардия предлагала ввести разрешительный порядок его продажи, а за нападением в Керчи могут последовать предложения о повышении возраста для законного приобретения оружия, предполагает собеседник. Он уверен, что, хотя проверить информацию о том, как Росляков получил оружие и собрал бомбу, действительно необходимо, решить проблему школьных расстрелов можно не только ужесточением контроля за оружием, но и комплексными мерами по усилению контроля за учениками, включая работу психологов и контроль над соцсетями.
Школьные расстрелы – относительно недавнее явление в России и с субкультурой, которая их поощряет, надо решительно бороться, говорит собеседник.
Ни один психолог на расстоянии не скажет о мотивации конкретного действия того или иного подростка, указывает завкафедрой психологии личности факультета психологии МГУ Александр Асмолов: «Но общая ситуация в стране с разжиганием ненависти и поиском врагов становится предпосылкой к тому, что подростки все больше склонны реализовывать самые страшные образцы поведения по отношению к другим людям». В российском обществе агрессия зашкаливает и «проплескивается» через тот возраст, который психологи всегда называли возрастом бури и натиска, отмечает психолог: «Когда для каждого подростка главное – утверждение себя, чтобы его заметили и увидели, это ключевые характеристики поиска своего «я» в сложнейшем из возрастов. Когда эти поиски фрустрируются, когда подростковая жизнь совпадает с непонятностью в жизни страны, резким ростом неопределенности того, что будет не то что завтра, а через час, все это приводит к колоссальной невротизации и вспышке тревожности».
Главный риск в этой ситуации – продолжение курса на позиционирование молодежи как неполноценных людей, нуждающихся в опеке и контроле, считает политолог Михаил Виноградов: «Например, предложение наказывать за вовлечение несовершеннолетних в несанкционированные митинги фактически исходит из того, что подростки не способны сами принимать решения. Акцент на разрыве поколений и восприятии молодежи как людей второго сорта будет легко считываться молодым поколением. При этом исследования показывают, что различия между отцами и детьми в последние десятилетия снижались». Эксплуатация гипертревожности родителей за детей возможна, говорит Виноградов: «Есть риск, что эту ситуацию будут использовать для очередного ужесточения разных норм, хотя это скорее возможность поразмышлять над надуманностью ограничений. Разумнее подумать о том, что искусственные запреты (вроде мобильных телефонов в школах) создают точки напряженности. Однако в дискуссиях о воспитании молодого поколения в России не принято приглашать молодежь к равноправному участию и учитывать ее точку зрения».
Общественная экзальтация, которую мы наблюдаем в последние годы, не может не сказываться на умах подростков, полагает политолог Константин Калачев: «Происходит возведение дерзости в абсолют в том числе и в масштабах государства. Наша страна ведет себя дерзко на мировой арене, и очевидно, что в последние годы насаждались ценности, которые кто-то может воспринимать как культ силы. Это отличает нашу страну от тихих европейских стран и делает ее похожей на США – око за око, зуб за зуб. Когда сила воспринимается как неотъемлемое качество и единственное, за что уважают, то ничего другого ждать не стоит». Такая трагедия могла быть где угодно, люди с психическими отклонениями есть везде, просто где-то им помогают, а где-то они покупают ружье, оговаривается Калачев: «Когда все труднее отличить нормальных людей от психически больных, когда на программах федерального телевидения все бьются в истерике, это психически больных людей убеждает, что не им помощь нужна, а что остальные ненормальные».
